Дипломатия Волков - Холли Лайл

И снова короткое молчание.

– Однако, Пагос, прежде чем Идрогар умрет, выясни как можно точнее, зачем он сюда прибыл. Я не хочу случайно потерять ценную информацию.

– Как вам угодно, параглез.

Кейт услышала звук скольжения камня по камню... Потайные панели в Доме Галвеев передвигались с таким же звуком. Вне сомнения, Пагос, доверенный параглеза, отправился исполнять его поручения.

У нее не было времени удалиться, ибо дверь в конце коридора отворилась и параглез вышел. Замершая за изваянием, Кейт не могла видеть его, но тяжелую поступь и затрудненное дыхание она различала прекрасно. Не старый еще человек, но больной.

Параглез миновал Кейт, не взглянув ни направо, ни налево, и повернул в более широкий коридор, где столкнулся с несколькими гостями.

– Мой дорогой кузен внезапно захворал... – услышала девушка его извиняющийся голос.

Подождав мгновение, дабы убедиться, что параглез не вернется, Кейт наконец встала, выскользнула из-за статуи и заспешила на улицу. Теперь нужно явиться в посольство, чтобы в Семье узнали об услышанном ею. Заботы о Типпе – мелочь по сравнению с представившейся возможностью раскрыть затеянную Бранардом Доктиираком игру... Однако не менее важно решить, к какому члену Семьи обратиться. Если она допустит промах, придется давать объяснения, каким это образом ей вдруг удалось уместиться за статуей в конце коридора и подслушать разговор, происходивший за плотными дверями в другом его конце, и – кстати, в первую очередь – с чего это вдруг она оказалась за той самой стеной. Если выяснится истина, Кейт подозревала, что даже большинство членов ее собственной Семьи сочтут ее омерзительной, а остальные – в лучшем случае – перестанут доверять ей.

Зло, сочившееся в Халлес, кравшееся по улицам, проникавшее в дома, рождалось в древней комнате на дальней северной оконечности города, расположенной в недрах посольства Сабиров. В мерцающем свете подземной палаты среди клубов дыма благовонной каберры сновали, колдуя, Волки Сабиров. Они сходились и расходились, выписывали головоломные фигуры, следуя замысловатому рисунку, вырезанному в каменном полу. Кружения, арабески, шаг назад, шаг вперед, круг по солнцу, круг против солнца... И все это действо сопровождалось шепотом.

В самом центре узора висел прикованный к резному каменному столбу обессиленный человек с клеймом преступника. Когда только началась его мука, он еще ругался, он молил о пощаде, он пытался вырваться и кричал – однако с начала волхвования прошли часы, и сопротивляться ему было уже нечем. Расставаясь с жизнью, он съежился почти вдвое, как бы обрушился в самого себя. Теперь он висел, не произнося ни слова, а Волки двигались вокруг него. Время от времени очередной прилив сил позволял ему в ужасе посмотреть на призрачные силуэты, следовавшие по линиям рисунка между реально находящимися здесь мужчинами и женщинами. Иногда из окружающего воздуха доносились и другие голоса. Пленник не понимал, очевидцем чего является. Да ему и незачем было понимать: ведь содеянное Сабирами скоро убьет его.

Волки не обращали особого внимания на свою жертву – все оно целиком было обращено к тропе, к четко определенному положению на ней, ибо движения их согласовывались не только друг с другом, а и с шагами коллег, находящихся в Калимекке, в лигах отсюда, но тем не менее следовавших вместе с ними по одной тропе и колдовским речитативом соединявших оба места.

В дверном проеме появился симпатичный молодой человек, и двое из снующих обратили взоры к нему. Он кивнул. Двигаясь вдоль тропы, они дали знак Волкам, ждавшим возле стены, и, как бы достигнув нужной точки в витой арабеске, сошли с тропы, мгновенно уступая место тем, кому сигнализировали жестом.

Молодой человек выскользнул из комнаты и стал ожидать их, удалившись до середины коридора. Оба Волка подошли к нему.

– Как это было?

Задавшей вопрос женщине, светлокожей Имогене Сабир, было около пятидесяти; густые золотистые волосы едва начинали поддаваться седине. Глаза у нее чуть побелели, и хотя смотрела на молодого человека, своего сына, создавалось впечатление, что ориентируется она скорее по слуху. Она была слепа – но не полностью, – однако похитившие зрение злые чары наделили ее вторым зрением, и она пока была довольна обменом. К тому же, помимо бельм на глазах, других зримых Шрамов Имогена не имела и потому оставалась прекрасной.

– Доктиирак был разгневан, что я явился к нему посреди бала.

Сын Имогены, Ри, унаследовал стройность от матери, а рост – от отца; темно-золотые волосы достались ему от обоих, ну а хищная нотка буквально во всем была уже его собственной заслугой.

– Я держался в тени, однако не сомневаюсь, что по меньшей мере двое Галвеев узнали меня.

Его отец, Люсьен, улыбнулся – тонкие губы растянулись, скрывая зубы.

– Великолепно. Вас подслушивали?

– Не уверен. За дверями я никого не слыхал. Доктиирак плотно закрыл их, когда мы вошли внутрь. Там у него за панелью сидел человек; он производил столько шума, пыхтя и переминаясь с ноги на ногу, что мне едва удавалось делать вид, будто я не замечаю его. Это не важно. Если Галвеям известно, что я был в Доме Доктиираков, то они получат основания для подозрений.

– Так, значит, Бранард посадил человека за потайную панель? – со смехом сказала мать. – У Доктиираков сейчас нет Волков; наверное, они даже представления не имеют, что наша порода уцелела до этих дней. Уверена, они остались вполне довольны собой.

Ри начал было соглашаться, но вдруг умолк, помрачнев.

– Твои слова напомнили мне о том, что не все сложилось удачно, – пояснил он.

– Не все? – Голос отца прозвучал резко. – Что случилось?

– Мать сказала, что среди них нет Карнеев, но когда следом за стражником я шел через сад к Доктиираку, то учуял кого-то из нас.

– Это невозможно, – ответила мать. – Никого из наших Карнеев там не было, а среди Доктиираков подобных нам нет. Я это знаю.

– Одна нашлась. Мне не представилась возможность отыскать ее.

– Ее?

– Да. Самку, молодую, совсем незнакомую...

Закрыв глаза, он припомнил на миг тот чарующий запах, который вдруг ощутил, пересекая бестолковое людское стадо баранов; и как трудно было ему тогда следовать за стражником, вместо того чтобы, вырвавшись на свободу, немедленно отыскать ее. Отыскать. Боги, он едва не сорвался с цепи – и она тоже была на грани. Он был готов и, пожалуй, даже слишком, и ее близость к немедленной Трансформации едва не выдала их обоих. Вот была бы история!

– Возможно, она из Галвеев, – предположил отец.

Мать нахмурилась.

– Мы же истребили у них всех представителей нашей породы.

– Значит, не всех.