Клады Цусимы и исчезнувшее золото адмирала Колчака - Владимир Виленович Шигин

деньгами получил приказание поехать в Сайгон, где должен ожидать нас. Интересное путешествие solo с большим мешком золота».

Такова, в общих чертах, история происхождения золота на борту транспорта «Иртыш». Но почему после прибытия мичмана Графа, доставленное им золото, не было распределено по кораблям эскадры, для чего, собственно говоря, оно и предназначалось? Ответа на этот вопрос у нас нет, да и вряд ли уже будет. Можно лишь предположить, что к моменту прибытия Графа, эскадра уже собиралась сниматься с якоря, чтобы идти на прорыв во Владивосток. В данной ситуации, ни командующему эскадрой, ни командирам кораблей было уже не до привезенного «расходного золота». На оставшемся отрезке пути никаких заходов в порты более не предусматривалось, а значит, и тратить деньги командам было просто некуда. Зато ожидалось генеральное сражение, к которому все и готовились. Думается, что вопрос о золоте вице-адмирал Рожественский просто отложил до момента прибытия во Владивосток. То, что он так и оставил золото на «Иртыше», можно объяснить тем, что командующий не мог знать, как сложится предстоящее сражение и где, поэтому, золото будет в большей безопасности. Поэтому, не замарачивая себе голову, он приказал оставить золото там, где оно было в настоящий момент. Кроме всего этого, думаю, что в тот момент Рожественский меньше всего думал о золоте для карманных расходов личного состава эскадры… На кону в те дни была судьба самой эскадры, а вместе с ней судьба всей войны и мирового престижа России!

* * *

В первые минуты Цусимского сражения артиллерийские наводчики «Иртыша» держали на прицеле один из японских крейсеров, но не стреляли. Капитан 2 ранга Ергомышев не без оснований полагал, что несколько мелкокалиберных пушек его транспорта ничего не изменять в начавшемся противоборстве броненосцев. Зато несколько даже случайных попаданий в набитый углем снарядами транспорт уничтожат его в несколько минут. Впрочем, японцам тоже было пока не до «Иртыша». Весь свой огонь они сосредоточили против наших броненосных сил.

Стараясь не оказаться на линии огня, «Иртыш» сначала пристроился к броненосному крейсеру «Дмитрий Донской», затем к «Авроре», но это прикрытие не было надежным. Тогда Ергомышев решил выйти из района боя и самостоятельно проскользнуть пролив.

Но «Иртышу» не повезло. Один из японских крейсеров, между делом, дал по нему вдогонку несколько залпов тихоходному транспорту. Этого для транспорта оказалось достаточно. «Иртыш» получил несколько пробоин. В трюм хлынула вода. Судно сильно накренилось. В машинном отделении лопнул паропровод, пока ликвидировали аварию, стала прибывать вода, запустили водоотливные насосы.

Но Ергомышев не оставлял надежды на прорыв. Вскоре «Иртыш» повернул на ост. Ергомышев рассчитывал, что этот курс достаточно безопасен, что с наступлением вечерних сумерек судну удастся удалиться на несколько десятков миль от района боя.

К утру следующего дня «Иртыш» почти потерял ход, водоотливные средства уже не справлялись с откачкой воды из трюмов. Попытка выправить крен тоже не удалась. Шансов дойти до Владивостока, таким образом, не было никаких. Было решено продолжать идти во Владивосток, но держаться недалеко от японского берега, чтобы в случае чего спасти команду. Спустя некоторое время на транспорте еще раз лопнул паропровод. Пришлось вывести из рабочего режима один из котлов. Получили серьезные ранения и ожоги вахтенные машинисты. Вода в кочегарке поднялась к топкам… Это был конец. Ергомышев приказал направить судно к японскому берегу.

Через пару часов транспорт «Иртыш» встал на якорь в полутора милях от рыбацкого селения Гоцу.

Судовой лекарь Иосиф Делялич-де-Лаваль, вернувшись из плена раньше своих соплавателей, в медицинском отчете так описал гибель «Иртыша»: «…15 мая утром стало очевидным, что транспорт «Иртыш» продержится на воде недолго. И поэтому решено было в 9 час. утра повернуть к ближайшему берегу и высадить на него весь состав транспорта. Около часа пополудни, приблизившись к берегу Японии (западный берег остр. Ниипона), бросили якорь и спустили почти целые шлюпки. Спущенный же паровой катер скоро затонул, наполнившись водой через пробоины. Пополудни началась погрузка раненых на баркас, которая продолжалась более двух часов. Вечером того же дня весь состав транспорта высадился на западный берег Ниипона. Транспорт «Иртыш», как говорили, утонул в ночь с 15 на 16 мая, приблизительное место гибели находится на 35°2 северной широты и 132°8 восточной долготы от Гринвича».

Из воспоминаний К. Графа: «Бедный, бедный «Иртыш», недолго ты послужил в русском флоте, недолго на твоей корме развевался Андреевский флаг (…) Пока плыли, никто не спускал глаз с «Иртыша», ожидая его «последнего вздоха», но он пока продолжал печально стоять, уткнувшись носом в воду. Лишь Андреевский флаг слабо колыхался на корме».

Обратим внимание, что команда покидала судно организованно, без всякой паники. Противник в тот момент транспорту ни коим образом не угрожал. В данных условиях командир транспорта должен был бы обязательно сохранить свой самый главный юридический документ, по которому будут судить обо всех его действиях во время плавания и, особенно, во время сражения. Спасение вахтенного журнала во все времена и на всех флотах мира есть дело первостепенное. Но судьба вахтенного журнала транспорта «Иртыш», тем не менее, не известна. По крайней мере, в объяснительных записках уцелевших членов команды транспорта о нем нет никаких упоминаний. Скорее всего, он погиб вместе с судном. Впрочем, нельзя исключить, что журнал был поднят японцами, прочитан, после чего японские водолазы уже и начали целенаправленные работы в каюте командира «Иртыша», где вскрыли сейф и достали лежавшее там золото. Однако и здесь не все так просто.

Думается, что перед тем как покинуть борт своего судна, скорее всего Ергомышев уничтожил вахтенный журнал. Почему он должен был так поступить? Высаживаясь на японский берег, командир «Иртыша» не мог не понимать, что вскоре команда будет пленена противником. Разумеется, сохрани он вахтенный журнал, японцы сразу же изъяли бы его и прочитали все, что касается не только всех обстоятельств перехода эскадры, но и все относительно оставшегося на борту затонувшего транспорта груза: угля, снарядов и серной кислоты. Все это представляло для японцев немалый интерес. Понятно, что, высаживаясь на японский берег, Ергомышев не мог взять с собой и самого золота, которое, таким образом, неминуемо оказалось бы рано или поздно в руках японцев.

Разумеется, что в вахтенном журнале было зафиксировано и прибытие на судно мичмана Графа с казенным золотом. Кроме этого должен был существовать и особый акт, которым мичман Граф передавал доставленное золото на хранение командиру корабля.

Не зная итогов сражения и того, что за этим последует, Ергомышев, как офицер, просто не мог передать в руки противника столь важные документы. Если бы он