Фламандские легенды - Шарль де Костер

И сказав это, опять ушел в стену.

Сир Галевин положил сердце девушки к себе на грудь и услышал, как оно громко стучит, прирастая к его коже. Вдруг его согбенный стан распрямился, а рука исполнилась такой силы, что, пожелав испытать ее крепость, он сломал тяжелую дубовую скамью. И взглянув в зеркало, не узнал себя – таким красавцем он стал.

И он почувствовал в своей крови буйный пламень юности. Он спустился по лестнице в залу, где за ужином сидели его отец, мать, брат и сестра.

Никто из них не узнал бы Галевина, если бы не его голос, который ничуть не изменился.

И мать, встав с места, подошла к нему, чтобы лучше его разглядеть.

И он сказал ей:

– Женщина, я твой родной сын, Сиверт Галевин Непобедимый!

Но брат его, которого он перед тем ударил по лицу, крикнул:

– Будь проклят ты, Непобедимый! – и кинулся на него с ножом.

Однако нож разбился, словно стеклянный, коснувшись тела Злонравного. Тогда младший брат обхватил старшего руками, но Сиверт смахнул его с себя, как гусеницу, и отбросил далеко в сторону.

Младший снова кинулся на старшего – головой вперед, как баран, но едва он ударился о тело Галевина, как рассек себе голову и по лицу его потекла кровь.

Тут отец, мать, окровавленный брат и сестра упали на колени перед Галевином, прося у него прощения и умоляя дать им богатство, раз он обладает такой великою силой.

– Хорошо, – сказал он, – все исполню.

Глава десятая

О том, как Злонравный ограбил ломбардского ювелира, и о приятных речах дам и девиц

На другое утро, одевшись и вооружившись серпом (теперь он презирал другое оружие, ибо его сила была в колдовстве), сир Галевин отнес труп девушки на Виселичное поле и повесил его.

Потом он поскакал на коне в город Гент.

Благородные дамы и девицы, а также простые девушки-горожанки, видя его на вороном коне, спрашивали друг дружку:

– Кто этот прекрасный всадник?

– Сиверт Галевин, – гордо отвечал он, – тот самый, кого прежде называли Уродом.

– Как бы не так! – смеялись самые бойкие, – шутить изволите, сеньор, разве лишь добрая фея вас так преобразила, что и узнать нельзя.

– Да, – отвечал он, – я даже завел с ней любовные шашни, а коли захочу, заведу шашни и с вами.

И дамы и девицы нисколько не гневались на него за такие речи.

И он отправился к ломбардскому ювелиру, который не раз ссужал его деньгами всего на сумму в сто двадцать флоринов. Но ювелир не узнал его.

И он сказал ювелиру, что он сир Галевин.

– Ах, умоляю вас, мессир, – молвил ювелир, – верните мне мои сто двадцать флоринов!

Но сир Галевин, посмеиваясь, приказал:

– Отведи меня в комнату, где ты прячешь свое золото!

– Мессир, при всем моем уважении к вам, я этого сделать не могу.

– Собака, – крикнул Галевин, – если ты меня ослушаешься, я тотчас же тебя зарублю!

– Э, да что это вы расшумелись, мессир? – сказал ювелир. – Я не раб и не крепостной, а вольный горожанин! И поверьте, если вы поднимете на меня руку, я сумею за себя постоять.

Тут Галевин ударил его, и вольный горожанин громко позвал на помощь.

На его крик сбежались подмастерья, – всего было их шестеро, – и, увидев Злонравного, кинулись на него.

Но он отколотил их так же, как ювелира, и велел показать ему, где хозяин прячет золото.

Они повиновались, говоря меж собой:

– Никак это сам дьявол!

И ювелир, рыдая, взмолился:

– Сеньор, не отбирайте у меня все!

– Что хочу, то и сделаю, – отвечал Злонравный и набил золотом свой кошель доверху.

Так отобрал он у ювелира свыше семисот безантинов.

А когда ему надоели причитания ювелира, Галевин снова надавал ему тумаков и потребовал, чтобы тот не визжал. так громко. Потом пригрозил, что приедет еще раз до конца месяца и заберет у него золота вдвое больше.

Глава одиннадцатая

О гордом гербе сира Галевина

И не было во Фландрском графстве барона богаче и сильнее Злонравного, и все боялись его.

И, кощунствуя, он сравнивал себя с богом.

И, порешив, что старый герб Дирка со старым девизом слишком ничтожен для его величия, Галевин вызвал к себе художников из Брюгге, чтобы они изготовили новый герб..

По его приказанию художники отодвинули старого ворона в сторону, нарисовали на серебряном с черным поле кровоточащее сердце и золотой серп, а внизу написали: «Против меня не устоит никто».

Этот герб Галевин повелел изобразить на большом флаге над сторожевой башней замка, и над резными каменными воротами, и на своем кожаном щите, сделанном по его приказу больше обычных размеров, чтобы каждый мог прочесть гордый девиз, и на всем своем оружии, и на одежде – всюду, где только можно было выставить его напоказ.

Глава двенадцатая

О том, как сир Галевин дрался с английским рыцарем на турнире

Случилось так, что в это время граф Фландрский объявил турнир.

И призвал он всех сеньоров и баронов в Гент участвовать в этом турнире.

Сир Галевин тоже приехал туда и выставил на поле сражения свой щит.

Увидев непомерной величины щит с кичливым девизом, сеньоры и бароны сочли себя глубоко оскорбленными.

И каждый из них вызвал Галевина на поединок, и каждый был побежден.

Был там и гордый рыцарь из Англии; он выехал на середину поля, где надменно стоял сир Галевин.

– Вот что, Непобедимый, – сказал англичанин, – мне не нравится, что ты так дерзко расположился здесь и всех нас выбиваешь из седла. Хочешь сразиться со мной?

– Хочу, – отвечал Галевин.

– Если победителем буду я, ты станешь моим слугой, и я увезу тебя в Корнуэлл.

– Согласен, – отвечал Галевин.

– И ты будешь смазывать жиром копыта моих лошадей и чистить мои конюшни; ты можешь там стать непобедимым в работе.

– Согласен, – отвечал Галевин.

– И если ты не окажешься Непобедимым, непобедимая палка непобедимо изобьет тебя.

– Согласен, – отвечал Галевин.

– А ежели ты победишь меня, тебя ждет такая награда: две тысячи безантинов, что хранятся сейчас в замке твоего сеньора, благородного графа Фландрского; сбруя моего коня тончайшей филигранной работы; прекрасное седло, вырезанное из древесины рябины, искусно обтянутое кожей, на луке которого мастерски изображены десять сражающихся рыцарей и господь наш, изгоняющий беса из гордеца; сверх того мой кованый шлем, увенчанный красивым ширококрылым ястребом позолоченного серебра; и ястреб этот, несмотря на твой гордый девиз, посрамит и твое кровоточащее сердце, и твой зазубренный серп, и твоего жалкого ворона. Ну что, рыцарь Непобедимый, надеешься ты добыть с победой две тысячи безантинов, мой шлем и сбрую моего коня?

– Надеюсь, – отвечал Галевин.

Тут граф Фландрский сам подал знак, и противники с яростью помчались друг другу навстречу.

И англичанин, как и все, потерпел поражение.

И тогда дамы захлопали в ладоши, восклицая:

– Слава доблестному Сиверту Галевину, Сиверту Галевину Фламандскому, Сиверту Галевину Непобедимому!

И когда он приехал на обед в замок графа Фландрского, дамы его хвалили, ласкали и осыпали поцелуями.

И в доспехах английского рыцаря он поскакал на коне в города Брюгге, Лилль, Гент и повсюду грабил.

И отовсюду привозил богатую добычу.

И все время чувствовал, как ширится сердце в его груди и как оно бьется, наполняясь живой силой.

И он вернулся в свой замок с двумя тысячами безантинов и с оружием английского рыцаря.

Галевин затрубил в рог, и ему навстречу вышла мать; увидев на нем столько золота, она очень обрадовалась и в восхищении воскликнула:

– Он принес нам богатство, как обещал!

– Да, – отвечал Галевин.

И она упала к его ногам и поцеловала их.

Так же поступил и его младший брат.

– Сеньор мой брат, – сказал он, – ты избавил нас от нищеты, я буду служить тебе.

– Да, так и надо, – отвечал Галевин. Войдя в залу, он сказал:

– Я хочу ужинать. Женщина, принеси мне есть, а ты подай мне пить!

И на другой день, и во все последующие дни Галевин заставлял по очереди прислуживать ему за столом, словно простых слуг, отца, мать, брата и сестру.

Глава тринадцатая

О высохшем сердце и матери Галевина

Однажды утром Галевин сидел за столом в своем замке. Его отец и сестра уехали в Брюгге купить ей на платье сукна цвета спелой пшеницы, и ему смиренно прислуживали брат и мать.

Вдруг он весь похолодел, ибо сердце его перестало биться.

Он приложил руку к груди и почувствовал, что кожа на ней ссохлась.

Затем он почувствовал, что лицо его перекосилось, плечи опустились, спина сгорбилась, и все тело съежилось.

Посмотрев на мать, потом на брата, он заметил, что они смеются над ним.

– Гляди, – говорили они друг другу, – наш господин снова влез в свою прежнюю безобразную шкуру, и лицо у него такое же безобразное, как было.

– Ах, мессир, – дерзко сказал брат, без боязни приблизившись к Галевину, – может быть поднести вам кубок клауварта,[8] чтобы вы пришли в себя? Сдается мне, что в вас нет былой силы.