Окончательный выбор - Павел Амнуэль

— Ты поняла? — спросил он. — Пойдем домой, Инга.

Поздно ночью они лежали на широкой кровати, смотрели друг другу в глаза, и отблески огня от так и не сгоревших дров в камине играли на их разгоряченных телах. Фасси спал, время от времени поводя ушами, будто отгоняя не существовавших здесь слепней.

— Это счастье, — убежденно сказала Инга.

— Сейчас — да, — согласился Питер. — Через десять лет…

— У нас будут дети, — сказала Инга. — Появятся другие заботы, нужно будет принимать новые решения…

— Да? — сказал Питер. Он не был уверен, что у них когда-нибудь родятся дети. Точнее, он был уверен в обратном, но эту мысль следовало от Инги скрывать, и Питер думал о том, что счастье быть с любимой ни с чем не сравнимо, и эта ночь не повторится, потому что она первая, а утром нужно будет осмотреть свою клет… свою поляну.

— Не нужно, — сказала Инга. — Ты скрываешь от меня главное. Я хочу знать то же, что знаешь ты. Нам жить вместе.

— Когда я был маленьким, — сказал он, глядя в огонь, — были еще живы люди, мечтавшие о том, что человечество выйдет к звездам и встретит братьев по разуму. Мой дед был таким, он мне много рассказывал… Знаешь, почему я Питер? Родители называли меня Петей, ребята — Петрухой, а дед — Питером, это был его любимый персонаж из фантастического фильма о встрече цивилизаций.

— Ты говоришь не о том, — сказала Инга.

«Конечно, милая, — подумал Питер, — я говорю не о том, но как мне подвести тебя к нужной мысли?»

— Не нужно меня подводить, — сказала, а может, только подумала Инга. — Я тебя и так пойму.

— Дед сказал мне однажды: люди разучились принимать сознательные решения. Любые. Те решения, что принимаются рассудком, а не подсознанием, инстинктом или условным рефлексом. Если за тобой гонится враг, ты бежишь — это инстинкт. Или принимаешь бой — это твой сознательный выбор. Если нужно решить, что съесть на завтрак, человек может умереть от голода, когда начнет сознательно выбирать: лучше съесть яичницу, потому что… Это «потому что» его убьет.

— Зачем ты мне рассказываешь? — прервала Инга. — Это известно любому младенцу.

— Но ты и я — мы другие…

— Да. Ну и что?

— Дед Борис тоже был другим, таким, как ты и я, и потому не смог ужиться с собственными детьми, не умевшими выбрать даже между двумя чашками, которые нужно поставить на стол, мама всякий раз пользовалась монеткой. «Питер, — говорил дед, — человечество было разумным, Когда каждый мог сознательно принимать решения. Люди деградируют быстро. Конструктор, который не может выбрать между двумя проектами, никогда ничего не создаст. Ученый, не способный выбрать между двумя гипотезами, никогда не сможет сделать открытие…»

«Питер, — сказал он однажды, — люди скоро станут животными. Может, еще при твоей жизни. Сохрани себя, а если станет совсем невмоготу, ищи Долину».

«Долину?» — спросил я, ничего не поняв.

«Долину, окруженную со всех сторон горами, — пояснил дед. — Это не так уж далеко отсюда. С давних времен люди видели в Долине тех, кто приходил со звезд. Если человечество можно спасти, то, кроме них, сделать это некому. Возможно, им больше нет до нас дела. Но можно хотя бы попытаться…»

— Но здесь нет никого, — пробормотала Инга. Глаза ее слипались.

— Почему нет? — возразил Питер. — Разве появление другого Питера не говорит о том, что они там, наверху, следят за нами, и если кто-то может спасти людей, то только они… То есть я так думал, но понял, что ошибался. Зачем им нас спасать? Это не способ контакта, это ловушка. Сладкой сказкой они заманивают в Долину тех, которые, как мы с тобой, еще остались людьми. И не выпускают. Ждут, когда мы станем такими же.

— Зачем? — Инга повернулась на другой бок, и Питер услышал не слова ее, оставшиеся непроизнесенными, а мысли — медленные, угасавшие, на грани сна и бодрствования.

— Наверное, чтобы стать хозяевами Земли, — сказал он. — Дед надеялся, что они смогут помочь. А им нужна власть. Пока люди обладали разумом, они боялись начать вторжение. Теперь только такие, как мы с тобой, могут сопротивляться.

— Глупости, — подумала Инга. — Питер, родной мой, давай спать.

Ты ошибаешься. Ты перевернул все с ног на голову. Никто не собирается вторгаться на Землю. Никто не отнимет у нас с тобой возможности выбора. Я выбрала тебя, ты — меня, мы проживем сто лет…

— Как мыши в мышеловке.

Инга молчала, и мысли ее во сне стали совсем неразборчивыми. Питер прижался к девушке, обнял ее, она тихо вздохнула, сон опустился на них, и пока они спали, Фасси, которому почему-то спать совсем не хотелось, бродил по поляне, принюхивался к каждой травинке, поднимал ногу у каждого дерева, а потом над поляной взошла странная луна — зеленая, как салат, и пса тоже сморил сон, заснул он там, где стоял, а когда занялся рассвет, резво вскочил на ноги и заскулил, давая знать людям, что пора просыпаться.

Голод по-прежнему не ощущался. Может, нужные вещества были растворены в воздухе и впитывались легкими? Питер не знал, возможно ли это с точки зрения физиологии, но ни есть, ни пить не хотелось, и с отсутствием желания исчезла необходимость в важнейшем для человека выборе — выборе пищи.

— Так постепенно все и будет, — сказал Питер утром. — Выбор пищи. Выбор подруги.

— Ты еще хочешь выбирать? — вскинулась Инга.

— Нет, — усмехнулся Питер. — Но ведь и выбора нет, верно?

— Удивительно, — сказала Инга, — до чего мужчины непонятливы. Им все разжевываешь, а они делают неправильные выводы. Это так странно, это так меня всегда поражало…

— О чем ты? — нахмурился Питер.

— Ты сам сказал, что мы не на Земле. Это солнце…

— И луна, — подсказал бродивший неподалеку Фасси. — Она была такая зеленая…

— Луна? — удивился Питер.

— Да, вы спали, она быстро взошла и быстро опустилась…

— Вот видишь, — сказала Инга. — Мы не на Земле.

— Значит, Землю они уже захватили. А нас… Помню, дед рассказывал, как пришельцы похищали людей, увозили в своих кораблях и производили над ними опыты.

— Зачем им это было нужно? — раздраженно спросила Инга.

— Может, во время опытов они и узнали о нашей ахиллесовой пяте? Если лишить людей свободы выбора, то захватить Землю будет сущим пустяком.

— Не хочешь же ты сказать, что какие-то пришельцы сотворили с людьми такое!

— Раньше я думал, что они просто воспользовались ситуацией…

— Питер! — воскликнула Инга. — Помолчи, пожалуйста. Ты ничего не чувствуешь?

— Нет, — сказал Питер, оглядевшись и не увидев в окружавшем пейзаже ничего примечательного.

— Мужчины никогда не чувствуют главного, — пожаловалась Инга, обращаясь то ли к Фасси, которого она поглаживала по спине, то ли к кому-то невидимому, присутствовавшему здесь на правах равноправного собеседника.

— А что я должен чувствовать?

Девушка подняла руку и повела ею в воздухе, будто дотронулась до чего-то невидимого.

— Помолчи, — сказала она. Постарайся ни о чем не думать. Слушай.

И Питер услышал.

Далекие голоса говорили о чем-то очень важном, шептали, бормотали, провозглашали, кричали, создавая тот шум, в котором невозможно выделить слова. Словно гул морского прибоя, когда волны шепчут, бормочут, кричат о своем, недоступном человеческому пониманию.

Голоса были вокруг, но Питер понимал, что это космический прибой, разбившиеся о поверхность планеты волны космического шума. Говорили не здесь, говорили там, в вышине, и Питер поднял глаза, хотя и не надеялся, конечно, разглядеть говоривших.

Небо… Теперь, услышав голоса, Питер увидел, что и небо стало другим: в полотне пространства будто зияли прорехи, сквозь которые в мир над Долиной проливались мысли, Диалоги, идеи, знания, чей-то непонятый опыт и чья-то неиспользованная жизненная сила. С ясного неба шел невидимый, но ощутимый дождь, Питер поднял руки и подставил ладони, чья-то мысль упала в них и впиталась кожей, а еще был чей-то вздох и чье-то сильное ощущение, от которого у Питера мороз пробежал по коже, он прижал ладони друг к другу и прикрылся от дождя, как зонтиком. Капли чьих-то знаний стекали на траву, и Питеру показалось, что трава заблестела, как сверкает на солнце мокрый луг после сильного ливня. — Теперь понимаешь? — спросила Инга.

— Ты… — сказал Питер. — Ты это почувствовала еще вчера? Инга кивнула.

— Я только не понимала, что со мной происходит. Мне казалось, ты чувствуешь то же самое и потом объяснишь мне…

Питер смотрел вверх: солнце опустилось низко к горизонту, но казалось, что оно стояло над головой. Он мог увидеть звезды, для этого нужно было всего лишь не обращать внимания на свет, рассеянный в атмосфере. «Разве это возможно?» — подумал Питер и понял, что вопрос-то риторический. Возможно все.