Повседневная жизнь российского спецназа - Ирина Дегтярева

— Коля, что с ногой? — от боли в ноге у Тихого потемнело в глазах.

Николай оттянул другу голову назад, чтобы тот ничего не видел. Достал из ИПП жгут, перетянул развороченную взрывом ногу. Стал бинтовать. Тихий чувствовал, что бинт проваливается куда-то в пустоту. А Николай все не давал ему посмотреть. Вколол промедол.

— Коля, что с ногой? — волновался Тихий.

— Да на месте твоя нога! Только кусок мяса оторвало.

Николай подхватил друга под мышки и потянул к выходу. Тихий охнул и начал задыхаться.

— Подожди, — зашептал он. — Оставь, я сейчас, наверное, отойду.

— Ты же со мной разговариваешь. Успокойся!

— Режь разгрузник, там что-то не то…

Лямки разгрузника с треском разлетелись под лезвием ножа. Николай отогнул разгрузник, а под ним на груди разодранная в клочья коричневая футболка уже пропиталась кровью. Сразу не разберешь, где кожа, где ткань — все смешалось. Тихий откинулся назад.

— Коля, забирай ребят и уходи.

— Тихо ты, дурак! Бэтээры идут, слышишь?

Стрельба сначала усилилась, а потом почти стихла.

Тихого уложили на плащ-палатку и потащили к БТР Николай крикнул:

— Только не в бэтээр! На броню его! Только не в бэтээр!

Тихий понял, что с ногой совсем плохо, раз Коля не хочет, чтобы его протискивали сквозь узкий люк БТР. Руки товарищей подняли его на броню. Тихий был еще в сознании.

— Ребята, пить дайте.

— Пить нельзя! — опять вмешался Николай.

— Тогда хоть сигарету…

Рядом с Тихим сидел боец и завороженно смотрел на раненого прапорщика.

— Пузаков, чего ты смотришь?! Сигарету дай! — из последних сил рявкнул Тихий.

— У вас все лицо в крови, — пробормотал Пузаков.

— Сигарету дай!

Но от первой же затяжки он закашлялся и потерял сознание. Очнулся уже, когда с БТР его сгружали в палатку на базе. Там ждал свой хирург из бригады. Он начал обрабатывать руку. Было так больно, что Тихий закричал:

— Ты чего, гад, делаешь?!

И снова провалился в черноту. Прежде чем очнуться, он услышал, что рядом работают винты «вертушки». Открыл глаза. Перебинтованного, укрытого одеялом, в теплом спальнике, его несли на носилках к вертолету. Рядом шли товарищи, подбадривали: «Все нормально будет, все хорошо. Не волнуйся».

В Северном встретил Тихого друг Сергей Чепалов, тоже афганец, командир разведроты. Его ранило несколько дней назад. Вместе с Сергеем был заместитель командира батальона подполковник Кобяков.

— Что случилось? — спросил Сергей.

— На ловушку нарвался. «Дух» замедлитель спилил. Серега, жене ничего не говори.

А жена Ирина в этот момент шла следом за носилками и все слышала. Она служила вместе с Тихим в 46-й бригаде и была в эти дни в Грозном.

Из Северного Тихого привезли в хирургическое отделение ОМСН, и почти десять часов шла операция. Хирурги, измученные, сменялись, выходили перекурить. Ирина бросалась к ним с одним вопросом:

— Как он?

— Пока жив.

Без сознания Тихого перевезли в Москву. В реанимации ему сообщили, что правую ногу сохранить не удастся. После ампутации была бесконечная череда болезненных перевязок. Минно-взрывные ранения заживают долго.

И вот когда борьба за жизнь увенчалась успехом, Тихий вдруг понял, что теперь жить-то вовсе и не хочется. Был здоров… и в мгновение оказался укороченным на одну ногу. Кому такой нужен?

Это были самые трудные дни в его жизни. После очередной невыносимой перевязки лежать в палате, смотреть на осень за окном, как листья падают, будто жизнь вместе с ними уходит.

Тихий забыл, как сам, еще в Афгане, когда служил срочную в отдельной разведроте ВДВ, решил для себя, что если человек морально сломался, значит, и физически сломить его ничего не стоит. И на трудных горных боевых выходах он, изнемогая от непривычной для уральского парня жары, облизывая потрескавшиеся от жажды губы, все ждал, когда же наконец откроется второе дыхание. И оно всегда приходило — полновесный глоток воздуха, и появлялась сила в негнущихся ногах. А те, кому не удавалось дождаться, вытянуть из себя последние жилы и все-таки ощутить прилив новых сил, те оставались за бортом. В боевые выезды таких, сломленных морально, уже не брали.

В Афгане таскали на себе немыслимое количество груза. Боекомплект, бронежилет, сухпай и воду, кто сколько мог. А водой обязательно делились с товарищами.

На одну из разведывательных операций, целью которой был караван с оружием, вышли километров за шестьдесят от базы в Баграме. Сухпай и воду брали из расчета на пять суток автономной работы. Вместо каши старались взять побольше тушенки, что-нибудь сладкое — сгущенку и сухофрукты из горно-летнего сухпая, шоколадку. Именно сладкого в Афганистане не хватало, особенно в первое время. На марше, когда некогда остановиться, а голод уже начинает донимать, лучше всего перебить аппетит чем-нибудь сладким.

Разведчики все как один были сухощавые, жилистые, но по-настоящему сильные и выносливые. Ротный больше всего уделял внимания стрелковой подготовке, а не физическим упражнениям. Этих упражнений им хватало на операциях. Ротный шутил: «Мышечная масса тела не влияет на траекторию пули». Какой бы ты ни был качок, если не умеешь стрелять, то грош тебе цена. Тем более среди «духов» практически все были отличные стрелки.

…Сначала разведку местности продлили на сутки, потом еще на сутки. Вода на исходе. И хотя «духи» не минировали и не травили места, где можно набрать воды, до этих источников еще надо было долго идти. А из заданного квадрата разведчики выйти не могли.

Когда пошли третьи сутки сверх запланированных пяти, вода и сухпай кончились. У радиостанции садились батарейки. Связист экономил их одному ему известными способами в ожидании приказа и успел-таки получить этот приказ, услышал сквозь помехи координаты места, где их будет ждать «вертушка».

Караван так и не прошел. Как будто за миражом гонялись они эти восемь суток. Пока шли последним маршем до «вертушки», многие разведчики теряли сознание. У всех растрескались губы, распухли языки. Без еды еще как-то можно было обходиться, но без воды…

Из приземлившейся «вертушки» сразу выволокли пластмассовую флягу. Спустя пятнадцать лет Тихий помнил даже ее цвет — темно-зеленая с белой крышкой, обтянутая солдатской шинелью, чтобы вода оставалась прохладной. Обезумевшие от жажды разведчики кинулись к воде. Ротный подскочил к фляге и стал стрелять в воздух из автомата. «Стоять!» — закричал он отчаянно. И стал выдавать в кружке по три-четыре глотка. Обезвоженным бойцам нельзя было сразу много пить. А в тот момент так хотелось присосаться к этой полупустой кружке и пить, пить…

После срочной службы Тихий пошел на завод, в мартеновский цех. Но долго там не проработал, потому что из-за развала Союза вдруг и металл России почему-то стал не нужен. Зарплату не платили, сокращение кадров, карточная система… Тихий снова пошел служить в ВДВ, в выведенный из Ферганы десантно-штурмовой полк, в разведроту. Не пришлось долго ждать, чтобы применить свои боевые навыки. Началась война в Чечне. А следом за ней вторая чеченская кампания.

«Что же это? Все зря? Жизнь зря? — думал Тихий, глядя на желтые стены палаты, на осень за окном. — Афган, Чечня. В 96-м в первую войну Женька Полынов погиб. Только в 1999 году мать его в Ростове нашла, опознала, похоронить смогла… И он, выходит, зря, если я жив остался, а сдаюсь, не хочу жить. Должен! А тот боец, Лешка. Ему было восемнадцать. Док говорил, чтобы я себя не винил, а все равно…»

На окраине Аргуна проводили зачистку. И Тихий с разведдозором заходил со стороны реки, поднимался на пригорок. Зима, слякоть, грязь. Только поднялись, из ближайших домов выскочили восемь боевиков против трех разведчиков. Открыли огонь. Лешка сразу упал, и под ним снег залило кровью. «Духов» забили плотным огнем, оттеснили в дом, но бой не прекращался. Тихий велел оттащить Лешку под берег и оставил с ним бойца. Пока бой не закончился, эвакуировать раненого не могли. Зато потом по пояс в воде, через реку, на носилках тащили его к площади, где должна была сесть «вертушка». Тихий держал его холодеющую руку в своей. Шесть пуль попали бойцу в грудь.

— Леш, все будет хорошо, нормально, — утешал Тихий, хотя видел, что ничего уже хорошо не будет.

— Мужики, а у меня ведь даже женщины до армии не было, — вдруг сказал Лешка.

В вертолете он умер.

«И это, выходит, зря? А я нюни распустил! Иру обидел. Сказал, разводиться давай. Зачем тебе такой? Да что я, самый хреновый мужик на планете? Отцы и деды после Великой Отечественной без ног, без рук детей рожали, воспитывали, колхозы и заводы из руин поднимали. К черту! Пойду обратно в армию, если возьмут!»

Посетители к нему в госпиталь ходили вереницей. Вот уж кто поддерживал морально! Приходили ребята и из бригады, и из отряда «Русь», и из главка приходил полковник, бывший афганец, Павел Борисович Жданов. Начальник разведотдела лично приехал вручать орден Мужества и именной кинжал с надписью: «От разведки и спецназа внутренних войск». Приходили вообще незнакомые люди, называли общих друзей, передавали приветы.