Избранные творить. Медея - Мария Эльф

В конце концов, Дмитрию удалось уговорить любимую, и на следующий вечер они поездом поехали в Москву, а утром вылетели за границу.

Египет встретил туристов зноем. Отель, в котором они расположились, явился любовникам земным раем. Это был огромный роскошный дворец, окруженный зарослями ухоженных тропических деревьев, бесконечными тенистыми аллеями, многочисленными белыми лестницами и залитыми солнцем мостами, перекинутыми через прозрачный тёплый длинный бассейн с замысловатыми изгибами и лёгким течением, сделанный наподобие реки весьма искусно.

Постоянное присутствие рядом любимого человека, изумительно вкусная пища, тёплый климат и кардинальная смена обстановки заставили Медею позабыть обо всех бедах и страхах. Она наслаждалась долгожданным, ничем не перебиваемым покоем и любовью.

– Боже, как же я счастлива! – проговорила красавица, жмурясь от солнца и нежно обнимая друга за широкие плечи.

– Медея, я хочу, чтобы ты стала моей женой.

– Давай не будем сейчас об этом, Дима. Ведь ты уже женат.

– Да. Я долгое время не хотел оставлять эту беспомощную нервную женщину, но сейчас понял две вещи. Во-первых, нервная она лишь пока я рядом, ведь именно из-за меня она психует. Во-вторых, наша любовь – одна на миллион. Так почему же мы не можем быть вместе? Жертвовать таким сокровищем ради того, чтобы кому-то не стало ещё хуже, чем уже есть? А может, ей напротив станет лучше без меня…

– Но ты говорил, что она может покончить с собой.

– Да, ей надо подлечить нервы…

– А куда мы завтра поедем? – перевела разговор на другую тему Медея.

– В Каир – экскурсия по некрополю. Знаешь, гид так захватывающе описывал места, где мы побываем. Думаю, тебе понравится.

Некрополь Гиза поражал воображение своей монументальностью и колоссальностью. Огромные таинственные пирамиды удивляли размерами и правильностью форм.

Известная египетская поговорка: «Всё боится времени, но время боится пирамид», как нельзя точнее говорила об этом месте.

Да, эти вечные исполины, сооружённые ещё до нашей эры ценою многочисленных человеческих жизней, несколько десятков веков возвышались над горячим жёлтым песком, точно проросли сквозь него из царства мёртвых.

Пирамида Хеопса, наиболее пострадавшая в неравной борьбе со временем – потерявшая свою кольчугу – полированную облицовку, позволяла подняться на вершину по гигантским каменным блокам. До самого предела никто из группы туристов забраться не рискнул. Но одолевшим хотя бы половину высоты саркофага открывался незабываемый вид. Поднявшиеся на пирамиду люди невольно ощущали себя частью неких высших сил, под неусыпным взглядом которых вот уже сколько тысячелетий покоятся на бренной земле невозмутимые каменные великаны.

Стоящую на высоте усыпальницы фараона Медею терзали странные мысли:

«Зачем я позволила себе отказаться от этого могущества! Зачем пожелала снова стать ничтожной! Что нашло на меня тогда?»

Когда все туристы насладились видом, экскурсия двинулась к следующему чуду света.

Сфинкс предстал перед любопытствующей толпой во всём величии. Таинственный гигант не баловал смертных вниманием. Загадочный взгляд его был устремлен поверх пустыни вдаль, в грядущее.

– По-арабски Сфинкс звучит, как Абу эль хол, что означает «Отец ужаса», – поведал экскурсовод восторженным туристам.

– Вероятно, в отличие от пирамид он боится времени, – заметил Дмитрий, имея ввиду полуразвалившееся лицо человеко-зверя (что однако это ничуть не умаляло величие «Отца ужаса», существовавшего чуть ли не с сотворения мира).

У его подножия Медею охватило осознание собственной тщетности перед лицом Всемогущего Зла, частью которого она могла бы стать.

Вскоре счастливый отпуск закончился. Двенадцать дней пролетели как один, и любовникам пора было покинуть знойный Египет и вернуться в русский холод.

В России уже наступила зима. Ледяной ноябрьский ветер, то и дело меняющий своё направление, с силой распахивал полы шуб и дубленок, словно пытался загнать отдохнувших россиян обратно в самолёт. Но на правах хозяев люди яростно пробирались к автобусу аэропорта, преодолевая грубые толчки злого северного гостя.

Ещё два дня отогревались влюбленные вместе. Наконец, Дмитрий сказал:

– Завтра утром мне на работу. Вечером я не приду – жена возвращается.

– Уже? – с тоской в голосе ответила ему роскошная любовница, – Как я теперь буду без тебя?

Они встретились только через три дня в «Вернисаже».

– Наташка совсем с ума сошла, – поведал мужчина, – заявила, что я околдован ведьмой. Тащит меня к какой-то бабке.

«А что, если он прав, и это только колдовство, а не настоящее чувство? Пожалуй, оно слишком идеально, чтобы быть истинным», – подумалось Медее, и она неожиданно спросила, – А ты действительно меня любишь?

– Больше всех на свете.

– А если бы я была некрасивой? – испытующе посмотрела она.

– Трудно представить тебя некрасивой. Но все равно бы любил, – в этот момент лицо его перекосило выражение испуга и беспокойства, взгляд устремился поверх головы возлюбленной, губы неуверенно произнесли:

– Наташа? Ты что здесь делаешь?

– Так вот она, ведьма! – громко отчеканила подошедшая к столику женщина. Медея знала, что Наташе тридцать два года, но выглядела она на сорок. Бледное измученное лицо женщины в настоящий момент выражало целый букет чувств, переполнявших её: ненависть, презрение, омерзение, подавленность и бесконечную обиду.

Медея молча смотрела на неё большими синими глазами, не выражавшими ничего, кроме лёгкого замешательства.

– Наташа, я тебе объясню, – решительно начал Дмитрий, вставая из-за стола.

Женщина оглянулась на мужа, на глазах блеснули слёзы. Из горла вырвался тихий жалобный звук, она резко развернулась и побежала прочь, не сдерживая рыдания.

– Извини, котёнок, я позвоню тебе завтра утром, – быстро проговорил Дмитрий и бросился за женой.

Медея допила вино из своего бокала. На душе стало противно. До сих пор она не задумывалась о том, что разбивает кому-то жизнь. Она составляла несчастье женщине, которую даже не знает, женщине, у которой нет и никогда не будет никого, кроме мужа.

Красавица расплатилась за ужин и медленно пошла домой.

«Но ведь я люблю его! – оправдывалась она перед нежданно проснувшейся совестью, – И потом я никогда не просила его бросить жену».

Все оправдания рушились, как карточный домик, при одном воспоминании о беспомощном кричащем взгляде измотанной переживаниями женщины.

Ночью Медее снились то несчастные глаза Наташи, то окровавленные руки, то капающая с неба грязь, слышались проклятия.

Наутро она проснулась уставшей, словно всю ночь таскала тяжести, сердце бешено колотилось.

Дмитрий не позвонил.

Медея несколько раз набирала номер его мобильного, но абонент был отключен. Тоска и нарастающее беспокойство заставили набрать его рабочий номер.

– Слушаю вас, – послышался в трубке расстроенный женский голос.

– Здравствуйте, могу я услышать Дмитрия Борисовича?

Голос в трубке громко всхлипнул и, дрожа, произнес:

– Его нет… его больше нет… он умер.

– Как?! – горько и беспомощно вскрикнула Медея.

– Убит своей женой… из ревности… ночью заколот…