Живая статуя - Наталья Якобсон

Полукругом расставленные светильники в конце зала тоже вспыхнули, озаряя ступени какого-то возвышения и трон. Откуда в склепе взяться трону? К тому же на нем кто-то сидел, какая-то белая изящная дама. Тонкие пальцы сжимали подлокотники из слоновой кости. Такие же белые, как и все тело, волосы струились по плечам. Кружева платья полностью закрывали ноги и даже краешки туфель. Трудно было поверить, что передо мной всего лишь изваяние. Возможно, только благодаря причудливой игре света и теней, оно казалось мне живым и знакомым.

Я вытянул вперед руку с лампадой. Блики легли на мраморное лицо. Все статуи смотрят на зрителя с таким умилением, а у этой на устах играла лукавая улыбка, а в уголках огромных пустых глаз, кажется, залегли живые и подвижные складки. Любой, увидевший эту статую, непременно бы решил, что она — работа великого мастера. Всякий, увидевший ее, не смог бы в нее не влюбиться, потому она и спрятана в склепе. Здесь она неживая королева среди всего неживого. Я бы сказал, что ей здесь самое место, если бы не узнал ее лицо и ту непередаваемую грацию, с которой могла позировать скульпторам и живописцам лишь одна девушка на земле. Возможно, кто-то из эльфов сделал ее, иначе кто бы еще смог с таким искусством выточить из мрамора черты Розы. Когда я вернусь в империю, придется устроить всем строгий допрос, может, кто-то проболтается и наведет меня на след.

А пока я рассматривал статую, и она казалась мне совершенной. Роза, как будто, снова была со мной. Лишь венец на мраморной головке портил все впечатление. Незнакомая корона на знакомом челе. Камни в ней мерцали и переливались, мелкие бриллианты, алмазы и даже один крупный рубин. Странно, вначале мне показалось, что корона не была настоящей, а так же, как и все изваяние, мраморной. Только моим охочим до забав подданным могло прийти на ум надевать настоящие драгоценности на мраморного идола.

Хоть красавица, что сидит передо мной на троне, и сделана из мрамора, но она копия той, кого я любил. Призрачный голубоватый свет озарил возвышение. Я обернулся на волков и заметил, что они попятились к выходу. Только глаза двух или трех зверей все еще сверкали в уголках, за тронных возвышением, но мне было все равно. Мне ли бояться их и всего того, что может еще обитать в этой гробнице.

— Ты неживая, но я отдам тебе почести, как если бы ты была живой, — едва слышным шепотом обратился я к статуе. Мои губы не шевелились, но голос звучал, и тишина приветствовала тихим смеющимся эхом любые раздавшиеся здесь звуки. Я откинул рукой длинные полы плаща и опустился перед статуей на колени. Уста непроизвольно продолжали шептать ей то ли хвалу, то ли оду, то ли молитву. Я молился королеве всех темных сил, чтобы она явилась передо мной. Та, кого я сам сделал королевой.

Я понимал, что статуя не оживет. Возможно, единственным по-настоящему живым, что было в этом помещении, окажется лампада, которую я поставил на пол рядом с возвышением. Огонь, который зажег я сам, был теплым и подвижным, а свечи полыхали каким-то тусклым, мерцающим, не колеблющимся пламенем.

— Смотрите, у нас гость! — вдруг произнес чей-то тонкий голосок, и волки тихо завыли, причем на такой странной ноте, что их вой казался одобрительным радостным хихиканьем. Может быть, эхо играло такие скверные шутки.

Вдруг мягко зашуршал атлас, и чей-то шлейф скользнул по ступеням.

— Ты пришел сюда, как освободитель или как карающий ангел? — спросил все тот же высокий красивый голос, который, казалось, вот-вот разобьется на звонкий хрустальный смех.

— А может, ты явился сюда, как палач?

Кто-то сильно ущипнул меня в плечо, но не для того, чтобы я обернулся. За моей спиной я бы все равно никого, кроме волков, не увидел. Меня заставляли поднять глаза, чтобы увидеть госпожу этого места. Она стояла передо мной, не статуя, а живая девушка. Я даже глянул на трон за ее спиной, чтобы убедиться, что там по-прежнему не сидит ее мраморная копия. Трон был пуст, а Роза стояла передо мной. Красивая и недосягаемая. Ее глаза смотрели на меня с искоркой веселья и легким сожалением. Локоны заколоты на затылке так, что видна хрупкая шея, словно вызов палачу. Эту шею я бы никогда не посмел перерубить.

— Ты хотел пробудить спящую красавицу или казнить нас всех? — спросила Роза. Она уже спустилась с возвышения и стояла возле меня. Длинный белый шлейф соскользнул с последней ступени и чуть не затушим лампаду.

— Зачем ты сбежала? — без упрека, только с недоумением осведомился я, даже не пытаясь расспросить ее о том, кого она имеет в виду под словом «нас», ведь, не считая волков, гробница пуста. Для меня уже не имело значения, что где-то поблизости может прятаться целая когорта ее слуг.

— Ты же знаешь, я бы никогда не причинил тебе вред, — шептал я, даже не пытаясь подняться с колен.

— Зато я смогла бы причинить зло тебе, — она коснулась моих локонов, убрала со лба непослушную золотистую прядь.

— Ты разозлил меня, помнишь? — осторожно напомнила она.

— Я хотел сделать, как лучше, — слишком слабое оправдание, которому не поверил я сам, но она кивнула, и корона на ее голове вспыхнула множеством сверкающих бликов. Драгоценные камни переливались, как радужные огоньки, а лицо было холодным, неподвижным, точеным, как у статуи и невыразимо прекрасным.

— Ты был бы самым лучшим, если бы не прислушивался к советам того другого, темного, который сидит внутри тебя.

— Я не могу его изгнать и не хочу, ты ведь знаешь, — я стоял перед ней на коленях, ощущал щекой твердые жемчужины на ее корсете и холод, исходящий от ее кожи.

— Ты сам себе не господин, — вдруг произнесла Роза. — Тобой управляет дракон. Ты говоришь, что он слился с тобой, стал неотъемлемой частью тебя, но на самом деле, он, как враг дает тебе отвратительные советы. Так рано или поздно ты останешься совершенно один, без друзей и без союзников, а он будет торжествовать.

— Я уже остался один, — устало вздохнул я.

— Ну, у тебя же есть твоя империя, твое золото, твои манускрипты. Чего еще желать дракону? — у Розы вдруг вырвался тихий печальный вздох. — Ах, если бы этот дракон не обладал красотой ангела.

Тонкие, холодные ладони обхватили мое лицо. Длинные пальцы казались такими хрупкими, а на самом деле давно уже обрели мощную силу.

— Ты так красив, Эдвин, — прошептала она, но то была не похвала, а почти упрек. — Ты — солнечный свет в моей гробнице, и не важно, что внутри тебя затаилась та темная, крылатая тень.

Роза склонилась надо мной и поцеловала в губы. Никогда я не ощущал ничего подобного. Так, наверное, должен чувствовать себя слуга, нечаянно получивший однажды запретный поцелуй царицы. Она отстранилась от меня уже через мгновение, а на губах остался привкус слез и крови, моей собственной крови. На нижней губе осталась крошечная ранка. Никогда еще резцы ее зубов не были такими острыми. Роза изменилась неузнаваемо, но это все еще была она, и я не хотел, чтобы она снова канула во тьму, в неизвестность.