Одержимость шейха - Миша Рейн

самодовольную ухмылку, — ласку, — еще одно движение, и мои глаза закатываются, еще, и я царапаю стену, потом еще и еще.

Тень не останавливается до тех пор, пока мои бедра уже сами не начинают выписывать круги в поисках облегчения... Неожиданно все прекращается. Он издевается надо мной?! Я тут же распахиваю глаза и возвращаюсь в реальность, готовая взять нож и изрешетить низ живота, чтобы избавиться от того, что теперь там происходит.

— Или боль, — хрипло произносит он, после чего дергает меня за волосы так, что я глухо стону, отвлекаясь от дикой пульсации между ног и невольно цепляясь за его крепкую кисть, чтобы облегчить боль. — Выбор за тобой. За непослушание ты также понесешь наказание. Неделю будешь выполнять все, что входит в обязанности прислуги. Хоть один донос на твое неповиновение, и я запру тебя в подвале и, если потребуется, закую в цепи, как животное. Я сделаю так, что ты сама будешь умолять раздвинуть себе ноги, чтобы доказать мне то, что я должен был узнать по возвращению домой. У тебя был шанс сделать это по-хорошему. Теперь же ты будешь получать то, что заслужила. А за свою дерзость пройдешь обучение по придворному этикету. Ты должна хорошо знать правила поведения, девочка.

Тень отпускает меня так резко, что я едва ли не сползаю по стенке. Но мне удается сохранить вертикальное положение, не смотря на дрожь в ногах. Делаю успокаивающий вздох и начинаю растирать горящий затылок, краем глаза замечая, как небрежно он вытирает влажные пальцы, которые секунду назад были между моих ног.

— Прибери здесь за собой.

Глава 4. Шрамы

Работать в подмоге у прислуги оказалось не таким уж и наказанием. По крайней мере, за неделю рутинной работы во дворце я больше не видела Тень, а мое тело пришло в норму и больше не выставлялось на всеобщее обозрение, что меня несказанно радовало, да и Зарема показывала мне свой яд только в кулуарах.

Зато на обучении она отрывалась самыми изощренными способами, явно наслаждаясь тем, что высасывала из меня последние силы. У нее это отлично получалось. Я настолько уставала после занятий, что засыпала еще до того, как успевала положить голову на подушку.

У меня даже не оставалось сил переживать из-за того, что во сне мне могла грозить реальная опасность. Порой складывалось ощущение, что даже еда, поданная мне, чтобы я не сдохла с голоду, была самой настоящей отравой. А все потому, что однажды я стала случайной свидетельницей разговора Заремы с Зурабом, в котором ясно услышала малоприятное упоминание о себе, но кроме этого прозвучало еще имя Мадина. Речь шла о сестре Зураба и будущей невесте господина, и мне не понравился их тон.

Они будто были взволнованы и… напуганы, а может, даже озлоблены. Жаль, что я не успела услышать всех подробностей, хотя, возможно, оно и к лучшему, ведь оказаться пойманной за подслушиванием грозило бы мне встречей с плетью.

Оказавшись в тупике, моя жизнь стала напоминать день сурка.

День за днем я пропадала на кухне или в прачечной и из-за усталости иногда резала себе пальцы или же стирала их в мозоли во время стирки. Я не знала, что меня ждет дальше, но, к моему сожалению, наказание подходило к концу и вскоре мне предстоит узнать, какое новое испытание ждет меня в этих черных мраморных стенах. Он сказал целую неделю. И сегодня последний день…

— Говорят, господин разместил эту рыжую в восточном крыле, — раздается завистливый шепот позади меня, но я притворяюсь глухой и продолжаю мыть овощи.

— Ведьма она, не иначе, — подхватывает вторая. — Запудрила голову нашему господину. Слуги никогда не удостаивались подобных привилегий. Даже Лаура, самая приближенная к господину наложница, не была награждена отдельной комнатой.

После инцидента в ванной комнате с Тенью я осталась убирать осколки, а когда вернулась в смотровую, Зарема принесла мне чистую одежду и потом, скрепя зубы, отвела меня в восточное крыло, где, как оказалось, мне была выделена отдельная комната.

С того самого дня перешептывания за моей спиной не прекращаются ни на секунду. Где бы я ни находилась — в прачечной, на кухне, в погребах или даже идя по коридору, — я ощущала на себе косые взгляды, а порой и плевки мне под ноги.

Правда, каждая поддевка была всегда исподтишка. Будто люди боялись оказаться замеченными. Но это не мешало им презирать меня так яро, что презрение чувствовалось в воздухе, он был отравлен им. И эта токсичность вокруг росла с каждой новой минутой. Меня проклинала каждая вторая особь женского пола, а мужчины оскверняли одним только взглядом. Видимо, Зарема постаралась настроить против меня весь дворец, и порой мне казалось, что даже стены против меня. Они будто давили со всех сторон, настолько, что дышать становилось невозможно.

И только ночью я позволяла себе дышать по-другому. По-настоящему. Дышать и не бояться смотреть туда, куда мне хотелось. Я полюбила ночное небо, усыпанное миллионами звезд, так, как никогда не любила. Я выходила на балкон и говорила с ними, когда дворец спал и все гадюки вместе с ним. Только звезды молчали, а я так и ждала, подолгу глядя куда-то вдаль. Туда, где луна встречалась с солнцем. Туда, где ждала свобода. И с каждым днем она казалась мне все более недоступной. Миражом, с которым я засыпала и просыпалась.

Но этот мираж стали затмевать сны, в которых ОН приходил ко мне и делал со мной все, что бросало меня в жар, заставляло дрожать и кричать… как и в тот день, стоило его пальцам коснуться моей обнаженной кожи… Хватит! Тут же кусаю себя за губу, всеми силами стараясь вырваться из порочного омута. Нет. ОН мне противен!

— Не слушай их, — раздается рядом со мной строгий голос, прежде чем я ощущаю на своей руке крепкую хватку и окончательно возвращаюсь в реальность. — Но будь осторожна. Господин выбрал тебя. Ни одна фаворитка не отдаст свое место без боя, тем более такая, как Лаура.

Вазира. Молодая женщина с искаженным голосом и изуродованным лицом, которое до шрамов явно было невероятно красивым. Я познакомилась с ней в самый первый рабочий день, она помогала мне, когда я растерянно стояла, не зная, что делать дальше. Только, сколько бы ни пыталась поговорить с ней или поблагодарить ее, она отвечала мне холодным молчанием. А еще я восхищалась тем, как она держалась