Рецепт Екатерины Медичи - Елена Арсеньева

Впрочем, далеко не все знаки так уж непонятны. Что означает буква R, Марика запомнила со слов профессора и рассказала Бальдру. Получается, это и в самом деле рецепт… Чего? Судя по тому, что здесь нарисована звезда Давида, он имеет отношение к пресловутому еврейскому вопросу… Рецепт отравы для иудеев, что ли?

Бальдр хмурится. Если честно, то по большому счету он антисемит. Он с удовольствием жил бы в «Германии для немцев», избавленной от пронырливого, хитрого, лукавого и лживого племени, заполонившего весь мир. Говорят, даже в Китае есть евреи! Евреи-китайцы, евреи-японцы, евреи-негры… В голове не укладывается! Бальдру приходилось читать Чехова, и он отлично запомнил едкую фразу русского писателя: «Нет такого предмета, который еврей не мог бы избрать для своей фамилии!» Да разве только в фамилиях дело? Все они жадные, расчетливые Шейлоки, все как один…

Бальдр фон Сакс ничего не имел против, когда в 1933 году новый рейхсканцлер Адольф Гитлер запретил все браки между евреями и немцами и объявил недействительными все такие браки, заключенные прежде. И это было только начало! Тогда освободилось много рабочих мест: всех евреев поувольняли с государственной службы, лишили их права заниматься банковским делом, быть юристами, врачами и даже домашней прислугой у немцев. Хотя никто в жизни не видел еврея в роли лакея или еврейку-горничную — они все устраивались как-то иначе. Это была богатая буржуазия, а никакой не пролетариат… И вот они лишились всего: им нельзя останавливаться в отелях, посещать рестораны, а в театрах и кино можно бывать только в определенные часы. Им нельзя водить машину! Если они пожелают покинуть Германию, то могут забрать собой только пять процентов имущества. Не нравится? Оставайтесь и соблюдайте новые правила жизни! И носите на одежде желтую звезду.

Хотя приказ насчет желтой звезды Бальдр счел совершенной нелепостью. В Германии любят все идеи, даже великие, доводить до абсурда! В конце концов ему стало тошно видеть измученные, испуганные физиономии тех, кто еще недавно выходил из своих «Мерседесов», сверкая бриллиантовыми перстнями и опираясь на кипарисовые трости с золочеными набалдашниками. Он не мог без неловкости смотреть на фрау Розенблюм, вдову антиквара, у которого часто делали покупки его родители. Теперь фрау Розенблюм существовала тем, что распродавала свое добро. Добра, конечно, после смерти Соломона Розенблюма осталось много, жила его вдова безбедно, однако в лице ее появилось что-то столь жалкое, приниженное, заискивающее, что очень быстро превратило пышную, внушительную даму в замученную старуху. Бальдр учился в Воздушной академии, ходил, конечно, в форме, и фрау Розенблюм при встрече всегда смотрела на него с таким испуганным выражением, как будто боялась, что сейчас этот молодой курсант, сын ее старинных знакомых, кинется ее беспощадно избивать.

Но самое удивительное, что именно у фрау Розенблюм Бальдр познакомился с Марикой. Это было еще в марте 1940 года. Бальдр сопровождал в лавку мать, которая собралась сменить абажур на своей любимой настольной лампе. Марика же искала подарок на свадьбу подруге — ей посоветовали зайти к фрау Розенблюм, которая распродает по дешевке истинные сокровища. Да, Марика тогда совсем недорого купила серебряный кофейник для подруги, а себе чудное колье: бирюза в бронзовой оправе. Правда, на взгляд Бальдра, оно было грубоватое и слишком массивное, но Марика сказала, что любит варварские украшения. Она захотела тотчас надеть колье, но никак не могла справиться с застежкой.

Фрау Розенблюм куда-то подевала очки, а без них она ничего не видела; фрау фон Сакс, матушка Бальдра, в это время как раз звонила по телефону мужу, чтобы посоветоваться о цвете выбранного абажура; поэтому именно Бальдру пришлось застегивать «варварское украшение» на нежной, длинной шейке Марики, и это так на него подействовало (она стояла, наклонив голову, придерживая пальцами тонкие русые волосы, ее шея была покрыта нежным пушком и, когда Бальдр коснулся ее, вдруг порозовела…), что он бросил матушку в лавке и отправился провожать девушку до такси. По пути выспросил ее адрес, телефон, на другой день повел ее на танцевальный вечер к своим друзьям в испанское посольство, еще день спустя назвал фрейлейн Вяземски просто Марикой и девушкой своей мечты, через неделю сделал предложение и получил первый отказ… Так завязался их роман, и антисемитизм Бальдра дал трещину. Ну да, он по-прежнему хотел жить в «Германии для немцев», по-прежнему недолюбливал евреев как нацию, но считал, что для некоторых из них можно и даже нужно делать послабления в режиме. Все-таки с девушкой своей мечты он познакомился у еврейки, это раз, а во-вторых, наци, кажется, готовы окончательно решать не только еврейский, но и многие другие вопросы. Уже поговаривают, будто и славяне, в том числе русские, — die Wesen aus dem Sumpf, существа из болота, и нуждаются если и не в поголовном истреблении, то в самом жестоком обращении, поскольку это — нация рабов. Марика принадлежит к нации рабов?! Марика — существо из болота?! Полный бред… Но Бальдр всерьез тревожился, что браки с русскими запретят прежде, чем он успеет спрятать Марику от всех мыслимых и немыслимых опасностей под своей фамилией.

Потом началась война с Россией, и Бальдр чуть не каждый день боялся, что Марику тоже заставят носить на одежде какой-нибудь позорный знак, вроде красной звезды. Почему нет, от нацистов всего можно ожидать! Он был просто счастлив, что у отца Марики имеются внушительные связи, что она работает в учреждении, сотрудники которого автоматически подпадают под все мыслимые и немыслимые льготы и прикрытия. И все же отчаянно боялся за нее, тем более теперь, когда противовоздушная оборона Берлина то и дело стала давать сбои и все больше английских и американских бомбардировщиков прорывались со своим жутким грузом к столице. Одна мысль мучила его, даже когда он был в полете и сам рисковал жизнью: «Успела ли Марика спуститься в убежище?» И вот надо же такому случиться: в убежище-то Марика спуститься успела, но умудрилась ввязаться в историю, внешне вроде бы безобидную, но — Бальдр чувствовал! — чреватую опасностью. Этот странный профессор-убийца с его загадочной шифровкой, этот Рудгер Вольфганг Хорстер, не то гестаповец, не то эсэсовец… Странно, почему такой знакомой кажется ему его фамилия?

И вдруг Бальдр вспоминает.

— Слушай, Марика! — восклицает он. — А ведь я знаю этого Хорстера! То есть лично с ним не знаком, но слышал о нем. Мои родители были на его свадьбе, когда пять лет назад он женился на Минне фон Вольцоф. Ее мать — старинная подруга моей матушки. Они вместе провели несколько лет в швейцарском пансионе, еще в девушках, поэтому моих родителей и пригласили. Отец Минны, Хаген фон Вольцоф, — близкий друг самого Геринга. Кстати, Геринг тоже присутствовал на свадьбе Хорстера. Моя матушка — а она, надо сказать, ужасная язва, никогда ни про одну женщину не скажет ни слова доброго, вот разве что тебя постоянно хвалит и говорит: мол, правильно ты делаешь, что отказываешь мне, я тебя недостоин, шалопай этакий, — ну вот, моя матушка все недоумевала, как это кривоногой, конопатой Минне удалось подцепить такого красивого и видного мужчину, как Хорстер. Впрочем, матушка говорила, он из какой-то совсем уж простой семьи, правда, довольно состоятелен и хорошо образован, но для него это был очень выгодный брак. Выгодный для его общественного положения. Говорят, у него была какая-то темная история в прошлом, но у кого ее не было, если даже сам наш любезнейший Адольф провел несколько лет в тюрьме.

Бальдр такой же словоохотливый и язвительный, как его обожаемая матушка, и молчаливая Марика обычно с удовольствием его слушает. Но только не сейчас!

«Значит, он женат…»

Марика сама не понимает, почему это известие причиняет ей такое огорчение. Боже мой, она что, увлеклась этим кошмарным человеком? Груб, жесток, коварен, эсэсовец, а может, и гестаповец, да еще и женился по расчету на какой-то уродине… К тому же ему протежирует сам Геринг!

Кажется, Марика утащила добычу из-под носа весьма опасного господина…

Она берет с ночного столика листок, небрежно брошенный Бальдром, и снова всматривается в рисунки. Почему над звездой Давида нарисована цифра 13? Почему человек лежит на земле, а не стоит? Почему у него одна рука и один глаз, почему его живот вспорот крест-накрест? Он ранен? Это изувеченный инвалид? Что означает набор цифр внизу листка? Что за птицы нарисованы над человечком? Ох, тут одни сплошные вопросы, тут вообще ничего не поймешь, кроме двух букв в конце: «P.S.». P.S. — постскриптум, который ставится в конце писем или статей. То, что забыли написать в основном тексте, дописывают обычно в постскриптуме. Но только это и ясно Марике, а вот что содержит постскриптум, она не имеет никакого представления. А видимо, содержимое очень важно, если даже в самом обозначении поставлен восклицательный знак. Ну и как его расшифровать? Квадрат, напоминающий шахматные клетки, на две четверти черный, на две четверти белый.