Десять поворотов дороги - Оак Баррель

Когда пара с трофеем исчезла в переулке, внимание торговцев переключилось на пришельцев.

— Отличные сувениры на память о нашем городе… — тоскливо продекламировал один, высовываясь из шарфа.

— Незабываемые впечатления на всю жизнь… — пробубнил другой, подогревая чай на горелке.

— Надеюсь, это будет не слишком длинная жизнь… — проворчал Гумбольдт, отворачиваясь от ветра.

— Ты слишком мрачен, мой друг, — заметил Хряк, подставляя непогоде брюхо в шерстяном кардигане. — Почем барахло, ребята?!

На его вопрос никто не откликнулся. Оба торговца полностью ушли в себя — словно раки-отшельники, которых непогода грубо впихнула в раковины и завалила вход камнем.

— Мда, так им ничего не продать. Упускают шикарнейших клиентов! — констатировал Хряк и встал в позе капитана впереди Клячи, оценивая тесный пейзаж городской площади. — Будем выступать здесь, — указал он пальцем на свободное место перед мэрией, где парень продолжал безуспешно бороться с толстолобой ослицей. — Но потом! — добавил толстяк, оборачиваясь к компании. — Перекусим, что ли? Я вижу обнадеживающе призывную вывеску. Должно быть, там уже открыто.

— Давай поищем другое место. В центре все дороже, порции с собачий ус, а жратва хуже некуда, — ответил Хвет, оглядывая площадь. — Вестимо, тут пруд пруди туристов! С нас сдерут три шкуры до костей. Пошли вон туда, что ли?.. Кишки крутит от голода.

Звать на такое дело не пришлось дважды. Пропетляв по переулкам, труппа остановилась в малюсенькой таверне на три стола, предлагавшей к тому же две меблированные каморки на чердаке. Заказавший копченый окорок получал одну комнату бесплатно, что немедленно устроило всех участников.

— Два окорока и грелку в постель! Помоложе там — и то и другое, — скомандовал Хряк, сдвигая столы.

Пока все устраивались, с удовольствием купаясь в волнах теплого воздуха, идущего от очага, за мутным окном возникла знакомая фигура в брезентовой обдергайке, безуспешно пытавшаяся управиться с ослицей.

— Давайте его позовем, что парню мучиться? — Аврил поднялась со стула в порыве добродетели и вышла за дверь — звать гостя.

Мученик извоза оказался весьма покладист и, с опаской поглядывая на Бандона, уселся на краешек скамьи ближе к очагу. Парень так усердно старался не стучать зубами, что перекусил бы проволоку, сунь ее кто-то ему в зубы.

— Ос-с-с…

— Ослица?

— Д… Он-н…

— Она?

Кивок.

— З-за в-в…

— За вами? То есть — за нами?

— Аг-га.

— Ослица припустила за нами? — собрала пазл Аврил.

— Н-ну да, — снова кивнул парнишка.

Словно в подтверждение этого за окном раздалось выразительное «иа!», по тону явное ругательство.

— А тебе-то куда надо?

— В-вон т-туда, — махнул он рукой куда-то в сторону чучела совы, украшавшей обеденную залу.

— Считай, что тебе повезло! — подбодрил его не на шутку развеселившийся Хряк, уже опрокинувший кружку подогретого пива. — Берем его в труппу? А? Умеешь ходить по канату, пострел?

— Е-ес…

— Если?

— Ага. Е-если п-положить на пол, — парнишка до ушей расплылся в улыбке.

— Наш человек!

— А вы, что ли, ц-цирк? Б-будете в-выступать? — парень показал пальцем на макака, чем, похоже, его обидел. Педант с недовольным видом взобрался на карниз и оскалил зубы.

— Мы, икота тебя возьми, дарматический театр теней, блин! — ответствовал Гумбольдт, срезая с окорока сало. — И не пугай обезьяну — это заколдованный принц.

— П-пр…

— Но-но! — перебил его Хряк. — Наш друг неприкосновенен. Остерегись, парень! К тому же набивая брюхо за чужой счет.

— А я еще и н-не н-наб…

— На вот, чтобы челюсти не гуляли, — толстяк протянул ему кусок копченого мяса на лепешке. — Но для пива ты слишком юн, не взыщи.

— Да ладно вам, что напустилась на человека! Как тебя зовут? — захлопотала Аврил.

— Щуп.

— Говорящее имя… Расскажи нам о городе, дружище Щуп, — попросил Хвет, вальяжно облокотившись о стол.

— А фто? Гофод как гофод. Фто надо-то?

— Ну, что говорят? Что слышно?

Щуп с азартом проглотил мясо и прекратил зубную чечетку. К чести мелкого проходимца, он тут же протянул нетронутый кусок лепешки в сторону Хряка — своего кулинарного покровителя:

— Мясо же к лепешке шло? Нет?

— Ты прожорлив, как сто монахов, пострел! — покачал головой Хряк (для его комплекции почти подвиг), наделив Щупа добавкой окорока.

— Шпашибо.

— Отменный нахал, — похвалил Гумбольдт.

— Но ты задолжал нам рассказ. Даже не думай теперь отделаться парой заскорузлых слухов о сбежавшей мельниковой дочке: за две порции свинины мы заслуживаем лучшего отношения, — увещевал его Хвет, сам как мальчишка радуясь теплу и пище в этакое ненастье.

Снаружи раздалось очередное «иаа-аа!» недовольной миром ослицы. Животина использовала две доступные буквы из своего арсенала с большим талантом. Ее последнее заявление, несомненно, означало: «Что б вас плесень пожрала изнутри, двуногие скоты!» Щуп погрозил кулаком в окно:

— Чертова тварь! Чудь не замерз из-за нее! Вышли на рассвете еще, чтоб успеть к завтраку…

— О-о-о… — подбодрил Хряк, демонстративно не замечая протянутого куска лепешки.

Парень философски вздохнул, шмыгнул носом и спрятал его в карман.

— Может, на лепешку приманю гадину. Все ж домой-то нам попасть надо. Мать волнуется…

— Ты не уходи от темы.

Щуп пошарил взглядом по потолку.

— Ну… Из самого такого… На прошлой неделе гончара зарубили гномы.

— Ну?! Почем ясно, что это гномы? Заливаешь, брательник.

Известие насчет гномов сразу приковало внимание: для странствующих артистов штука не из приятных. О гномах рассказывали всякое, что, мол, в старые времена — и так далее… Многое, кстати, было правдой.

— Точняк! Мне что заливать? Они, говорят, еще промеж собой подрались. Там и тролль был. Всех дохлыми у леса нашли. И гончара тоже. Он глину копал у ручья — все перерыл, как крот, могу показать. А тут раз — пропал гончар. День нету, два нету. Пришли туда — везде кишки и руки-ноги! Я сам от мэрской дочери слышал, от Рыжей Стрыльды. Она-то уж всяко знает. Отец ей троллью голову показал! Прикинь?

Гумбольдт почесал небритый подбородок — будто ежом водили по сапогу.

— Какой заботливый папаша. Радует дочку при любой возможности.

— Да вы бы их видели — жабья семейка! — тут парень осекся, посмотрев на хозяина за стойкой, и продолжил гораздо тише. — В смысле, ее саму от тролля не отличишь. Дерется, если что, как пьяный мясник.

— Это бывает с девочками. А вот чтобы гномы с троллями вместе резали гончаров?.. Хрень какая-то.

— Не хрень. Не первый раз уже. У нас тут и булочника того, — Щуп жестом показал, что именно произошло с булочником, для достоверности вывалив язык. — Там куча следов была. Точно, гномы с троллями. Отец говорит, раньше такого не было. За стену запретил выходить. А тут что? Скука! Да эта вот замшелая стерва, — кивнул он на окно, имея в виду свою упрямую подопечную.

Ослица, словно ждала этого, немедленно заорала, проклиная проехавшую мимо повозку.

— Ладно, парень. Порадовал ты нас. В расчете.

— Идти, что ль?

— А то!

— Так ослица ж… — слабо засопротивлялся Щуп, не желая выходить наружу.

— Твоя животина, договаривайся с ней сам. И бить не смей!

— Указывал тут один… — ворчливо огрызнулся Щуп. — А представление-то когда?

— После заячьей свадьбы на другой день.

— Поня-я-ятно. Ну и ладно. Уроды, — добавил он совсем тихо.

За окном ослица разразилась ревом, приветствуя юного хозяина. Сцена счастливой встречи мучительно затянулась, потому что четвероногая тварь отказалась отходить от крыльца таверны. Страсть прям-таки у ослицы была постоять у какого-нибудь крыльца.

— Сил нет уже это слушать! Кир, тебя животины любят, я заметил, — обратился к нему Хвет. — Может, пособишь страдальцу?

Когда Кир, с честью выполнив задание по доставке дров, ослицы и отрока и заслужив тем самым звания «офигенский жох» от Щупа, вернулся в таверну, то обнаружил всех примерно в тех же позах и при тех же разговорах, только пустой посуды значительно прибавилось.

— Меня все детство пугали троллями под мостом, только я до сих пор ни разу не слышал, чтобы они вот так вот нападали на людей почем зря. Если в горах только, в диких местах. А тут — нате, у города! Дед, помню, показывал нам с братьями троллий палец. Хрен знает, может, и вправду, а может, просто кусок бычьего хвоста. Так, пацанов стращать, — вещал Гумбольдт за кружкой пива.

— Всем в детстве рассказывали про королей Вырви-глаза и Руби-ноги. Помнишь, Хвет? Ты еще орал во сне. И про эту, не помню какую, битву?

— Кумскую… — вставил Гумбольдт, знавший все на свете страшилки. — Вообще, не может быть, чтобы тролли с гномами были заодно. Полная хрень, хоть я ни тех, ни других в глаза не видел. Все знают, они на одном поле не присядут.