Два миллиона (сборник) - Сергей Шапурко

Борисыч сообщил диспетчеру липовую причину выхода в море и повел свое судно к выходу из Цемесской бухты.

За ночь, проведенную в пробке, из микроавтобуса сбежал станичник. Капитан Брыкин остался один, если не считать кур, которые из-за отсутствия еды и присутствия стрессов, стали постепенно дохнуть. К утру террористы смылись и с шоссе сняли оцепление. Следователь сел на руль и помчался к Сочи.

Вдоль дороги стелились луга, набравшиеся зеленого цвета до необычайной густоты. Пахло, почему-то, арбузами. За окном мелькали небольшие стада коров, развалившиеся колодцы и проржавевшие щиты с плакатами «Животноводству – кормовую базу!», «Решения 25-го съезда – в жизнь!». На нескольких плакатах отдельные буквы осыпались, и они приобрели загадочное звучание. «Неуклонный рост…» не имел продолжения, и можно было только догадываться, что должно было неуклонно расти. На щите, расположенном на въезде в небольшое село, примостившееся в узкой долине, время и дождь внесли коррективы. Теперь девиз приобрел более прагматичное звучание – «Экономика должна быть…!»

Но вся эта морально устаревшая наглядная агитация мало волновала следователя Брыкина. Он смотрел только на дорогу и спидометр. Через час он был в Джубге.

Глава 14

В город Мурманск, северный и далекий, прибыл Дмитрий Шайкин. Дело было срочное и он, не отдохнув с дороги, тут же направился в справочное бюро. Там его подстерегала большая неожиданность – улицы Голавлева в городе не было!

Митя, боясь признаться самому себе в том, что здорово сплоховал, слегка заикаясь, спросил неухоженную работницу Бюро справки:

– Это точно?

– Точнее не бывает. Гоголя есть, Горького есть, Голубицкая даже есть. А вот Голавлева нет.

«Может быть, старый что-то напутал?»

– А на Гоголя как проехать?

– Садитесь на автобус номер четыре и в сторону Дворца культуры едите. На пятой остановке выходите, а там спросите.

Трясясь на неудобном автобусном сидении, Митя невнимательно рассматривал крупнейший город Заполярья и слегка постанывал от ненависти к глуховатому старику.

Выйдя на нужной остановке, он пошел по улице Гоголя к дому номер пять. Здесь случилась вторая неожиданность – в этом доме располагался детский сад «Ромашка» и, соответственно, квартиры с номером один тут не было.

Шайкину пришлось сильно растеряться. Но цель манила… Узнав у прохожих направление, он, огибая озера и пруды, которых в городе было множество, устремился на улицу Горького.

«Ну, старый, не больше двух часов проживешь, после того, как я в Москву вернусь!» – зло подумал Митя и почему-то погрозил кулаком недавно оттаявшему после зимней спячки остову «горбатого» «Запорожца».

Улицу Горького он нашел, нашел и дом за номером пять, который опять же не имел квартир. Это было областное управление культуры.

Митя взревел, как раненный боец. Мало что уже соображая, он метался в поисках своей последней надежды – улицы Голубицкой. Та находилась на краю города, построенного на вечной мерзлоте. Пока Шайкин до нее добрался, он испугал пару десятков мурманчан своими дикими глазами и грозными криками в лицо: «Где эта гребаная Голубицкая?!»

Дом номер пять оказался жилым, что немного успокоило Дмитрия. Придав своему лицу, насколько это было возможно, спокойное выражение, он постучал в дверь квартиры номер один. Долго не открывали, и Митя стал от нетерпения бить ногами о пол, как лошадь на параде.

Неожиданно за дверью послышался шорох и неуверенный мужской голос спросил:

– Вам кого?

Митя, обрадовавшись тому, что хоть какая-то надежда замаячила, скоро ответил:

– К Соскачевым!

Потом, слегка поразмыслив, добавил:

– К племяннице ихней.

За дверью вновь послышалась возня, потом шлепанье тапок по полу, тихий разговор и затем громкий смех. Митя, не зная, что думать, снова постучался.

На этот раз голос из-за двери прозвучал вполне уверенно:

– Нет здесь таких! И никогда не было!

– Как?!

– Вот так! – ответил житель квартиры номер один и жизнерадостно засмеялся. Он боялся преследования за невыплаченные алименты, а стучащийся к нему чудак был явно по другому делу.

– Откройте! Откройте немедленно! – колотился в дверь Митя.

Все мечты его рухнули. Не будет теперь ни денег, которые он намеревался отнять у Соскачева, ни тех благ, которые можно было бы на них приобрести.

Дверь распахнулась и здоровенный кулак с наколотым на пальцах именем «Витя», мощно соприкоснулся с челюстью Шайкина. Его отбросило к стене и сквозь наползающий на глаза туман, он увидел небритого амбала в синей майке и старых трико, который довольно скалил зубы.

Очнувшись, Митя выскочил на улицу. От злости и бессилия Шайкин взвыл. Он награждал московского пенсионера-филателиста такими сочными и размашистыми словами, что вряд ли возможно найти их хоть в каком-нибудь орфографическом словаре.

А поминаемый Шайкиным дед, непрерывно икая, с интересом наблюдал через иллюминатор за извилистой береговой линией Черного моря.

Глава 15

Количество членов экспедиционного корпуса Тони возросло до трех человек – пришлось взять с собой учителя. Джабраил ночью, во время совместной пьянки, рассказал Крабову о деле. Рассказал без какого-либо намеренья, а так, случайно. Но в этом был и свой плюс – у Олега Семеновича была машина.

Еще не было и девяти часов, а старенькая «Вольво», уже ехала по грунтовой дороге, пробиваясь к шоссе. За рулем сидел Джабраил. На заднем сиденье находились Тони и учитель. Поскольку делать, до приезда в Сочи, особо было нечего, они вели умную беседу.

– Вы, американцы, погрязли в рационализме. Вам из этой ямы уже не выбраться, – бурчал не выспавшийся Крабов.

– У них, тьфу, у нас лучшая в мире демократия, – нехотя парировал Энтони и с удивлением заметил, что нападки на его родную страну вовсе не вызывали у него гнева или хотя бы раздражения. Раньше за такие слова он мог бы и в морду дать.

– Ну, ты скажешь! «Демократия»! Вы еще негра президентом выберете, совсем кирдык вам будет.

– Про негра это ты, конечно, загнул. А чем у вас лучше? Посмотри вокруг. Разруха одна. Земля заброшена, – в поле одиноко ржавел трактор, с которого уже успели снять гусеницы, наглядно подтверждая слова американца, – никто ничего не делает, только турецкое тряпье друг другу перепродаете.

– Это все временные трудности. Наладим рыночную экономику…

– Через пятьдесят лет. И так же «погрязните в рационализме»!

– С нами такого не случиться. Натура наша крепче против вашей.

– Кто бы говорил? – Тони перешел на личности, – Ты зачем школу бросил и всякую хрень теперь людям продаешь? Душевный порыв?!

Крабов от обиды закусил губу и отвернулся. Но тут же снова обернулся к Тони и, прищурив глаза, спросил:

– А ты, если такой уж чистокровный янки, почему водку пил, про церкви меня расспрашивал, «за жизнь» со мной и Джабраилом разговаривал? Да и еще две пачки «Мальборы» из буфета у меня своровал!

– Это… это не я, – покраснел Энтони.

– То-то! Попал в Россию, все! Конец твоей американской гнилости настал. Теперь ты наш, расейский!

Джабраил, сидевший до этого, как на иголках, поскольку не мог вставить в разговор ни единого слова, повернулся вполоборота и изрек:

– Я вот тоже жэну сэбэ рюский взял!

Машина, покачивая боками, натужно заурчала и выехала на шоссе. Качка пропала, и разговор перешел в более позитивное русло.

Глава 16

В то самое время, когда Екатерина Викторовна пробиралась к Сочи на катере, Энтони со своими помощниками – на «Вольво», а следователь Брыкин с дохлыми курами – на микроавтобусе, двигались в том же, южном направлении, дед Попугайкин подлетал к городу-курорту на самолете, а бедный Митя, гадко матерясь, бродил по ненужному ему Мурманску, Иван Никанорович Соскачев скучал, сидя в съемной комнате. Он даже и не подозревал какую гонку он спровоцировал своим бегством с краденными деньгами.

Его покой нарушила квартирная хозяйка. Войдя к нему, она, вместо приветствия, горестно вздохнула, уселась на табуретку и, неталантливо изображая безразличие, спросила:

– А что это вы, Иван Никанорович, все дома, да дома? Деньки вон какие выдались! Хош загорай, хош купайся, а хош с мужиками на набережной пиво пей.

– Нет времени на отдых, Ольга Евгеньевна. Я должен скоро уехать, – неопределенно ответил Соскачев.

Ольга Евгеньевна, к неудовольствию своему поняв, что разговора по душам не получится, еще пару минут посидев для приличия, резко встала с табурета, как будто вспомнив, что забыла посолить борщ и громко охая и скрепя своими пенсионерскими суставами, покинула помещение.

С одной стороны ее жилец неплохо платил за комнату, с другой же – он в корне отличался от тех веселых и беззаботных постояльцев, которые в сезон заполняли ее, напоминающий сказочный Теремок, дом.