Безупречный шпион. Рихард Зорге, образцовый агент Сталина - Мэтьюз Оуэн

Так, во Франкфурте Пятницкий и его товарищи фактически разведывали, кто из немецких коммунистов готов поддержать СССР помимо и сверх интересов местной партии, а следовательно, претендовать на руководящие посты в будущем, а кто – нет. Они также находились в поисках новобранцев, которые могли бы быть полезны советской агентурной сети.

“У меня с представителями Коминтерна установились очень тесные отношения, и день ото дня они становились все более дружественными”, – вспоминал Зорге[49]. Обеим сторонам, очевидно, удалось произвести друг на друга хорошее впечатление. Чего не скажешь о Кристиане: когда ее муж привел делегатов в квартиру, которую она с таким вкусом обставила старинной мебелью, манеры революционеров привели ее в ужас. “Я вижу, как они сидят на моем сиреневом диване, едят принесенный с собой арахис, – вспоминала она в коротких мемуарах, опубликованных в 1964 году в одной швейцарской газете, – и просто бросают скорлупу на ковер”[50].

Не замечая буржуазных предрассудков Кристианы, Пятницкий при закрытии съезда предложил Зорге приехать в этом году в Москву и поработать в штаб-квартире Коминтерна. В частности, советские товарищи просили Зорге “заняться организацией разведотдела Коминтерна”[51].

Зорге, возможно, уже давно ждал этого приглашения. Кристиана писала, что они заговорили о переезде в Москву, едва переехав во Франкфурт в 1922 году[52]. Видный марксист Давид Рязанов, воодушевленный связями двоюродного деда Зорге с Карлом Марксом, пригласил Рихарда на работу в основанный им Институт марксизма-ленинизма[53]. Тогда Компартия Германии не отпустила Зорге. Но к 1924 году подобное неповиновение требованиям Москвы становилось политически невозможным. На этот раз Берлин одобрил запрос Зорге о работе в Исполкоме Коминтерна. В октябре 1924 года Зорге сел в поезд, следовавший в Москву. Кристиана осталась в Германии, ожидая подтверждения места библиотекаря в Институте марксизма-ленинизма.

Глава 3

“Фанатичные отбросы потерянного столетия”

Призрак Зорге прошел свой путь к славе, но за ним тянется унылая вереница канувших в Лету интеллектуалов, патриотов, жрецов, защищавших страны и религии, о которых наши дети, возможно, никогда не узнают, это были фанатичные отбросы потерянного столетия[1].

Коминтерн предоставил Зорге номер в гостинице “Люкс”, располагавшейся на Тверской улице[2] в доме номер 36. Построенная здесь в 1911 году гостиница “Франция” была одним из самых фешенебельных мест дореволюционной Москвы. Оказавшись в руках большевиков после национализации, она получила новое – примечательное – название и стремительно утратила былой статус. Постояльцы стали жаловаться на крыс[3]. Тем не менее вновь учрежденные спецслужбы предпочитали размещать иностранцев здесь – так их удобно было держать в поле зрения. Тем более что от гостиницы до Кремля всего около полумили пешком.

В 1924 году “Люкс” находился в ведении Коминтерна, а его постояльцами стали бежавшие из родных стран мечтатели. За скудным завтраком собирались социалисты со всего мира – от будущего премьер-министра Китая Чжоу Эньлая до югославского лидера Иосипа Броз Тито. Как писала газета “Советская Россия”, мировая столица социализма притягивала идеалистов: “Миллионы людей во всех концах земли сказали себе – «моя революция», уже подрастала в мире молодежь, которая с верой и надеждой ловила каждое слово Москвы”[4]. На общих фотографиях этого времени борцы за дело пролетариата суровы и неприветливы. Скромно одетые, эти люди, сосредоточенным сверлящим взглядом сквозь маленькие очки скорее похожи на разгневанных библиотекарей, чем на задиристых хулиганов. В мире тщедушных евреев-интеллектуалов высокий, с боевым ранением ариец Зорге буквально выделялся из толпы.

В гостинице “Люкс” революционный пыл удивительным образом сосуществовал с паранойей. “Всем на каждом шагу видятся шпионы, – вспоминает американская радикалка Агнес Смедли после своей поездки в Россию в 1921 году. – За каждым следят. Нигде не ощущаешь себя в безопасности”[5]. Советская власть с подозрением относилась к своим иностранным гостям, пристально наблюдая за каждым их шагом и словом[6].

Невзирая на крыс и шпионов, Зорге оказался в своей стихии. Как он рассказывал японским следователям, сначала он работал в Информационном отделе Коминтерна, “составлял донесения о рабочем движении и экономической и политической обстановке в Германии и других странах”[7]. Это далеко не вся правда. Осип Пятницкий, лично завербовавший Зорге во Франкфурте, получил в 1922 году распоряжение Ленина создать под эгидой Коминтерна подпольную организацию, отвечающую за всю нелегальную деятельность за границей, в том числе за управление подпольными революционными ячейками[8]. Этот центр шпионажа получил безобидное название Отдел международных связей (ОМС)[9]. Из архивов Коминтерна становится очевидно, что Зорге с самого начала работы в Москве тесно взаимодействовал с ОМС и официально стал членом шпионской сети к 1927 году. Пятницкий же оставался руководителем и покровителем Зорге до тех пор, пока не попал в опалу при чистке партийных рядов во время сталинского Большого террора в 1937 году – что роковым образом сказалось на репутации разведчика.

Кристиана приехала к Зорге в Москву в марте 1925 года[10]. Ее “первое впечатление от России: бескрайняя тоска!”[11] Русским языком пара не владела, круг общения ограничивался почти исключительно соотечественниками-коммунистами. Местом встречи сообщества был Немецкий клуб – обшарпанное заведение, не предлагавшее своим посетителям никаких особых развлечений, кроме небольшой библиотеки с книгами на немецком языке. Зорге, избранный вскоре председателем клуба, немного оживил его, организовав для детей живших в Москве немцев общество юных пионеров. От мучительного одиночества Кристиану не избавляло даже то, что в тесном номере “Люкса” она жила вместе с мужем: “Никто и никогда не был способен нарушить его внутреннего уединения, и именно оно давало ему полную независимость”[12]. У Геде Массинг, часто видевшейся в Москве с Кристианой, возникло впечатление, что “русские ей не нравились”[13]. И, судя по всему, те отвечали Кристиане взаимностью. Современники вспоминали, что Кристиане дали прозвище “буржуйка”[14].

Зорге же, по воспоминаниям одного друга, “судил обо всем прямо” и не терпел, когда кто-то критиковал рай для трудящихся[15]. Все чаще оставляя Кристиану в гостинице одну, он проводил вечера в гостях у высокопоставленных большевиков. Владимир Смолянский, сын Григория Смолянского, бывшего какое-то время секретарем ВЦИК, вспоминал, какое впечатление производил харизматичный Зорге, ужиная у них в гостях в доме партийной элиты в Гранатном переулке: “В своем грубошерстном свитере или желтоватой вельветовой куртке он все-таки выглядел иностранцем… Ум и воля, которыми были отмечены черты тридцатилетнего Зорге, делали этого человека значительным. Он был высокого роста, крепко скроенный, светловолосый… Взгляд прямой, может быть, несколько суровый, решительная складка губ. Однако он не казался ни угрюмым, ни углубленным в себя, совсем нет. Он умел слушать других… В эти минуты на его лице отражались все оттенки «сопереживания»”[16]. Судя по воспоминаниям Кристианы, Зорге уже тогда старался очаровывать других женщин, пуская в ход свое обаяние сильного немногословного человека. Поначалу большевизм шел бок о бок с сексуальным раскрепощением. Как и революционерка-феминистка Александра Коллонтай[17], Зорге считал себя приверженцем свободной любви. На любую женщину, не следовавшую зову природы, прикрываясь любыми законными, нравственными или социальными основаниями, он навешивал ярлык “буржуазной гусыни”[18].