Наследник братвы - Джейн Генри

помощью таких элементарных вопросов, оскорбительна.

Вопросы, написанные учеными, которые ни хрена не знают о том, что значит быть настоящим убийцей — человеком, не связанным дерьмовыми рамками общепринятой морали.

— Как думаешь, тебе это поможет? — спрашиваю я Клэр, не утруждая себя тем, чтобы скрыть свою усмешку.

— Посмотрим, — холодно отвечает она. — Я даже не знаю, честно ли ты ответил.

— Я не лгу, — рычу я. — Если я дал обещание… я его исполню.

— Правда? — говорит она. — А что ты сказал Рокси Магуайр? Потому что, по словам свидетелей, ты говорил, что хочешь убить ее.

Я прищуриваюсь, глядя на Клэр, температура воздуха между нами падает на двадцать градусов. По моим оценкам, сейчас 14:12.

— Уверен, ты знаешь, что люди любят просто обзываться, — рычу я.

— У вас были бурные отношения? — говорит Клэр, беря мою анкету и делая вид, что просматривает ответы.

Она не хочет смотреть мне в глаза. В ее вопросе есть резкость.

Боится ли она идти по тонкому льду этой темы? Или, возможно, моя маленькая птичка немного ревнует?

Интересно ли ей, что я почувствовал, когда проводил руками по телу Рокси? Хватали ли я ее за волосы и притягивал к себе, как делал с Клэр?

— Хочешь знать, любил ли я ее? — спрашиваю я.

— Любил? — бормочет Клэр.

Она знает, что переходит черту — задает вопрос не как врач.

— Я никогда не любил женщину, — говорю я.

Теперь глаза Клэр вспыхивают, останавливаясь на мне.

— А способен на это? — спрашивает она.

Сейчас 14:14.

— Не знаю, — рычу я. — Как думаешь, что должна сделать женщина, чтобы очаровать меня? Чтобы доставить мне удовольствие? Удовлетворить полностью?

— Я думала, ты единственный, кто знает, как удовлетворить женщину, — говорит она. — Разве не это ты сказал мне на днях? Думаешь, женщины в восторге от этого? От животных, которые угрожают им?

Я смотрю на Клэр из-под опущенных бровей.

— О, я знаю, что тебе нравится, — уверяю я. — Я знаю тебя лучше, чем ты сама. Думаешь, тебе нужен джентльмен? Прекрасный принц? Тот, кто купит цветы и помассирует ноги?

Маленький розовый язычок Клэр высовывается, чтобы смочить центр нижней губы. Она ждет, загипнотизированная. Она действительно хочет, чтобы я ей сказал.

— Тебе нужен толчок, — говорю я. — Чтобы быть плохой. Ты хочешь, чтобы тебе сказали встать на колени, открыть рот, делать то, что говорят… и не чувствовать себя виноватой. И не делать то, что сказал отец…

Она едва заметила, что я перегнулся через стол гораздо дальше, чем смог бы сделать, если бы был надежно пристегнут. Нас разделяет всего один фут.

14:16.

— Я не буду вставать на колени, — говорит она.

— Но откроешь свой рот…

Ее губы приоткрываются, вероятно, чтобы поспорить со мной.

Это не имеет значения. Я бросаюсь вперед, хватаю ее лицо руками, поднимаю ее со стула и засовываю свой язык ей в рот. Я целую ее как завоеватель, как армия вторжения, не знающая границ и пощады. Я пробую на вкус ее сладкий рот, и я краду дыхание, выигрываю себе секунды, чтобы обхватить руками ее горло, прежде чем Клэр сможет закричать.

14:18.

Я смотрю ей прямо в глаза и говорю:

— Почему Валенсия послал тебя сюда?

Глаза Клэр расширяются, и теперь она действительно пытается закричать, но я перекрываю ей доступ воздуха.

— Даже не думай об этом, — шиплю я. — Ты ответишь на мои вопросы, не больше и не меньше. Если попытаешься позвать на помощь или солгать мне, это будет твой последний звук.

Ее пульс учащается под моими пальцами, как будто это бедное маленькое сердечко может взорваться.

— О-о чем ты говоришь? — выдыхает она, сопротивляясь давлению моих рук.

— Не издевайся надо мной, — рычу я, мы с ней нос к носу. Она приподнимается на цыпочки, эти дорогие каблуки едва касаются пола, ее тонкие пальцы вцепляются в мои большие руки, отчаянно пытаясь разжать мою хватку. С таким же успехом она могла бы попытаться согнуть прутья одной из тюремных камер. — Я знаю, что твой отец — окружной прокурор. Почему он послал тебя сюда? С кем он работает? Что он хочет узнать?

— Он… не… знает… что я здесь… — хрипит Клэр, лицо наливается кровью, губы темнеют.

Я считаю, что это чушь собачья.

Но если Клэр будет продолжать лгать мне при данных обстоятельствах, это означает, что ей потребуется уровень убеждения, который невозможно применить в тюрьме.

14:20.

Свет гаснет с хлопком галогенных ламп.

Крошечная комната без окон погружается в темноту.

Я обхватываю рукой горло Клэр и начинаю тащить к двери.

Тащить ее за собой до смешного легко. Она, будто весит килограмм десять. У меня в два раза больше мышц. Она пинается, царапается, делает все, что в ее силах, чтобы разорвать мою хватку.

Я не беспокоюсь об охранниках. При отключении электроэнергии включаются генераторы, автоматически герметизируя все двери по периметру. Я заперт в блоке D, но охранники также заперты снаружи этих офисов.

К счастью, я не пойду этим путем.

Нужно только перейти из психиатрического отделения в лазарет.

Для этого мне нужно удостоверение личности Клэр.

14:21.

Я тащу ее к двери лазарета, проводя карточкой, не потрудившись снять ремешок с ее шеи.

Она брыкается так сильно, что потеряла одну из своих туфель. Ей удается пяткой пнуть мне в голень, чертовски сильно. Я сжимаю предплечье вокруг ее шеи, рыча ей в ухо:

— Прекрати это, блять. За каждый мой синяк я дам тебе по заднице.

Когда дверь лазарета с щелчком открывается, я втаскиваю ее внутрь.

Пухленькая медсестра замечает нас, визжит, ныряя за свой стол.

Ей не о чем беспокоиться — у меня уже есть все, что нужно.

14:22.

Я подтаскиваю Клэр к ближайшему желобу для белья и бросаю ее вниз головой. Я скольжу за ней, катясь вниз по темной металлической трубе, пока мы не приземляемся на огромную кучу грязных простыней. Никита и Эрик ждут, одетые в темные комбинезоны, резиновые сапоги и толстые перчатки, которые носят все работники прачечной, чтобы защитить свои руки от агрессивных промышленных химикатов.

— Быстрее! — Эрик шипит на меня.

Вид двух моих братьев воодушевляет Клэр. Она понимает, что отключение электричества не было случайным, и что я действую не просто на эмоциях. Она вскакивает с простыней, пытаясь одновременно закричать и убежать от нас.

Я закрываю ей рот ладонью, поднимаю ее на руки и прижимаю к себе, как непослушного малыша.

Мы спешим к пустому грузовику для перевозки заключенных, подъехавшему ко входу.

Водитель смотрит на нас с выражением ужаса на лице.

— Мы договорились об одном человеке, — бормочет