Жизнь – Подвиг Николая Островского - Иван Осадчий

Именно здесь, в Новороссийске, болезни загнали его в угол. Были у него и минуты мучительных сомнений, когда он спрашивал себя: «Стоит ли жить в таком положении? Не лучше ли расстрелять предавшее тело?» Но Николай Островский осудил такой уход из жизни, как дезертирство, и решил бороться до конца.

Это был, пожалуй, один из самых драматических эпизодов в его жизни и в жизни будущего героя его книги – Павла Корчагин. Вот как отражен этот эпизод в книге «Как закалялась сталь»:

«В старом загородном парке тихо. Заросли травой давно не чищеные дорожки, и медленно падает на них желтый, убитый осенью кленовый лист…

Сюда, в эту тишину, приехал он, чтобы подумать над тем, как складывается жизнь, и что с этой жизнью делать. Пора бы подвести итоги и вынести решение…

Корчагин обхватил голову руками и тяжело задумался. Перед его глазами пробежала вся его жизнь, с детства и до последних дней. Хорошо ли, плохо ли он прожил свои двадцать четыре года? Перебирая в памяти год за годом, проверял свою жизнь, как беспристрастный судья, и с глубоким удовлетворением решил, что жизнь прожита не так уж плохо. Но было немало и ошибок, сделанных по дури, по молодости, а больше всего по незнанию. Самое же главное – не проспал горячих дней, нашел свое место в железной схватке за власть, и на багряном знамени революции есть и его несколько капель крови.

Из строя он не уходил, пока не иссякли силы. Сейчас, подбитый, он не может держать фронт, ему оставалось одно – тыловые лазареты. Помнил он, когда шли лавины под Варшаву, пуля срезала бойца. И боец упал на землю, под ноги коня. Товарищи наскоро перевязали раненого, сдали санитарам и неслись дальше – догонять врага. Эскадрон не останавливал свой бег из-за потери бойца. В борьбе за великое дело так было и так должно быть. Правда, были исключения. Видел он и безногих пулеметчиков на тачанках – это были страшные для врага люди, пулеметы их несли смерть и уничтожение. За железную выдержку и меткий глаз стали они гордостью полков. Но такие были редкостью.

Как же должен он поступить с собой сейчас, после разгрома, когда нет надежды на возвращение в строй?… Что же делать? Угрожающей черной дырой встал перед ним этот неразрешенный вопрос.

Для чего жить, когда он уже потерял самое дорогое – способность бороться? Чем оправдать свою жизнь сейчас и в безотрадном завтра чем заполнить ее? Просто есть, пить и дышать? Остаться беспомощным свидетелем того, как товарищи с боем будут продвигаться вперед? Стать отряду обузой? Что, вывести в расход предавшее его тело? Пуля в сердце – и никаких гвоздей! Умел неплохо жить, умей вовремя и кончить. Кто осудит бойца, не желающего агонизировать?

Рука его нащупала в кармане плоское тело браунинга, пальцы привычным движением схватили рукоять. Медленно вытащил револьвер.

– Кто бы мог подумать, что ты доживешь до такого дня?

Дуло презрительно глянуло ему в глаза. Павел положил револьвер на колени и злобно выругался.

– Всё это бумажный героизм, братишка! Шлепнуть себя каждый дурак сумеет всегда и во всякое время. Это самый трусливый и легкий выход из положения. Трудно жить – шлепайся. А ты попробовал эту жизнь победить? Ты все сделал, чтобы вырваться из железного кольца? А ты забыл, как под Новоград-Волынском семнадцать раз в день в атаку ходили и взяли-таки наперекор всему? Спрячь револьвер и никому никогда об этом не рассказывай! Умей жить и тогда, когда жизнь становится невыносимой. Сделай ее полезной…» (Николай Островский. Собр. соч. в трех томах. Том 1. «Как закалялась сталь». М., 1955, стр. 382–384).

Эти слова Павла Корчагина, главного героя романа «Как закалялась сталь», были жизненным кредо и Николая Островского. В своем письме к Анне Давыдовой он писал:

«Только мы, такие, как я, так безумно любящие жизнь, ту борьбу, ту работу по постройке нового, много лучшего мира, только мы, прозревшие и увидевшие жизнь всю, как она есть, не можем уйти, не можем вывести себя в расход, пока не останется хоть один шанс».

Николай Островский твердо решает – жить и сделать жизнь полезной…

Именно в эти драматические дни он заключил «союз» с младшей дочерью в семье друзей его матери – Раисой Порфирьевной Мацюк. В книге она названа Таей Кюцам. Они поженились…

Николай Алексеевич по праву называл жену своей «политической воспитанницей». Он уделял внимание ее общему и политическому образованию, подготовил к вступлению в партию. И Раиса Порфирьевна, бывшая в то время уборщицей, впоследствии многие годы возглавляла музей Николая Алексеевича Островского в Москве.

Сам он весь отдался чтению, проводя целые дни в библиотеке. Бывший заведующий библиотекой Новороссийского порта Хоруженко впоследствии вспоминал: «Это был самый неистовый читатель. Он мог просиживать над книгами от открытия до закрытия библиотеки да ещё уносил стопку книг, уходя домой. А когда потерял возможность двигаться и бывать у нас, в библиотеке, мы стали приносить ему книги домой. Читали их ему, сменяя друг друга до заплетения языков».

Стремясь оставаться полезным человеком общества, участвовать в созидательном труде, он принимает решение упорно готовиться к литературной работе. Только в этом он видит оправдание и смысл своей жизни и во имя достижения этой цели мобилизует все свои силы, волю, мужество. Иного пути для него не было, так как надежды на выздоровление не оправдались, болезнь продолжала прогрессировать. Окостенение суставов постепенно сковывало его, делало неподвижным.

В конце 1926 года для ухода за ним приезжает из Шепетовки мать – Ольга Осиповна. «Застала я Колю совсем беспомощным, он не мог даже умыться сам», – рассказывала она. С тех пор мать была безотлучно при нем, и Николай Алексеевич называл её с любовью «бессменной ударницей», своим «верным часовым».

Чувствуя потребность в программной, систематической учебе, Н.А.Островский в 1927 году оформляется на заочное обучение в Коммунистический университет имени Свердлова. Учиться было неимоверно трудно, но трудности не могли сломить его неукротимого стремления подготовить себя к творческой работе. Настойчиво и упорно шел он к цели, к овладению оружием художественного слова.

«Больше всего я учился, когда заболел, – справедливо говорил впоследствии Н.А.Островский. – У меня появилось свободное время. Огромная работа над собой сделала из меня интеллигента».

Николай Островский не только сам учился, но и политически просвещал других. По его просьбе к нему прикрепили молодежь, и он вел политкружок. Так, прикованный к постели тяжелым недугом, он оставался партийным пропагандистом, и в этой связи партия и комсомол были источником его моральной силы.