Три кварка (из 2012 в 1982) - Тимофеев Владимир

Народу в вагоне было немного. Электричка шла из Лобни, а не из Дубны или Дмитрова, и возвращающиеся домой дачники полностью оккупировать ее не смогли, застряв со своими ведрами, лопатами и корзинами на дальних подступах – между Икшей и Талдомом. В общем, сидячих мест оказалось в достатке, и до Москвы-Савеловской я доехал с комфортом, расположившись на деревянной лавке возле окна, разглядывая проплывающие мимо городские пейзажи. Лианозово, Бескудниково, Дегунино… Увы, платформу Тимирязевскую в этом времени еще не построили, так же как и серую ветку подземки, связавшую в будущем центр со спальными районами северо-востока столицы. Радости живущим где-нибудь в Бибирево или Алтуфьево этот факт, конечно, не добавлял, вынуждая граждан пользоваться автобусными и железнодорожным маршрутами. Правда, сегодня жители первопрестольной особой транспортной активности не проявляли – воскресный день, на работу ехать не надо.

Рассматривать «старую» Москву оказалось занятием интересным. Никаких торговых центров, базаров, автомобильных стоянок, рекламных щитов. Просто дома, просто гаражи, просто заводы и фабрики. Провода, столбы, не вырубленные еще лесополосы. Особенно порадовал меня длиннющий транспарант на фасаде одного из промпредприятий. «Сохраним родную природу». Так и захотелось добавить к нему классическое «Мать вашу». Ну да, игра слов, второй смысл, фига в кармане – привычное дело для рефлексирующей «творческой» интеллигенции… чтоб ее. С этими лозунгами вообще, что сейчас, что в будущем, одна сплошная катавасия. Извратить изначальный смысл – раз плюнуть. Вот, помню, пошли мы как-то с друзьями в поход по предгорьям северного Урала. Ну и забрели, как водится, в один населенный пункт, типа, продуктами подзатариться. Зашли и узрели на сельсовете НЕЧТО. Состоящий из двух половин слоган. «КОММУНИЗМА НЕИЗБЕЖНА!» Обалдев от увиденного, решили поначалу, что это просто особенности местного диалекта, поскольку проживали там в основном оленеводы. Ненцы, коми, ханты, еще кто-то из народностей севера. И лишь спустя минуту дошло: лозунг не из двух слов состоит, а из трех. Третья (точнее, первая) часть транспаранта лежала внизу на отмостке. И написано на ней было «ПОБЕДА». Такие вот, понимаешь… загогулины.

Электричка прибыла на 4-й путь. Пройдя по платформе и окинув взглядом пока еще одноэтажное (не успели еще надстроить) здание вокзала, вышел на примыкающую к нему площадь. Ни тебе турникетов, ни ларьков, ни бомжей, тусующихся между ними. Скукота, короче, сплошная, ха-ха. Впрочем, один ларек на площади все-таки был. «Союзпечать». А рядом с ним… Рядом с ним продавали мороженое. Большой белый ящик, выпускающий клубы пара при открывании, и тетка в косынке, тоскующая на раскладном стульчике. Хотя нет, вру, она вовсе не тосковала – спокойно сидела себе и, нацепив очки, читала какую-то книгу.

Подойдя ближе, принялся разглядывать ценники. «Фруктовое бум.» – 7 коп., «Сливочное ваф.» – 13 коп., «Пломбир» – 20…

– Лакомку бери, – неожиданно посоветовала мороженщица, отрываясь от чтения. – Очень вкусное.

Я пожал плечами.

– Да нет, я ее как-то не очень. Я бы лучше вот это, за сорок восемь, взял. Только большое оно, пока съешь – растает.

– Так я его разрезать могу, – усмехнулась в ответ продавщица. – Девушке своей вторую половинку отдашь.

– Нету девушки, – развел я руками. – Один гуляю.

– Ну и дурак, – резюмировала тетка. – В твоем возрасте по девкам бегать – самое то, – а потом добавила со смешинкой. – Купишь, так сразу и найдутся. Девки сладкое любят, моя, вон, конфеты да пряники трескает, будь здоров, за уши не оторвешь. Ими одними и питается, а все равно худю-ющая. Все, видать, в танцы-шманцы уходит.

Мы немного посмеялись, а затем проблема с мороженым разрешилась сама собой.

– Дядя, а давайте напополам, – прозвучал сбоку тоненький голосок.

Конопатая девчушка с косичками, лет, примерно, десяти-одиннадцати, появившаяся непонятно откуда, стояла рядом и смотрела на меня вопросительно.

– А давай, – подмигнул я рыжей. – Денег не надо. Я угощаю.

– Ну вот и пара нашлась. Кавалер, – расхохоталась мороженщица, вынимая из ящика завернутый в фольгу брикет и аккуратно разрезая его на две равные части. – Держите, голубки. На здоровье.

– Спасибо, – поблагодарила девочка и, хитро стрельнув глазами («Ай, молодца! Далеко пойдет!»), унеслась куда-то вприпрыжку.

– Палочку возьми! – прокричала ей вслед продавщица, но девчушка уже исчезла из вида. – Вот стрекоза. Пальцем теперь кушать придется.

– Ничего, справится как-нибудь, – ухмыльнулся я, принимая деревянную палочку из рук говорливой мороженщицы. – Дело молодое.

– Ага, молодое, – весело произнесла тетка, оглядывая меня. – Ты на себя-то посмотри… старый. Сам-то еще небось… класс десятый? Или уже студент?

– Студент.

– Ну… бывай, студент. Только смотри, горло не простуди, ха-ха… дядя.

– Попытаюсь. Спасибо.

Отступив от «прилавка», я развернулся и, зачерпывая «ложечкой» тающую во рту сладкую массу, двинулся вдоль вокзала.

Около бочки с квасом суетился какой-то мужик, цепляя ее к «Беларусю». «Эх, опоздал. Все уже выпили». А жаль! Очень хотелось попробовать, каков он на вкус – квасок за пятачок да с копеечкой.

Впрочем, про квас я забыл почти сразу, увидав… «О! Газировка, сто лет таких не встречал».

Три автомата с «логотипом» «Газированная ВОДА» на стеклянной панели стояли, упираясь тыльной частью в кирпичную стену. В каждом по два-три граненых стакана. Странно даже, что их никто не упер. Видимо, не прижилась тут еще обычная для позднесоветских времен традиция стаканы из автоматов тырить. А ведь в конце восьмидесятых – начале девяностых такое происходило почти повсеместно: дефицит обрушился на страну не только в экономическом плане – он и совесть у многих из нас основательно проредил. Воровать, или, как тогда было принято говорить, «нести» стали уже не втихую, а прямо средь бела дня, никого и ничего не стесняясь. Тащили то, что под руку подвернется. А под руку подворачивалось абсолютно все: «Халява, сэр! Налетай, подешевело! Дурак, кто не несет».

Граненый же стакан стал в некотором роде символом этой эпидемии «несунизма»: желающие принять на грудь ничтоже сумняшеся «заимствовали» его у «автоматических водораздатчиков» и, использовав по назначению, даже не уносили с собой, а просто разбивали или выбрасывали. Словно вандалы какие-то или вообще дебилы. Козлы, одним словом. Уроды.

Дегустировать газированную воду – что с сиропом, что без – я не решился. Не потому, что испугался микробов на стенках наспех помытых стаканов или что в кошельке не нашлось подходящей монетки (одно– или трехкопеечной) – именно в эту минуту дало о себе знать выпитое час назад молоко. Добавленная к нему газировка наверняка оказалась бы той самой каплей, что переполнила бы чашу терпения. Моего терпения. Причем, не в фигуральном смысле, а в плане физиологии. В общем, невтерпеж мне стало. Так сильно, что мозг фактически отключился. И потому вместо того, чтобы немного подумать и поискать отхожее место внутри вокзального здания или в ближайших окрестностях, я рванул через площадь под эстакаду, а потом по переходу наверх, в сторону улицы Новослободская. Памятуя о том, что в середине восьмидесятых на пересечении этой улицы и Бутырского Вала располагался общественный туалет. И не какие-то там сине-зеленые кабинки грядущих времен или примитивный «типа сортир», а вполне себе капитальное сооружение, встроенное в угловой дом.

Память не подвела – туалет отыскался именно там, где и предполагалось. На первом этаже высокого здания с вывеской «Социалистическая Индустрия» на крыше.

Еле дождавшись зеленого сигнала светофора, быстро рванул по «зебре» к вожделенным дверям, «украшенным» с детства знакомыми символами «эМ и Жо». Участок дорожного полотна между бордюрами я преодолел буквально за пару секунд и тут же, почти не целясь, метнул смятый кусок фольги с остатками недоеденного мороженого в раскачивающуюся возле столба урну. Сорвав точным, метров на десять, броском невольные аплодисменты прохожих. Ощущая себя едва ли не баскетболистом-снайпером из команды мастеров, поймавшим кураж, рисующимся перед публикой, кладущим в корзину очередной трехочковый. Впрочем, долго удивляться собственной меткости мне не пришлось. Во-первых, потому что спешил. Во-вторых, поскольку начал потихонечку привыкать к этой приобретенной непонятно откуда способности – попадать в цель без особых усилий, одним лишь желанием. Ну а в-третьих, уже через десять минут я просто забыл об этом маленьком инциденте. Вновь выйдя на воздух, подставляя лицо неяркому солнцу, радуясь подступающей вечерней прохладе и свежести от только что прошедших по улице поливальных машин.