Инженер страны Советов - Евгений Владимирович Панов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За столом, по-барски откинувшись на спинку стула, сидел сам Зимин.
– Что, падаль, допрыгался? – Он аж потер ладони от предвкушения мести. – Теперь пожалеешь, что на свет появился.
Прилетевший откуда-то сбоку удар в корпус я едва не пропустил, в последний момент чуть уклонившись, но все равно припечатали мне не слабо, и я сложился пополам, рухнув на колени. Через мгновение перед глазами появились носки до зеркального блеска начищенных сапог. Зимин наклонился и за волосы повернул мою голову лицом к себе.
– Ты, сука, сапоги мои вылизывать будешь, умоляя о пощаде. Ты у меня подпишешь все, что я тебе велю. Ты, гнида, сознаешься, что являешься агентом японской разведки и готовишь со своими подельничками покушение на товарища Сталина. – Он резким движением оттолкнул меня. – Сейчас тебя обработают как следует, а потом ты будешь как шелковый.
Торжество просто переполняло его. Я чуть слышно, дыхалку все-таки сбили, просипел в ответ.
– Что ты сказал? – Зимин вновь наклонился надо мной, все еще стоящим на коленях. – Уже готов сотрудничать?
– А вот хрен тебе, сволочь!
Я резким движением боднул головой его прямо в лицо и с удовлетворением услышал треск ломающегося носа. Зимин отпрянул и заверещал, как свинья на убое, ладонями схватившись за свое лицо. Сквозь пальцы обильно брызнула кровь. Все произошло настолько быстро, что трое его подручных не успели среагировать. Я тем временем перекатился вбок и встретил первого пришедшего в себя конвоира прямым ударом в челюсть. Странно, что руки мне перед допросом не связали. Конвоир опрокинулся на спину, а на меня бросились двое его коллег.
Хотя со времени моей службы в армии прошло уже три десятка лет, вбитые тогда навыки по рукопашному бою вспомнились сами собой. Одного резко ударил ногой в пах, а другого перехватил за руку и бросил через себя. Краем глаза заметил, как Зимин лапает кобуру, пытаясь достать оружие. А вот этого мне точно не надо. Подскочил к энкавэдэшнику и что есть силы ударил его под дых и тут же, подпрыгнув, ногой снизу в челюсть. Все, этот готов.
На шум в кабинет ворвались еще двое конвоиров. Вот тут мне пришлось тяжко. Впятером они начали буквально месить меня в углу. Я, сколько мог, отбивался от них, благо какая-то накатившая веселая злость позволяла держаться на ногах, но силы в любом случае были не равны. Насколько можно, закрылся руками, принимая удары со всех сторон. В конце концов удар по голове погасил мое сознание. Последней мыслью было, что я в этом времени только и делаю, что получаю по голове да нахожусь в беспамятстве…
Голову мотает из стороны в сторону, а тело пронзает боль на каждой кочке. Это первое, что я почувствовал, в очередной раз придя в сознание. Попытался открыть глаза и не смог. По ощущениям вместо лица у меня какой-то ватный комок, который при этом дает о себе знать горячей пульсацией. Попробовал приподняться на локтях и застонал от пронзившей все тело боли.
– Тихо-тихо! Лежи, не вставай.
Вместе с голосом Федора смог, как сквозь подушку, расслышать завывающий звук мотора. Похоже, куда-то нас везли. В этот миг из ушей словно вынули пробки, и звуки обрели яркость.
– Где мы? Куда нас везут? – чуть слышно хрипя, спросил я.
– Кончать нас везут, – без какой-либо обреченности, спокойно ответил Федор.
– Не разговаривать, контры! – тут же раздался окрик.
– А то что, до места не довезешь и тут пристрелишь? – усмехнулся Федор.
– Черновку проехали. – Это уже Николай. А голос хоть и не испуганный, но какой-то грустный. – Похоже, за Ахмерово везут, к ямам, где древесный уголь жгут. А дорожка-то для вас привычная, Никитин.
– Привычная, привычная. Много такой контры, как вы, в расход пустили, так что и косточек не осталось, – даже с некоторой гордостью в голосе сказал конвоир.
– Гад ты, Никитин, и преступник. Тебя судить надо.
– Не ты, бывший старший лейтенант, судить будешь. А за гада ты мне там, у ямы, еще ответишь. Здесь бы тебя порешить, да кузов мыть не охота.
В кузове воцарилась тишина, прерываемая подвыванием мотора полуторки.
Вскоре машина остановилась, и меня грубо выволокли из кузова. Только сейчас я понял, что руки и ноги у меня связаны, а то не мог сообразить, почему я их не чувствую. Туго затянули, гады, так и кровоток нарушить можно. Хотя, похоже, совсем скоро всему моему организму и так резко поплохеет. Жаль, глаза открыть не могу. Хоть разок бы еще взглянуть на свет божий.
– Ну что, куда их? Как в прошлый раз, или к другой яме оттащим?
– Да надо больно тащить их еще. Здесь кончаем да сбросим. А завтра сюда лесины привезут и завалят. Надо будет только их потом завалить дровами, чтоб не увидел никто. Я Фаридку предупредил, чтоб не любопытствовал, да ему и не впервой. Сделает со своими углежогами все в лучшем виде.
Невидимый мне Никитин говорил это все с таким деловым тоном, словно обсуждал не то, как будет уничтожать наши трупы, а какую-то несущественную мелочь.
– Ну что, контры, молитесь. Эх, жаль, товарищ Зимин приказал все сделать быстро, а то бы смертушка для вас как награда была, – сожаление так и сквозило в голосе палача.
Не успел еще невидимый мне Никитин закончить фразу, как откуда-то сбоку раздалась команда:
– Никитин, бросай оружие, и без глупостей!
– Гареев?! Ты?! У меня приказ товарища Зимина! Да он тебя в лагерную пыль сотрет!
Откуда-то сбоку раздался выстрел, и кто-то пронзительно завизжал.
– Я сказал без глупостей! Твой Зимин через полчаса после вашего отъезда был арестован уфимскими товарищами как враг народа и троцкист. Так что бросайте оружие! У нас приказ в случае сопротивления открывать огонь на поражение.
Было слышно, как кто-то зло сплюнул и что-то тяжелое упало на землю. Нас развязали. Стоило лишь снять стягивавшие руки и ноги веревки, как я со стоном повалился на землю. Боль в затекших конечностях была адская. Рядом точно так же стонали Федор и Николай.
Нас напоили водой и помогли погрузиться обратно в кузов полуторки. Я наконец-то смог хотя бы ощупать свое лицо. Вернее, то, что когда-то было лицом. Теперь это на ощупь напоминало набитый ватой шар. Тем временем Гареев рассказывал Николаю о произошедших событиях.
Как оказалось, из Уфы отправили опергруппу, чтобы произвести аресты местного руководства НКВД и милиции. Слишком много жалоб было
