Жизнь, отданная небу - Мария Покрышкина

Но затем, помолчав, добавил:

- Ты уж прости меня, Мария. Конечно, глупость я сморозил. Нехорошо получилось. Прости.

И это тоже была одна из черт его характера. Он умел признавать свои ошибки и искренне в них раскаивался.

Три дня пролетели как одно мгновение. Ему надо было улетать. Вновь приходилось расставаться.

Десять километров до аэродрома мы прошли незаметно. А при прощании выяснилось, что мой муж верит в приметы на манер моряков. По его убеждению, женщина, даже жена, не должна приближаться к самолету.

Помню, я очень обиделась и даже обронила слезу по этому поводу, но он все равно ушел к самолету один. Взлетел и растаял в дымке.

Вернувшись в БАО и управившись с делами в амбулатории, я взяла какую-то книгу и попыталась отвлечься от вновь вернувшихся беспокойных мыслей. Но что-то не читалось. "Как долетел Саша?" - тревожилась я. Вдруг стук в окно. Выглянула и обомлела - он собственной персоной! Что за наваждение? Обрадовалась несказанно. Оказывается, в полете обнаружилась какая-то неисправность в У-2. И дабы не стать легкой добычей для случайного "мессершмитта", Саша решил вернуться обратно.

На следующий день он меня опять не подпустил к самолету, но на этот раз я более спокойно отнеслась к его приметам. Перед самым отлетом муж как бы между прочим обронил:

- Ты обрати внимание в ближайшие дни на прессу. Мне, кажется, должны присвоить звание Героя.

Оказалось, что еще в день его прилета ко мне, 24 мая 1943 года, Президиум Верховного Совета СССР принял Указ о награждении гвардии капитана Александра Ивановича Покрышкина медалью Золотая Звезда с вручением ему второго ордена Ленина!

И снова разлуки

В первом же после своего визита письме (теперь почта приходила регулярно) Саша предупредил меня, чтобы я не вздумала задирать нос перед людьми. "Помни, Мария, мы с тобой ничуть не лучше других. Смотри, не зазнавайся!" И потом регулярно напоминал об этом. Слава богу, "вирусом" зазнайства мне, кажется, удалось не заболеть. Убереглась я от него и по сей день.

Похоже, уже упоминала о том, что воздушные бои на Кубани в ту пору были жестокими. И я в каждом письме умоляла Сашу не рисковать без надобности, беречь себя. На это он отвечал, что неоправданного риска никогда не признавал, но давно подметил, что тех, кто уж очень себя бережет, чаще всего и сбивают. "Ты не волнуйся, Мария, - писал он. - Меня и раньше сбить было не так-то просто, а теперь и подавно. Ведь у меня есть ты, а я очень хочу с тобой встретиться. Так что будь спокойна за меня".

Действительно, за время боев на Кубани им было сбито более двадцати вражеских самолетов. Сам же он, начиная с Кубани и до самого конца войны, не получил ни одной пробоины!

Небезынтересны и его "взаимоотношения" с приметами. Именно на Кубани он долго воевал на самолете с бортовым номером 13, к которому до него многие летчики не рисковали даже подходить. Благодаря Саше число 13 стало считаться в их полку самым счастливым. Самолет этот он сменил лишь тогда, когда поступила новая, более совершенная техника.

Не так давно я встретила в прессе воспоминания бывшего летчика-истребителя о том, что якобы на Кубани в одном из боев Покрышкин, защищая его, подставил "мессершмитту" свой самолет, который был весь изрешечен и подбит. Покрышкин едва дотянул до аэродрома, но, к счастью, остался жив.

Рискну заметить, что товарищу, видимо, изменила память, так как описанный им эпизод не соответствует действительности. Покрышкина сбивали всего дважды и оба раза в самом начале войны. В первый раз его подбили 3 июля 1941 года в Молдавии, и второй - неподалеку от Верхнего Токмака в октябре 1941 года на Украине. Позже его уже никто никогда не сбивал. Мало того, до самого конца войны, как уже говорилось, его самолеты не получали ни одной пробоины. Это могут подтвердить однополчане Покрышкина.

С присвоением Саше звания Героя Советского Союза совпало и другое радостное событие - он был повышен в должности и назначен заместителем командира полка по воздушно-стрелковой службе. Как он в шутку о себе говорил, стал начальником огня и дыма.

Не буду пытаться объяснять разработанные Покрышкиным новые тактические приемы воздушного боя. Расскажу о том, что много раз слышала от него самого и его друзей-однополчан. Научившись воевать сам, он настойчиво и умело учил своих подчиненных. Те, кто постигал и осваивал его новшества, становились асами.

Этим, мне кажется, и объясняется тот факт, что в 16-м гвардейском истребительном авиаполку, где служил Саша, насчитывалось 30 Героев Советского Союза - его учеников. Александр Иванович очень гордился тем, что за всю войну не потерял ни одного своего ведомого. И это, как мне объясняли, произошло только потому, что он никогда не гнался за увеличением своего личного счета сбитых самолетов. Много раз слышала от него: "Я не из-за орденов воюю. Мне свои ребята дороже сбитого "юнкерса" или "мессера". Вместе мы их больше насшибаем!"

Он не раз рассказывал мне, как бросал уже пойманный в прицел фашистский самолет и кидался на выручку кого-то из ребят, едва замечал грозившую им опасность. Покрышкин всегда помнил сам и не уставал повторять подчиненным суворовское правило: сам погибай, но товарища выручай.

У Ивана Сергеевича Тургенева есть прекрасное изречение: "У нас у всех есть один якорь, с которого, если сам не захочешь, никогда не сорвешься чувство долга!" С полным основанием скажу, что якорь этот у моего мужа был надежнейшим. Он всегда был, что называется, человеком с большой буквы и пользовался у подчиненных огромным авторитетом и любовью.

Итак, мой Саша снова улетел в самое пекло войны, а я осталась в Старой Станице. Работы прибавилось и у нас. Порой из-за непрерывающихся дежурств по двое-трое суток не удавалось сомкнуть глаз. Но это считалось будничным, обычным делом. И потому, наверное, память, опуская продолжительные периоды напряженной, привычной работы, прочно удерживает незначительные, чем-то выделяющиеся из повседневности эпизоды. Мне запомнился почему-то такой случай.

Моя амбулатория и Таина аптека находились в стороне от других помещений санчасти - в старом и огромном бревенчатом доме под железной крышей. До войны в нем, наверное, размещалась какая-то контора. Жили там втроем: Тая, я и еще одна девушка из штаба - Катя Великая, очень гордившаяся своей фамилией.

Днем Таисия уехала в район авиабазирования за медикаментами. В пути у них сломалась машина, и они заночевали в степи, благо, что был конец лета. А Катю срочно вызвали в штаб на дежурство. Таким образом я осталась одна в огромном, пустом и старом доме. Темно. Ветер. Листы железа грохочут на крыше. Вдобавок, несмотря на ночь, гитлеровцы беспрерывно бомбят станцию Миллерово. А это совсем рядом с нами.