Йот Эр. Том 1 - Андрей Колганов

Сегодня, 16 апреля, едва начались занятия, как сосед по скамейке обратил внимание на то, что Анька сидит не шевелясь, закусив губы и стиснув кулаки.

– Ты что, Ань? – тихонько спросил он с нотками страха в голосе. Мудрено было не связать необычное поведение студентки с ее выпирающим животом.

– Погоди, сейчас пройдет, – с досадой прошептала она в ответ, еще питая надежду, что все как-нибудь обойдется.

Надежды этой хватило всего на несколько минут. Не обошлось. Вскоре она оказалась в родильном отделении, а уже в середине дня на свет появилась девочка. Новорожденную решено было назвать Эрнестиной – в честь вождя немецкого пролетариата Эрнста Тельмана. Решение принимала она сама, ибо посоветоваться было совершенно не с кем: вся ее семья проживала в далеком Ташкенте. Там же, в САВО, проходил службу и ее муж Яков, с которым они, впрочем, не были расписаны, но в те времена это мало кого волновало – в том числе и советское законодательство. Пока ушла телеграмма в далекий Ташкент, пока пришла ответная, с согласием от Якова (хотя потом оказалось, что не все так просто…) – в метрической записи уже появилось имя новой гражданки СССР.

Надо сказать, что решение уехать от мужа в Москву на учебу и видеться с ним лишь в период коротких летних отпусков далось Ане нелегко. Ведь как непросто было вчерашней школьнице обратить на себя внимание немолодого уже – под тридцать лет – красного командира! Жених он был завидный – как танцы в Доме Красной Армии, так девушки вокруг него и вьются. Да и бравый командир поглядывал на них не без интереса. Но вот – влюбилась и добилась-таки своего: сначала Яков стал выделять ее из всех поклонниц, затем они одна за другой куда-то отсеялись, а потом и предложение последовало… Вскоре Яков перебрался к ней домой из своего командирского общежития.

Любовь оказалась взаимной, Анна вся светилась от счастья и чувствовала себя прямо-таки окрыленной. Ох, как не хотелось ей расставаться с любимым! Только вот и становиться женой при муже, вечной домохозяйкой, она желала еще меньше. Естественно, Яков отпускать молодую жену за тридевять земель совсем не собирался – в Ташкенте тоже можно образование получить, если уж ей так хочется. Но ей хотелось не просто дипломом обзавестись, а стать настоящим, крепким специалистом. Весь Советский Союз становится сейчас большой стройкой, и она должна как следует послужить общему делу. Аня с юности была девушка упорная и если уж хотела добиться своего, то, стиснув зубы, пробивалась к цели через любые преграды. К счастью, в семье имелась не только любовь, но взаимное уважение. Что греха таить, не обошлось и без многочисленных выяснений отношений, порой весьма бурных, однако Яков все же подавил в себе естественную ревность и огласился на ее отъезд.

Разлука оказалась неожиданно тяжелой, иногда по ночам Анна тихонько плакала в постели, стараясь не потревожить никого из живших рядом. Шокирующей радостью для нее стала беременность. Помимо счастливого ожидания ребенка, ее поначалу очень напрягали обычные проявления беременности – тошнота, рвота, иногда ее тревожили самые обычные запахи. Однако вопреки всем преградам она рвалась к новой профессии, училась даже через не могу.

При свободных нравах тех лет к яркой, бойкой, энергичной девушке не раз подкатывали мужчины. Аня сама была совсем не аскетического нрава и против походов в кино или на танцы вовсе не возражала. Но подпускать к себе слишком близко чужих мужчин, пусть это даже свои в доску друзья-однокурсники, она тоже не собиралась. Иногда на нее накатывали тоскливые мысли: «А как там Яков без меня, небось, тоже за кем-нибудь увивается?» Но эти мысли она тут же гнала прочь.

Ну что за мужики! Знают же, что женщина занята, – так нет, все равно пристают. Кто для приятного времяпровождения, а кто и для создания семьи, их даже и ее беременность не смущала. Некоторые, впрочем, сами догадывались, что им ничего не светит, и отходили в сторону. Другим приходилось объяснять и, к сожалению, не всем – словесно. Но Аня умела быть очень доходчивой.

Рождения ребенка она ожидала с затаенным страхом – первый раз ведь! – и, конечно, с радостью. Но вот ведь незадача! На парад она не попадает, на носу экзамены, а тут лежи себе на больничной койке. Однако на маленькую Эрнестину молодая мама свою досаду не переносила, наоборот – не могла нарадоваться на дочку. Да и как не радоваться, девочка получилась небольшая, но крепенькая и не плакса.

С самого начала однокурсники не оставляли Аню своей заботой: друзья и подружки торчали под окнами родильного отделения с самого первого дня, ожидая новостей, и разошлись, лишь узнав, что роды прошли благополучно. На следующий день утром, едва роженицы проснулись, с улицы раздался истошный вопль:

– Ан-я-я! Ань-ка-а!

Вставать она еще не могла, и открывать окно сунулась одна из ее соседок по палате.

– Чего орете? – немилостиво прикрикнула она на кого-то невидимого.

– А где Аня? Аня Коновалова? – заорал, но уже потише, другой голос. Костя Ляпунов! Точно! Значит, первый вопль – это Семен Василенко, главный заводила на их курсе. Они всегда вместе.

– Вы вопить не перестанете? Чай, не на базаре – тут женщины рожают, их беспокоить нельзя! – столь же сурово ответила соседка, затем сменила гнев на милость. – Не ходит она еще. Нельзя ей! – было доложено вопрошающим с улицы.

– С ней все в порядке? – голос, полный беспокойства. Это уже кто-то из девчонок, похоже, Ленка Климова.

– Да в порядке, в порядке! – недовольно проворчала соседка. – Раскудахтались тут… Никто вашу Аньку не съест.

– А цветы ей можно передать? – опять голос Кости.

– Даже и не суйтесь! Не примут, да еще и облают. Не положено роженицам в палаты цветы носить. Кому-то от запахов и плохо стать может, – все тем же суровым, назидательным тоном объясняла женщина.

– Да какие же тут запахи?! Это же подснежники! – возмутился хорошо поставленный бас. Ну точно – Василенко. Ведь красивый же голос, а только что верещал, как зарезанный!

Чтобы женщины отказались от цветов? Да быть такого не может. В окошке появилась еще одна голова, с растрепанными со сна волосами, торопливо убираемыми под только что повязанную белую косынку:

– А как вы их сюда забросите? – весьма заинтересованно спросила новая собеседница.

– Так по шпагату же! – пояснил Ляпунов.

– Нету у нас шпагата… – разочарованно протянула первая.

– Так инженерная смекалка нам на что? – как будто даже удивился однокурсник. – Все у нас с собой. Сейчас мы вам моточек и закинем, – торопливо проговорил Костя. – Вот, ловите!

Со второй попытки моток шпагата оказался в руках женщин, и вскоре привязанные к веревочке три маленьких букетика белых весенних цветов пропутешествовали на третий этаж.

Когда молодая мама вышла из больницы, в общежитии, занимавшем один из корпусов во дворах между Воронцовым полем и Дурасовским переулком, в отделении для «студентов женского пола» (как тогда нередко писали в официальных документах) ее уже ждали. В тесной комнатке, откуда вытащили третий топчан, стояла маленькая кроватка для Эрнестины, сияющая свежеструганным деревом и еще пахшая олифой.

– Это откуда? – удивилась Аня. Какую мебель можно было достать в московских магазинах, она примерно представляла. Огромные, тяжеловесные резные комоды и шифоньеры, монументальные плюшевые диваны еще можно было найти, а вот детскую кроватку…

– Ну так! – гордо выпятив подбородок, выдал Семен. – Ведь в инженерно-строительном же учимся, не где-нибудь!

– В самом деле, это же не мост спроектировать! – поддержал приятеля неразлучный Костя Лунев. – Так, просто руки приложить и совсем чуть-чуть – голову.

Девчонки тоже не подкачали: мобилизовав своих подруг, знакомых, родителей, старших сестер, раздобыли небольшую стопку пеленок и несколько распашонок для новорожденной. Комсомольская ячейка уже успела расписать график дежурств – кому из девчонок когда помогать молодой маме с дитем, а кому – подтягивать студентку Коновалову по пропущенным занятиям.

Проблема обнаружилась в лице комендантши общежития. Заявившись в тот же день в комнату к молодой маме, она с порога заявила:

– Коновалова, я на тебя представление на выселение подаю.

– Это еще за что? – взвилась Зинка Телепнева, уперев руки в боки.

– Не положено! – сурово бросила, как припечатала, комендантша. – Пусть подает заявление на семейное общежитие.

– Ну, Марь Васильна, ну вы что! – запричитала Климова, вскочив со своей койки. – Какое семейное? А то вы не знаете, что там мест нет!

– Чего где есть, чего где нет – то не мое дело! – оборвала ее Мария Васильевна. – Мое дело – инструкции блюсти. А по инструкции не положено!

– Так что же теперь, ради инструкции какой-то Аньку нашу взашей выгонять, что ли? – наступала на нее Зинка, по-прежнему подбоченясь.

– Ладно, – смягчилась вдруг комендантша, – даю тебе, Коновалова, еще две недели на устройство, а там – как знаешь!