Слишком сильный - Валерий Попов

— Ну хорошо… Хватит, Пека… Останови! — доносились до меня голоса.

— Ничего, умнее будет! — донесся сквозь гул голос Пеки.

— Прекратить! — вдруг послышался властный оклик.

Поворачиваясь, я распрямился. В дверях, широко расставив ноги, стоял красивый, элегантный Эрик. Все затихли.

— Так! — медленно переводя взгляд на Пеку, зловеще произнес Эрик. — Отличное придумал упражнение!

Все, ощущая иронию, неуверенно засмеялись.

— Только ты забыл главное правило! — прищурившись, Эрик смотрел на потупившегося Пеку. — Если хочешь, чтобы твое упражнение сделали безукоризненно, — покажи сам! Прошу! — Он указал рукою на макивару.

Пека, склонив голову, подошел к макиваре.

— Раз! — Эрик хлопнул в ладоши. Пека боднул. — Раз! Раз! Раз! — Эрик звонко и четко бил в ладоши, Пека бился головой.

— Хватит, Эрик! — Я схватил его за руку.

Потом мы ехали с ним в машине.

— Что делать? — переключая скорости, говорил он. — Каратэ — единственный способ выжить в экстремальных условиях в этом жестоком мире! Это не только драка — это способ воспитать себя так, чтобы в самых тяжелых условиях оказаться жизнестойким. Пример: учебное задание — тебя сбрасывают над неизвестной тебе территорией, без денег, документов и еды, и ты должен вернуться назад в трехдневный срок. Разрешается все, кроме одного — быть задержанным!

— Кем задержанным? — спросил я.

— В данном случае — милицией, поскольку это лишь учеба. Но если начнется настоящее дело! Придется иметь дело с реальным, сильным врагом!.. Но и учеба нелегка! Две недели без пищи! Самодельными силками ловили в поле мышей, жарили и ели! Мы знали, что начальство наблюдает нас с вертолетов, но никогда не скажет: «Хватит! Ребяткам тяжело!» Мы должны выдержать все! Излишняя мягкость губительна!

— А излишняя жестокость? — спросил я.

— До излишней жестокости еще далеко! — усмехнулся Эрик, передвигая рычаги.

Глава VII

С этого года в нашей школе появился новый учитель — Александр Данилович Колесов, молодой, всегда модно одетый, с красивыми пышными усами. Таких учителей у нас раньше не было, поэтому все отнеслись к нему с интересом. Многие ребята называли его в разговорах между собой просто Данилычем, но в этом вовсе не было пренебрежения, наоборот, этим они старались показать, что состоят с ним в дружеских отношениях.

Данилыч должен был преподавать нам французский язык, а также вести компьютеризацию, — и то и другое он, ясное дело, знал блестяще, — иначе бы ему не доверили вести два столь различных предмета. Притом он и учителем, в сущности, не был: поговаривали, что он раньше был военным, потом занимался внешней торговлей, долго жил за границей и вдруг решил взяться за нас, научить нас уму-разуму. Мы были рады ему: такой новый, необычный учитель, — значит, и жизнь начнется новая, необычная!

Все так и тянулись к нему, но он со всеми разговаривал одинаково — просто и насмешливо, — а близко общался только с Ланиным — при этом даже на переменах и после уроков они говорили исключительно по-французски. Однажды я попытался влезть в их разговор. Данилыч недоуменно посмотрел на меня.

— Молодой человек! — проговорил он. — Вы где учились французскому?

— На острове! — растерянно сказал я.

— Да, несомненно, какой-то островной акцент чувствуется! — сказал Данилыч.

Они с Ланиным засмеялись и куда-то вместе пошли из школы. Ланин, надо признаться, знал французский блестяще. Несмотря на молодые свои годы, он уже дважды бывал во Франции как выдающийся юный борец за мир и здесь запросто общался со всеми приезжающими французами. Поэтому и с Данилычем он чувствовал себя почти наравне.

В школе имелись и другие юные борцы, но они в основном занимались перепиской со сверстниками, которых в глаза не видели, — а всеми непосредственными контактами занимался Ланин.

Латникова в понедельник сказала, что на большой перемене к нам придет в гости мальчик-француз и что в столовой будут на столах бутерброды с красной икрой, но мы их брать не должны — все гостю. Если же он сам вдруг коварно предложит кому-нибудь из нас взять бутерброд, то мы должны спокойно отказаться, сказав, что икры не хочется. Правда, когда прибыл француз — парень шестнадцати лет, — оказалось, что страсти вокруг икры преувеличены, икрой он совершенно не интересовался, а настойчиво расспрашивал своего знакомого Ланина о наших школьных проблемах, причем очень въедливо и толково, — Ланин то и дело растерянно поглядывал на Латникову, и та отвечала вместо него.

Так, например, этот Клод спросил, в скольких школах нашего города введена компьютеризация. Ланин посмотрел на Латникову, и той пришлось ответить, что только в нашей. Тут Клод остроумно спросил, с кем же мы собираемся общаться на компьютерном языке? Это решено было принять за веселую французскую шутку — Латникова и Ланин звонко рассмеялись, подавая пример всем нам. И смех этот как бы и считался официальным ответом. Но Клод не желал останавливаться, он стал спрашивать, какие сферы связи нашей ЭВМ, с какими другими ЭВМ она связана. Тут же Латникова, не понимающая в таких тонкостях, посмотрела на Ланина, и тому пришлось сказать, что ни с какими, что из нашей ЭВМ можно будет получить только то, что мы сами в нее заложили.

Тут Клод, которому надоела медленность, с которой мы общались по-французски, вдруг перешел на чисто русский язык и сказал, что иметь ЭВМ без связи — это все равно, что всю жизнь читать одну-единственную книгу, при этом написанную тобой же. Латникова и Ланин опять засмеялись, хотя уже и не так звонко. А Клод уже четко и напористо говорил, что ценность компьютера именно в широте связей, что у них двухлетний ребенок, набирая на клавишах компьютера знакомые аккорды, приказывает, чтобы ему показали любимый мультфильм или принесли из ближайшего универмага бутылочку сока.

Латникова все боялась насчет сложностей с икрой, но страхи эти оказались наивными и старушечьими — на деле все оказалось гораздо круче. Этот маленький худенький очкарик делал нас всех как хотел. При этом он вскользь заметил, что у себя в лицее является отнюдь не лучшим учеником, а сейчас, уже неделю проживая у нас, наверное, очень сильно отстал. Я с сочувствием поглядел на совершенно запарившегося Ланина; не такой уж это, оказывается, сахар — дружить с зарубежными сверстниками.

Как только гость убыл, Латникова гневно обратилась к Ланину:

— Станислав! Ну неужели нельзя было заранее обговорить все то, что он собирался здесь обсуждать!

У Ланина покраснели уши.

— Серафима Игнатьевна! — воскликнул он. — Так нигде в мире уже не делается!

Ланин развернулся и ушел.

На следующий день (детям все откуда-то становится известно!) Латникова ездила в Городское управление народного образования и спрашивала, нельзя ли вообще отменить эту компьютеризацию, с которой неожиданно оказалось еще сложнее, чем с икрой. Но ей сурово ответили, что дело это нужное и перспективное — следует продолжать.

Кроме того, ей приказали обязательно во что бы то ни стало продолжать дружбу с этим юным ехидным французом по имени Клод, потому что он оказался представителем какой-то крупной молодежной организации, которая активно борется за мир и специально прислала Клода в нашу страну.

Латникова вернулась из Городского управления народного образования взвинченной и сразу же набросилась на Ланина:

— Станислав! Я всегда вас считала серьезным человеком, но объясните мне, что за бездарное мероприятие вы провели! Вы всех нас — и себя в том числе — выставили в весьма невыгодном свете. А ведь нам есть что показать! Следующую встречу будьте добры подготовить как следует!

Я слышал эту речь своими ушами, потому что как раз находился в ее кабинете. Мне тоже нужно было побеседовать: попросить денег для развития кружка мягкой игрушки — Янина Карловна боялась раскрыть рот, а я не боялся. Нужны были для начала три бамбуковые трости — удилища для управления руками и головой Дуси. Конечно, я бы мог тихо купить эти трости на свои, а вернее, на родительские деньги, но я хотел, чтобы Латникова помнила, что в школе существует такой кружок и обладает кое-какими правами. Латникова, задумавшая пышную встречу-реванш с нашим французским другом, решила бросить в бой все средства и щедро сказала, что я могу купить бамбук за счет школы.

Ланин злобно смотрел на меня, когда я влез со своими кукольными делами, мешая им решать вопросы международных отношений. Но я сказал им, что искусство тоже играет в международных отношениях не последнюю роль, — Ланин, подумав, важно кивнул — как бы получилось, что я тоже участвую в их важных делах.

Еще нужно было метра два толстой лески, для того чтобы открывать нижнюю Дусину челюсть, но этот расход я решил взять целиком на себя.

Когда, примерно через час после уроков, я уже пришел из магазина с бамбуком и чеком, Ланин снова сидел у директрисы и затравленно оглянулся, когда я вошел в кабинет: чего, мол, я преследую его в самые тяжелые моменты его жизни?