Река вечности (Часть 1) - Филип Фармер

Сосредоточив все внимание на Борбиче, Блэк тем не менее не заметил препятствия у него под ногами. Это был большой церковный крест двенадцати футов длиной — толстая сосновая доска с двумя перекрестьями, верхнее из которых было длиннее нижнего. Борбич, позаимствовав железные орудия труда, взобрался с двумя своими учениками на вершину холма, срубил там дерево и соорудил из него символ своего вероучения. Затем все трое с трудом приволокли крест на Базарную площадь, где он и лежал со вчерашнего дня. Борбич не получил еще позволения у Общего совета поставить крест и теоретически не имел даже права оставлять его на площади.

Тем не менее он его там оставил. И теперь, пятясь от Блэка, споткнулся о доску и тяжело упал на спину. Задыхаясь, судорожно хватая воздух ртом, Борбич перевернулся и начал было вставать. Но увидав прямо у себя под носом острый кончик железной трости, снова упал и обхватил крест руками, точно ища у него защиты. Потом, не выпуская дерева из рук, обернулся и посмотрел на англичанина широко распахнутыми бледными глазами, надув полуобиженно и полуагрессивно губы.

Блэк навис над ним, замахнувшись тростью, весело сверкая черными очами.

Сзади раздался спокойный голос Филлис:

— Дик, почему ты не дашь ему высказаться? И Бога ради, попридержи свой темперамент. Неужели ты не видишь, что он только и ждет, чтобы его ударили?

— Правда ваша, правда ваша, мисс Макбейн, — просипел Борбич, так выпучив глаза, точно внутри у него что-то взорвалось. — Возможно, я и сам бы попросил его меня ударить, потому что тогда между нами установилась бы хоть какая-то связь, протянулась хоть какая-то ниточка, которая могла бы привести к обоюдному пониманию. Ибо пока что мы с мистером Блэком обитаем каждый в своей пустоте, не слыша друг друга. Мои слова — что глас вопиющего в пустыне; его слова…

Блэк опустил трость. Он не собирался пускать ее в ход, но не видел ничего дурного в том, чтобы ею пригрозить.

— Тебе, Борбич, должно быть, кажется, что твои слова не заслуживают такого бурного негодования с моей стороны, — проворчал он. — Но я думаю иначе. Если твое учение наберет силу в нашем сообществе, все мои соратники бросят работу над проектом, над которым мы трудимся вот уже двенадцать лет. Все, за что я боролся, пойдет прахом. А этого я не допущу!

Борбич встал, с опаской поглядывая на трость:

— Все, о чем я прошу, мистер Блэк, это возможности проповедовать свои принципы — принципы церкви, которую я представляю, поистине гуманной Церкви Второго Шанса.

— Я дам тебе шанс, — сказал Блэк, — но в данный момент положение в Телеме чрезвычайное, и нам некогда выслушивать твои предложения. Вот победим Мюреля, тогда и рассмотрим твой вопрос. А пока не смей баламутить моих работников и исподтишка прибирать к рукам власть.

— Но вы, мистер Блэк, — вы бы сами на моем месте именно так и сделали бы, разве нет? За что я вами искренне восхищаюсь.

— Возможно, — бросил Блэк и зашагал прочь.

— Дик, Дик! Почему ты так суров с ним? Что он тебе сделал? — спросила Филлис.

— Что сделал?! — взорвался Блэк. — Этот Борбич, униженный и оскорбленный, в сто раз опаснее кровожадного и злобного Мюреля. Мюрель проповедует откровенное насилие, эксплуатацию ближнего своего, призывает дать полную волю своим желаниям и наплевать на окружающих. В общем, полный набор смертных грехов. Борбич же призывает к милосердию, состраданию, всепрощению, любви, безоговорочному пацифизму и так далее. Сплошь добродетели, не придерешься. Но в основе его проповедей лежит сумасшедшая теория: дескать, ведя высоконравственную жизнь, мы вырвемся из вечного заточения в долине, освободимся от бренной плоти и перейдем в какое-то высшее, чисто духовное, лишенное материи бытие.

Пускай он себе думает что хочет, я не против. Но если ему удастся обратить в свою веру большинство телемитов, он разрушит все, что я создал.

Рудник закроется: ведь у нас и так есть все необходимое для поддержания жизни — зачем же тратить время на создание техники? Зачем нам комфорт, который будет отвлекать нас от созерцания собственных пупков?

Розыскному Агентству запретят поощрять выдачей спиртного тех, кто найдет в горах руду. Пару дней назад один следопыт сообщил — с помощью барабанов, естественно, — что обнаружил наверху, примерно в двух тысячах миль от долины, небольшие залежи меди. Я распорядился выдать ему награду в виде шестидесяти унций виски, как только сведения о его находке подтвердятся. И я слыхал, что Борбич приводил этот мой приказ в качестве примера неправедного использования граалей. Мы, мол, не должны поощрять низменные инстинкты людей.

— Что ж, — мягко заметила Филлис, — теоретически он прав.

— Мы никого не снабжаем выпивкой постоянно. Израсходовав свою премию, человек вновь возвращается к рациону, обеспечиваемому граалем. Больше того — мы, телемиты, сейчас добровольно отдаем свое спиртное в пользу общества. Четыре унции из пяти идут в общий фонд, который мы сможем пустить на обмен.

— Я знаю, — сказала Филлис. — Но Борбич говорит, что таким образом мы превращаем людей в алкоголиков, которые начнут красть спиртное у соседей.

— Это их проблема. Мы не няньки, а телемиты — не стадо болванов. Однако Борбич выступает не только против алкогольных премий. Он жаждет стереть в порошок «Речную комету», нашу гордость, которая даст нам возможность контролировать водный путь, потому что она вдохновит нас на дальнейшее развитие технологии.

И, наконец, он заставит нас выбросить в Реку все оружие. Мы смиренно позволим Мюрелю и его бандитам изгаляться над нами, ибо, даже если он поубивает всех до единого, мы умрем с верой, что воскреснем где-нибудь в другом месте долины, дабы сеять там семена Церкви Второго Шанса.

Если же Мюрель не убьет нас, а лишь поработит, забрав половину съестного, и выпивки, и сигарет, — что ж тем лучше. Пока мы будем загибаться от голода, наши страдания, возможно — только возможно! — пробудят в Мюреле и его головорезах капельку сочувствия и любви. Возможно, они даже устыдятся своего жестокосердия, на них снизойдет внезапное озарение, и они обратятся в истинную веру. А если и не обратятся, то наш пример все же тронет их души.

Блэк помолчал немного и снова взорвался:

— Чушь собачья! Я не позволю распространять здесь эту дребедень, Филлис!

— Я во многом не согласна с ним, Дик, — осторожно заметила Филлис. — Но, по-моему, мы могли бы принять то ценное, что содержится в его учении. В конце концов, многое из того, что он проповедует, не так уж отличается от основных принципов Телемской хартии. Отвергать его столь категорично попросту неразумно. Каждый человек может чему-нибудь нас научить.