Новый Мир ( № 3 2009) - Новый Мир Новый Мир

В один из вечеров старик, выйдя с лопатой, стал высаживать лес на участке, что выбрал для себя еще накануне. Привычно вырезал лунку за лункой и вдруг, присмотревшись, обнаружил черневшие срезанные и перевернутые кругляши дерна, а под ними россыпь золотисто-желтых, словно только что с дерева (земля была суха, как порох), березовых семян. Вскинулся, как обокраденный на вокзале, метнул глазами по сторонам — быстро сообразил: да нет, это он сам пару недель назад и засадил пятачок березками, да, видно, запутался среди очень похожих ям и забыл. Перейдя на другой участок, тщательно осмотрел траву, нет ли и здесь следов посадок, и после того случая положил себе за правило каждый раз отмечать место, где закончил сажать, выкладывая на траве рядок из желтых, во множестве раскиданных вокруг камней — словно подводя черту под выполненной за день работой.

Изрытое кратерами плато на горе не было таким уж однообразным и одинаковым. Полевые дороги пересекали его, одна направляясь вдоль закругляющегося обрывистого склона, другая мимо сетчатой ограды и газовых вентилей к очень крутому и каменистому, едва проезжему спуску: многие хозяева дач на Алтынке, жившие в других микрорайонах, ходили здесь каждый день домой. Рядом со спуском вгрызался в плато небольшой, однако весьма глубокий овражек. Весной и в сильные ливни по заросшему травой дну его бежали, обнажая коричневую глину, потоки воды.

Методично засаживая плато участок за участком, старик добрался и до овражка. Примерил на глазок глубину и покачал головой, жалея, что не знал о нем раньше. Овраги, давно уже вычитал он, — бедствие степных краев, их надо засаживать лесом в первую очередь. Сильно крутой, почти непроходимый, заросший сухой и пыльной степной травой склон не испугал старика. Набив семенами оба кармана пиджака, а сумку как ориентир оставив на вершине, он по рассыпчатой мелкой щебенке, словно по льду, съезжал все ниже и ниже, через каждые пару метров изловчался затормозить. Лопатой раздвигал траву, под мелкие угловатые камешки вкладывал горсть семян. Вздымалась клубами тяжелая глинистая пыль, на дне оврага хрустели под ногами высохшие, мертвые стебли. Сделав таким образом один ряд, старик разворачивался, опираясь на лопату, начинал подъем.

И хотя ему приходилось поминутно кланяться земле и много сил тратить на то, чтобы не соскользнуть по склону обратно вниз, старик неплохо на глаз рассчитывал расстояние: добравшись до верха, оказывался не слишком далеко от ориентира-сумки. Отдышавшись, отступал на нужное расстояние, переносил семена на новое место и снова начинал спуск.

Овраг с каждым рядом становился все глубже и глубже. Как-то, засадив очередной ряд со дна наверх, старик не обнаружил наверху сумки с семенами. Рассердился на себя, что скосоглазил, слишком далеко отклонился в сторону. Однако сумки не было видно и поблизости. Недоумевая, старик прошелся по склону. Золотистое, почти не покрасневшее на закате солнце краем еще выглядывало из-за горизонта. Сажать бы еще и сажать, однако карманы пиджака были пусты. Старик в конце концов обнаружил у края склона вроде как горсть древесных опилок. Пригляделся: лежали кучкой высыпанные в траву березовые семена. Ну кому сумка могла понадобиться? — выпрямляясь, со вздохом подумал он. Старье же было последнее, на базар идти, и то стыдно... Принеся лопату, старик раскидал и прикопал землей березовые семена. Ничего, зато куст особо густой вырастет, утешал он себя.

В другой раз, поднявшись на гору, старик услышал откуда-то поблизости странный, гулкий и твердый топот, хруст сухих стеблей, как будто кто-то копошился в глубоких, полных пыли кратерах. Разглядев среди сухой травы мохнатые серые, черные спины, догадался: козы. Штук пять или шесть, серых и черных, длинношерстых пуховых, непонятно, как в такой шубе терпят жару. Пасла стадо сгорбленная старушка, тоже, несмотря на лето, одетая тепло. Вот, опираясь на высокую кривую палку, заковыляла по целине к зеленевшему в одном из кратеров кусту низкорослой вишни. Козы, привычно последовавшие за хозяйкой, вдруг сами заметили этот куст и, как ошпаренные, ринулись жадно щипать зеленые ветви.

— Да как же!.. — растерянно глядя на них, бормотал старик. — Козы же все посадки потравят!..

Старику еще мать рассказывала, что молодые ветки деревьев козы любят больше, чем самую свежую сочную траву. Возле больших деревень, случается, целые леса засыхают, потому что козы подчистую съедают подрост.

Старуха, хозяйка коз, наведя свое стадо на корм, теперь оперлась на палку, бессмысленными красными глазами щурилась на город под горой.

— Не понимают, и жаловаться некому, — спешно шагая прочь от мучительного зрелища, сам себе говорил старик. — Без леса самим же хуже будет!..

Еще через несколько дней, поднимаясь в гору, старик издали увидел вьющийся над склоном синий дымок и на этот раз сразу понял, в чем дело.

— Опять траву подожгли, сволочь какая-то...

Над желтым еще вчера склоном ветром носило черный травяной пепел. Черные проплешины с малиново-красным огненным ободком по краям, разрастаясь и источая дым, казались старику скорбно-траурными, точно венок из пожухлых цветов, давным-давно оставленный на чьей-то могиле.

— Погубят лес, вырасти не дадут! — сокрушенно вздыхал он, вытирая со лба пот. — Сдуру вот так кто-нибудь подпалит...

Бессильный что-либо изменить, он прибавлял шагу. Перед глазами старика так и стояло: едва проклюнувшуюся древесную поросль в несколько минут уничтожает движущийся валик огня... Тем не менее ближе к вечеру, переделав дела по саду, он снова брал в руки лопату, отправлялся на склон. Возникающую в голове мысль, а не бессмысленна ли его работа, упрямо гнал прочь, чувствовал, что уже не может отказаться от идеи сажать лес.

Работая на плато, старик так забывался, что не видел, как мимо него привычными маршрутами топают дачники. Иногда, выпрямив уставшую спину, замечал маячащую на тропинке фигуру с ведром в руке и рюкзачком за плечами, смущался, скорее снова хватался за лопату. Сажая лес, старик чувствовал себя словно бы ширмой отгороженным от остального мира и не знал, что давно уже стал предметом соседских разговоров. Поэтому он удивился, когда однажды Алеся, соседка с мальчишечьим голосом, подойдя, спросила из-за забора:

— Дедусь! А что ты там на горе делаешь? Я как ни иду домой, смотрю, ты стоишь, лопатой в земле ковыряешь...

— Лес сажаю, — неожиданно для самого себя сознался старик. — Там, на плато...

— Ле-ес? — озадаченно протянула Алеся. — А не сухо сейчас...

— Для семян-то? — Старик усмехнулся. — Это для саженцев сухо. А семена своей влаги дождутся: дождь будет или весной снег растает. Солнышко пригреет, они и пойдут в рост.

Через несколько дней, выйдя из проулка с лопатой и новой сумкой для семян, старик на повороте столкнулся с председателем кооператива.

— Лес сажать пошел? — усмехнулся тот. — Молодец.

Добравшись до места на плато, где закончил посадки накануне, старик еще долго оглядывался на мирно зеленеющий дачный поселок, за заборами которого ему мерещились десятки пристально наблюдающих за ним враждебных глаз.

Дочь, не приезжавшая на дачу целую неделю, неожиданно заявилась в середине дня — старик как раз обходил грядки фасоли, собирал в ведерко сухие уже, шуршавшие, словно бумага, вызревшие стручки.

— Работаешь? — пристально, по-прокурорски глядя на отца, спросила она. — Что, помощь тебе не нужна?

Удивленный и обрадованный было старик выпрямился с ведром в руке.

— Да как же не нужна! — воскликнул он. — Вот, фасоль надо лущить. Капусту, перцы я еще не поливал…

— А что ж ты делал с утра? — перебила дочь строго. — Ты же ушел когда?..

Старик помрачнел, глаза опустил в землю. Несмотря на обеденный только час, дочь уже успела где-то набраться. Стоя перед домиком, едва держалась на ногах.

— Делал что? — переспросил старик спокойно. — А ты знаешь, сколько тут работы в саду?

Скривив гримасу, с которой она всегда выслушивала упреки, дочь развернулась, едва не упав, присела на крылечко. Стала, как было сказано, лущить фасоль. Не вытерпела, однако, и десяти минут.

— Дед! — окликнула неторопливо работавшего на огороде старика. — Ты когда домой-то собираешься?

— Как домой? — поднимая голову, опешил тот. — Да до вечера-то еще...

Пристыженная дочь замолкла. Однако через несколько минут заговорила снова:

— Там у нас под столом целый таз помидоров. Ты как, перерабатывать их собираешься?