Хан Файр - Елена Силкина

— Я не могу это терпеть, — едва выговорил он.

— И не нужно. Все у нас произойдет сейчас.

— Но…мы же еще не женаты.

Хэгши засмеялась.

— Ты не знаешь, в чем заключаются на Тайре брачные обряды? Объяснение в любви — и все.

И она снова поцеловала его, пока он не изобрел новой темы для разговора. А потом быстро расстегнула на нем комбинезон, то есть, провела ногтем от горловины до пояса и немного ниже, и ткань по этой линии разделилась. Хан покорно позволил себя раздеть, дрожа от смущения пополам с желанием. Он не заметил, когда кресло оказалось разложенным полностью и превратилось в довольно обширную софу.

— Теперь ты. Сделай то же. Да не смотри же так беспомощно, Хан. Опять забыл, что мы на равных?

Она взяла руку Хана и провела его пальцами по своему одеянию, расстегнула которое фактически сама.

— Сними его с меня, — попросила она совсем тихонько.

Хорошо, что ткань легка и нежна, потому что руки такие непослушные и слабые, что не способны на малейшие усилия, подумал Хан, отвернув образовавшиеся полы и медленно, чтобы от неловкости не причинить боли, стягивая их с плеч Хэгши.

Свое раздевание она довершила тоже сама, потому что Хан на полпути остановился.

— О! Я не сделала одну вещь. Даже две, — вдруг сказала она и одним гибким движением метнулась к пульту. Хан не отрывал глаз от ее белеющего в сумраке прекрасного нагого тела.

Окна затемнились, вдоль стен и потолка комнаты словно задрожал гор ячий, нагретый солнцем или пламенем костра воздух. Эта слабо видимая рябь встала сплошной завесой, изолирующей их от всего мира.

— Теперь нас никто не увидит и не услышит, даже случайно.

Хан только вздохнул. Он в который раз забыл, что на Тайре — телепатическое общество.

— Но я хочу видеть тебя, — добавила Хэгши.

Под потолком затеплился округлый плафон, испускающий мягкий, бело-синеватый свет. Хан сразу назвал его про себя лунным, имея в виду, разумеется, неземную луну. Он восторженно улыбнулся, потому что она сделала то, о чем он не осмеливался попросить.

Она вернулась на софу, села рядом с ним, потом легла, откинувшись на спину. Теперь можно было запросто дотянуться, чтобы коснуться, поцеловать, но Хан об этом не помнил. Он просто смотрел. Он гладил ее взглядом, не только не осмеливаясь на большее, но даже глазами не смея спуститься ниже линии плеч.

Она протянула руки, чтобы привлечь его к себе.

Пока он только смотрел, все шло нормально, он был спокоен, потому что забылся. Но едва понял, что от него требуется, как почувствовал ужас. Коснуться ее так! Ему по-прежнему представлялось это кощунством, потому что он подсознательно считал секс чем-то низменным. В равной степени он не смел, да и не хотел сопротивляться ей, потому что дрожал от желания.

Она поняла, что может легко настоять на своем, и он переступит через свои комплексы и противоречивые эмоции, но этот стресс дорого ему обойдется. Она села и принялась играть его волосами, пропуская сквозь пальцы темные блестящие пряди, при этом будто случайно слегка касаясь его шеи и плеч. Он заметно успокоился и прикрыл глаза, млея от этих прикосновений.

— Хан, ты сказал, что я — твой идеал.

— И могу повторить сколько угодно раз всему свету, — неожиданно твердым голосом заявил он.

— Могу, хочу, должна сказать тебе то же. Ты — мой личный, индивидуальный, давно созданный в мечтах идеал, и внешне, и внутренне. Соединение черт тайрианина и тави — небольшой рост, изящество, хрупкость в меру, грациозная, стремительная пластика, темные волосы и светлая кожа, пылкость и сдержанность, юмор и ранимость, чуткость и нежность, ничуть не умаляющие мужественности.

Динор носит прозвище — Нарушитель Этики, но я оказалась гораздо хуже. Я отговорила тебя менять внешность из личных мотивов. Координацию восстановить можно, лицо изменить можно. Ты хотел уничтожить облик, каждую черточку которого я уже любила.

Больше того — я запрограммировала клоны под свои параметры, чтобы мы идеально подходили друг другу. Это преступление.

— Все бы совершали только такие преступления, — пробормотал ошеломленный донельзя Хан.

— А если бы ты не ответил мне взаимностью? Я так боялась этого.

— Ты?! — пораженно вскричал он. — Ты боялась, что я… Да не может этого быть! То есть, я хотел сказать, что такого и быть не могло, это немыслимо, чтобы я не ответил тебе взаимностью! — тут же пылко поправился он.

— Хан, иди же ко мне. Я хочу чувствовать твои руки.

Разумеется, он начал с волос. Он давно мечтал запустить в них пальцы, но это прикосновение было и самым невинным, и наименее возбуждающим, по его мнению. Хэгши воспользовалась тем, что он отвлекся на ее прическу и лицо, и притянула его за бедра к себе.

Хитрость не удалась. Хан успел осознать, что сейчас произойдет, и, хоть не собирался противиться, но страх и отвращение к самому себе сделали свое дело: эрекция вдруг исчезла.

Почувствовав это, он отшатнулся и закрыл лицо руками. Бывает ли предел позору?

Хэгши увидела, что случилось.

— Хан, это бывает со многими, когда все происходит впервые. Ты слишком сильно меня желаешь, и организм защищается, отключая то, что чересчур опасно.

Да, он читал об этом. Но что, и здесь тоже?

— Все равно иди ко мне. Дай мне просто обнять тебя, больше ничего не нужно. Доставь мне это удовольствие.

И привыкни ко мне.

Он позволил ей притянуть его к себе, даже чуть ли не возложить на себя — его голова покоилась у нее на груди, а согнутую в колене ногу пришлось пристроить поверх ее бедер. Это ему показалось ужасным.

— Я вешу не так уж мало, шестьдесят с чем-то, — тихо сказал он.

Хэгши засмеялась.

— Позволь судить об этом мне.

Объятия оказались вовсе не такими простыми. Ее ладони нежно скользили по его волосам, по плечам, по спине, по бедрам, по ягодицам. Потом она легко повернула его на бок, а прикосновение стало очень интимным. Он не оттолкнул ее руку, позволив касаться его так, как ей угодно.

От сильных, быстро нарастающих ощущений у Хана мгновенно отяжелели веки, полуприкрыв глаза, изогнулись губы, напряглось лицо, которое неудержимо сводило гримасой острого экстаза. На секунду он подумал, что выглядит безобразно, но потом уже не мог думать совсем и весь подался навстречу ее рукам, выгнувшись и запрокинув голову.

Хэгши внезапно отняла пальцы, он услышал ее движение и не успел опомниться, как оказался слитым с ней воедино. Она прижала его к себе, перекатилась с ним на спину и шепнула:

— А теперь двигайся.

Захлестываемый острым наслаждением, он отрешился от окружающего, забыл обо всех своих опасениях, сознавая только то, что должен продержаться подольше, сколько сумеет, и быть осторожным и нежным.

Он двигался, закрыв глаза, и она двигалась вместе с ним, незаметно направляя, каждый раз чуть-чуть меняя положение тела. Кульминация молниеносно приближалась, а когда наступила, то оглушила Хана, он рухнул на Хэгши и лежал, не в силах шевельнуться, едва не лишившись сознания от жгучего и немыслимо сладкого взрыва. С удивлением и радостью ощутил, что Хэйги тоже достигла вершины экстаза, но ощутил как-то отстраненно.

Хватит ли его еще на что-нибудь немного погодя, после того как он отдохнет, или выдохся с первого раза?

Дыхание и пульс постепенно замедлились, но — и только. Хан чувствовал, что у него от слабости дрожат руки и ноги, и не способен он сейчас на самое малейшее движение.

А ее руки уже снова скользили по его телу. Она чуть сжала бедра, и желание, вроде бы недавно утоленное, вернулось мгновенно и остро.

Сил не осталось даже на бурные эмоции, он просто беззвучно заплакал. Вот еще одна грань непреодолимого неравенства. Не в том беда, что он ей по плечо, и она легко поднимает одной рукой то, что он не может двумя, а в том, что ей, такой сильной и неутомимой, он не в состоянии дать и малой части того, что ей нужно. Как там у Ефремова? — «…для неравного партнера даже смертельно».

— Ты будешь сильным, Хан, потерпи немного. Ты ведь даже еще не окреп как следует после операции, — сказала Хэгши, нежно стирая слезы с его щек ладонью. — Два-три месяца в терапевтическом центре — и ты будешь таким же, как те, кого ты считаешь эталоном.

— Как Динор? — неровным голосом с иронией спросил Хан. — Динор — самый рослый и мощно сложенный из знакомых ему тайриан.

— По силе — нет, а по выносливости — да.

Ладонь Хэгши остановилась на спине Хана. Он не знал, что она таким образом слушает сердце, не просто пульс, а как если бы держала его в руке.

Она обняла Хана и повернулась вместе с ним на бок.

— Я буду двигаться сама.

Вторая вершина экстаза была выше, и Хан даже не мог вспомнить, достигли ли они ее оба, или — только он один. Хэгши разъединила их тела, но не выпускала его из объятий.