Музыка в камне - Александр Волков

Впрочем, такова судьба всех английских монархов, плывших против течения. Мария постаралась приостановить процесс роста новой денежной элиты. В ее правление было возвышено до звания пэра всего 9 человек (при Эдуарде VI — 22, при Елизавете I — 29) и не появились очередные выдвиженцы, за исключением небольшого числа людей вполне достойных, таких как Уильям Сесил. К сожалению, правящая группировка протестантских политиков осталась у власти, несмотря на «кровавые» усилия Марии. Королеве даже не удалось вернуть монастырские земли их законным хозяевам. Неосторожным поступком Марии был ее испанский брак с Филиппом, сыном императора Карла V, но, конечно, он не таил в себе той угрозы, что представлялась Томасу Уайетту и другим повстанцам.

Правившая сорок четыре года Елизавета I завоевала репутацию, намного превосходящую ее достижения, что признают и сами английские историки. Современники отмечали ее сходство с отцом: властна, решительна, энергична, склонна к таким развлечениям, как охота, танцы, музыка, наконец, начитана и прекрасно знакома с языками. Добавим: столь же капризна и подвержена приступам гнева. Вот только там, где Генрих казался грозным, Елизавета выглядела грубоватой — вероятно, давала себя знать натура матери.

Елизавета также использовала выдвиженцев, но уже не столь вороватых, как при ее отце. Она могла позволить себе неспешно отбирать людей для государственной работы. При дворе она сделала ставку на тех, кто уже был облагодетельствован прежде — лично, как Сесил, или через родителей, как Роберт Дадли. Их преданность была гарантирована разграбленными монастырскими богатствами. Естественно, возвращать их Елизавета не собиралась — не для того же она стала главой английской Церкви. Один из статутов вернул Короне те монастырские земли, которые Мария в ущерб себе передала для восстановления Церкви, другой — укреплял владения Короны за счет епископских земель. Пришлось охранять эти земли от посягательств — тут королеве пригодились фанатики, подобные Фрэнсису Уолсингему, сами не стремящиеся к богатству, зато, как верные псы, стоящие на страже интересов новых землевладельцев.

И наконец, Елизавета очень ценила авантюристов — тех, кого не волнует ни религия, ни политика: так выдвинулись Фрэнсис Дрейк, Уолтер Рэйли и др. Но не следует чересчур романтизировать английских пиратов, обладавших весьма трезвым взглядом на действительность. Для большинства из них вполне справедлив девиз Рэйли: «Сколько торговли, столько и войны». Разбойничьи суда снаряжались людьми зажиточными, за которыми часто стояли те, кто давал им в ссуду средства за высокие проценты. Распространение пиратства связывают с преследованиями Марии I, лишившей многих тюдоровских вельмож привычных средств дохода.

Северное восстание, вспыхнувшее в 1569 г., на этот раз под руководством старой родовой знати, удалось быстро подавить. При этом с яростью преследуя католиков[21], Елизавета поглаживала по головке отнюдь не симпатичных ей пуритан, которые нужны были для ослабления внешнеполитических соперников. Таким манером удалось устранить Марию Стюарт и ослабить Шотландию. Шотландцы, издревле гордившиеся своей независимостью, заразились кальвинизмом до такой степени, что сами отдались своему историческому врагу!

С помощью шпионов Уолсингема и английских каперов удалось помочь Нидерландской революции. Даже во Франции протестанты победили бы, если бы первый Бурбон не решил, что Париж стоит-таки мессы. После этого остается лишь восхищаться Елизаветой, накрепко внедрившей в умы своих подданных мысль о «папистской» угрозе. Воистину свалить с больной головы на здоровую! Если кто и плел заговоры, так это именно Англия. Однако психоз оказался настолько силен, что даже сейчас англичане всерьез верят в то, что Испания и Франция могли объединиться, чтобы наказать Тюдоров-еретиков.

Непобедимая армада, так и не приставшая к английскому берегу, дала повод Елизавете патетически воскликнуть, обращаясь к своему «любезному народу»: «Я пришла к вам исполненная решимости жить или умереть с вами всеми в гуще сражения, пасть за моего Бога, за мое королевство и за мой народ!» Отныне и впредь в случае мало-мальски серьезного европейского конфликта Англия готовилась к вражескому вторжению, которое ни разу не состоялось. При этом ее национальные лидеры, взывающие к народу, фактически повторяли фразу, впервые высказанную Елизаветой, конечно, опуская упоминание о «моем Боге» (богов-то много развелось).

Воздавая должное Елизавете как главе государства, поклонники недооценивают ее актерский талант. Советники неоднократно пытались договориться о совместном давлении на королеву в особо важных делах, но им это редко удавалось: Елизавета устраивала сцену, а дело так и оставалось нерешенным. когда надо, «девственница» умела выставить себя обиженной и окруженной врагами. Многие до сих пор верят в искренность ее слез после казни Марии Стюарт, которой предшествовал спектакль под названием «заговор Энтони Бабингтона». Бедная Елизавета, она так долго колебалась, прежде чем подписать смертный приговор! Она так волновалась за безопасность государства!

Важно понять, что люди, благодаря которым опустился топор палача 30 января 1649 г., были подражателями последней из Тюдоров. Недаром Оливер Кромвель с восторгом отзывался о «светлой памяти королеве Елизавете».

Основатель новой династии Иаков I Стюарт (1566–1625) представлял собой довольно мелкую натуру, к тому же изуродованную кальвинистским воспитанием. Его правление вылилось в парад самолюбий: с одной стороны — наглость парламента и юристов, с другой — презрительное высокомерие чиновников и фаворитов.

Вновь возросло количество новых пэров — 62 человека. Теперь этот процесс необратим: при Карле I — 59 человек, при Карле II — 64. Правда, в результате Гражданской войны было уничтожено 99 титулов, но в XVIII в. появились 34 герцога, 29 маркизов, 109 графов, 85 виконтов. Почти все они являлись выходцами из низов, лишь позднее обретшими «родословные». Одновременно Иаков потакал джентри и наживался за их счет[22].

Другим его занятием было постоянное лавирование между католиками и пуританами. Возможно, католики надеялись, что стюартовские корни дадут себя знать и Иаков склонится к старой вере. Теперь трудно сказать, каковы были истинные цели Порохового заговора (1605). В любом случае, неосторожное поведение заговорщиков и стоящих за ними иезуитов дало повод обвинить их в покушении на жизнь короля. Растроганный Иаков даровал своему народу Библию. Протестанты воспрянули и запели хвалебные гимны в честь спасения Стюарта. Они пели их вплоть до 1854 г., когда благодарственную службу потихоньку исключили из англиканских молитвенников[23].

Идиллия продолжалась недолго. Короля осторожно попросили поделиться властью с парламентом. В самом деле, довольно собираться ради пополнения казны, ведь власть не менее соблазнительна! А что, если парламентский акт будет иметь не меньшую силу, чем королевские статуты? Однако Стюарт дал понять, что не нуждается в парламенте. Ведь денег ему хватало, парламентариям, в общем-то, тоже, тогда о чем речь? Конфликт удалось бы легко уладить, но вдруг встрепенулись юристы, возомнившие себя третейскими судьями. Эдвард Кок и Джон Пим предложили поставить Верховный суд и над монархом, и над парламентом. Авантюра юристов сыграла свою роль в развязывании гражданской войны, но в итоге она прижилась лишь за океаном, а не в будущей Великобритании, поклонявшейся идолу парламентаризма.

Амбиции джентри, до сего момента вполне удовлетворявшиеся куском с тюдоровского стола, получили идейную поддержку со стороны самого закона. Но и тот, оказывается, не судьи придумали! Хитрый Кок заметил, что неписаный закон уже существует в обществе, а судьи всего лишь формулируют его, так сказать выражая «волю народа». И англичане вдруг уверовали, что их воля освящена веками! Они были правы, решив, что монарший произвол — явление недавнего происхождения. Но не правы, полагая, что каждый из них волен диктовать условия королю.

Из всех монархов, начиная с Тюдоров и заканчивая ныне правящим домом, только Карл I (1600–1649) обладал качествами средневекового правителя. Он мастерски владел рыцарским искусством и при этом отличался морально устойчивым поведением. Однако государственный деятель из него не получился. Чересчур наивный, он постоянно оказывался одураченным своим главным политическим врагом — парламентом.

Карл был славным воином, но скверным военачальником. Опять-таки в Средневековье подобный правитель мог быть вполне востребован: его смелость и честность сочетались бы с опытом и умением других рыцарей. Но на дворе был XVII в., и на войну монарха благословляла не рыцарская элита, а кучка мелких землевладельцев-пуритан, заинтересованных в поддержке дела Реформации на континенте. Палата общин хотела не только рассорить Англию с католическими державами, но и вынудить короля просить денег и тем самым подчинить своей воле.