Дропкат реальности, или пособие для начинающего шулера (СИ) - Надежда Мамаева

И вправду, через пару клинов Мариция стояла перед зеркалом, облаченная в жемчужно — розовый, с кучей рюшей и рюшечек туалет, слегка уступавший габаритами чехлу от кареты.

Сегодня был день, которого Мариция ждала очень долго: день, когда объявят о ее помолвке с Иласом Бертраном.

Сколько истерик пришлось закатить папеньке, безоглядно обожавшем свою дочурку! Даже два раза объявить голодовку (впрочем, продлившуюся ровно до ближайшего обеда — покушать Мариция любила, и с размахом) и один раз потравиться (жаль только, что вместо сонных капель княгинюшка приняла слабительные, перепутав этикетки, но отец все равно испугался за дитятю, решившуюся на самоубиение). Мытьем и катаньем, угрозами и посулами, но фьеррина все же добилась своего. Герр Ренару подключил все свои связи, кого подкупил, кого принудил, но спустя год и два месяца сумел‑таки сговорить герра Бертрана — старшего (за весьма солидное приданое, надо сказать) на помолвку.

Сердце Мариции трепетало. Фьеррина была объята любовным томлением в тот самый миг, как впервые увидела Иласа на ежегодном новогоднем императорском балу. Высокой, гордый, неприступный, уверенный в себе и манящий холодной красотой вечных льдов — он показался ей тогда хогановым воплощением, сошедшим с небес. Девушка решила во что бы то ни стало сменить свою фамилию на Бертран, благо и знатность, и состояние ей это позволяли. Будучи же единственной и выпестованной дочкой рано овдовевшего герра Ренару, она не знала ни в чем отказу. И хот в этот раз папенька и заупрямился, но в итоге вышло все, как захотела Мариция. Поэтому сейчас она старательно прихорашивалась перед зеркалом, в красках представляя себе грядущий вечер.

Вассария же в этот момент была занята прямо противоположенным, а именно старалась придать своему животу не вопиющую, но некоторую округлость, как бы намекающую на возможность пикантного положения не фьеррины, но уже может быть и фьерры. При этом девушка старалась не переборщить, дабы сомнения в ее положении все же оставались, поэтому то вновь подкладывала и расправляла несколько салфеток, то убирала их из из‑под платья, критическим взглядом оценивая результаты своих маскировочных потуг. Волосы девушка еще раньше слегка припорошила пылью, старательно собранной на полках спальни, в которой ее оставили. Благодаря сему маневру шевелюра ее приобрела замечательный мышиный оттенок, настолько невзрачный, что взгляд словно соскальзывал с девушки. Данному эффекту так же способствовало полное отсутствие косметики и безразличное выражение лица Вассы.

Как бы не хотелось фьеррине оттянуть миг, когда она предстанет перед своим 'суженным', но он неумолимо приближался. Наконец настал тот миг, когда необходимо было спускаться вниз, к гостям.

Девушка шла по лестнице, затаив дыхание. Нет, на нее не были устремлены взгляды пришедших гостей (число оных, к слову, было не меньше сотни — и это званый ужин? Васса рассчитывала, что будет максимум дюжина приглашенных), и никто не объявлял о ее прибытии, но все же.

Первой Вассарию увидела мать, поспешившая через пеструю толчею к дочери.

— Моя дорогая, ты просто прелестно выглядишь, — светский тон завяз на зубах сосновой смолой.

— Спасибо, маменька.

— Пошли, Алияс просил сопроводить тебя к нему, как только ты появишься. Он хочет представить тебя Клесту.

Вассария тяжело вздохнула и двинулась вслед за матушкой.

Спустя пару клинов она рассматривала высокого, седого, кряжистого мужчину, которому больше всего подошло бы слово 'излишне'. Такое ощущение, что природа, при его творении все сделала чересчур: чересчур длинный нос, чересчур густые брови и весьма массивный подбородок, излишне тонкие губы, словно бы прорезанные на лице.

'Улыбаемся и приседаем', — сама себе напомнила Васса, старательно, но не очень изящно опускаясь в глубокий реверанс.

Клест оглядывал фигурку будущей невесты с видом знатока, которому на ярмарке навяливали тягловую кобылу по цене анжунского рысака и кривился. За те деньги, что он присовокупил к инквизиторскому расположению, чтобы вновь пойти под венец с очередной женой, оная могла бы быть более лощеной, великосветской, яркой. Ну да ладно, сойдет.

Наконец было объявлено, что ужин подан и гостей приглашают к столу.

После того, как все расселись, слово взял Альяс — Гронт:

— Уважаемые фьерры и фьеррины, достопочтимые герры, сегодня у нас в семье произошло сразу два знаменательных события: мой сын и наследник выбрал себе достойную спутницу жизни, Марицию Ренару, дабы сочетаться с нею законным браком.

При этих словах графа зазвучали аплодисменты, кто‑то кинулся поздравлять поднявшихся Иласа и Марицию. В общем, воцарилась атмосфера подхалимажа и зависти, старательно прикрытая лицемерными заверениями в счастье и радости.

Вассария разглядывала жениха с невестой. Колоритная подобралась парочка. Илас был выше нареченной на полторы головы и строен, как кипарис. Он принимал поздравления с настолько 'располагающим' выражением лица, что все радостные, или старательно мимикрирующие под них эмоции отлетали от блондина, как сухой горох от стены. В правый его локоть хваткой, давшей бы честь любому бультерьеру, вцепилась Мариция. Она лучилась счастьем за двоих, причем настолько искренне, что на миг Вассарии даже стало жаль Иласа. Попал блондинчик. Но потом взгляд девушки упал на угрюмое лицо Клеста и она мысленно усмехнулась: неизвестно, кто их них двоих 'попал' больше. Илас с Марицией или она с Улроном. У той хотя бы не было обширного списка 'предшественниц', внезапно решивших распрощаться с этим грешным миром.

Меж тем как первая волна наигранных восторгов по поводу помолвки стихла, и гости расселись на свои места, Альяс — Гронт вновь поднялся, решив двинуть вторую часть высокопарной речи.

— Нам поесть сегодня дадут? — шепот на грани слышимости достиг слуха Вассы. И голос был знакомый.

Девушка посильнее откинулась на спинку стула и ей удалось‑таки разглядеть говорившего. Им был ни кто иной, как Эрден 'дис Антер — недавний улан — дознаватель из трактира. Неизвестно почему, но это обстоятельство весьма обрадовало Вассу.

— Разрешите, достопочтимое собрание, объявить так же и о помолвке моей падчерицы, Вассарии, урожденной Хайроллер, ныне 'дис Бертран и Улрона 'дис Клеста.

'Не преминул‑таки подчеркнуть, что я его падчерица, а не родная дочь, хотя каждой сонной мухе на стекле это известно', — невольно отметила девушка. Меж тем ей пришлось так же, как и Иласу вставать со своего места, идти к 'жениху', чтобы вместе принять причитающиеся по сему поводу поздравления.