Возвратите любовь - М Емцев

Я взял бинокль и тотчас понял, куда ходил Бартон. До самого горизонта только гниющая степь. Одинокий атомный танк сразу же бросается в глаза. Он мог пойти только к танку - больше, некуда.

Фон достиг максимума и больше уже не изменялся. Только внутри танка излучение резко подскочило вверх. Сказывалась наведенная в массе металла радиация.

Бартон имел отношение к проекту "Бережливая Бесс", поэтому он мог знать, что в танке в момент испытания находились овцы. Подсознательный импульс и привел его сюда во время вчерашнего лунатического транса. Вполне вероятно, что и первичное облучение Бартон получил во время подобного же ночного визита, о котором, естественно, проснувшись утром, ровно ничего не знал. Тщательное обследование показало, что внутри танка и на внешней его броне, в местах, подвергнутых воздействию элементоорганической смазки, всюду виднеются отпечатки незащищенных пальцев. Поскольку никто, кроме Бартона, за период, прошедший после испытаний, не пострадал, остается предположить, что все следы оставлены именно им. Поэтому отпадает надобность в дактилоскопической экспертизе. Характер отпечатков, насколько я, как специалист в области военной и криминальной медицины, могу судить, свидетельствует о том, что они либо оставлены совсем недавно, либо несколько дней назад. Это достаточно убедительно говорит в пользу выдвинутого предположения о причине первичной иррадиации доктора Бартона.

На этом я счел свою миссию законченной. Оставаться далее в танке было незачем. Да и останки овец являли собой ужасающую картину. Свалявшаяся шерсть, зубы и кости плавали в какой-то отвратительной беловатой плазме. Я на миг представил себе город с совершенно нетронутыми зданиями и людей, которых невидимый и неощутимый нейтронный ливень застал за самыми обычными будничными делами...

Господи! Не дай, чтобы это совершилось! Мы вылезли из танка и отправились в обратный путь. Постояли немного возле несчастного пса. Бедное животное и не подозревало, что его жизнь так вот оборвется. Бартон подписал приговор овчарке. Эти физики сами не ведают, что творят. Придумали атомную бомбу, потом водородную, потом "Бесс"...

Наверное, их сильно беспокоит совесть. Потому и бродят по ночам. И как у него сил-то хватило? Умирающий ведь человек... Я не физик, не придумывал все эти ужасы, но тоже не смогу, наверное, заснуть спокойно после того, что увидел в танке.

Хорошо все-таки, что я не физик и не военный. Меня это не касается. Моя задача - избавлять людей от страданий.

8 августа. Ординаторская

Главврач вышел, как всегда широко шагая. Снял плащ, отряхнул его. В комнате сразу запахло дождем.

- Странно! - сказал он, кивая Таволски. - Странно! Чего это вдруг так испортилась погода? Прямо ни с того ни с сего... Ну, как дела?

- Я отменил операцию.

- Правильно сделали. Теперь он абсолютно безнадежен. С завтрашнего дня я разрешаю наркотики. Как он сейчас?

- Все время бредил. Звал какую-то женщину. Кричал, что она живет в Медане.

- Температура?

- Все та же - тридцать семь и шесть. Давление тоже не подскочило. Кровь - это, я думаю, скажется не сразу.

- Конечно. Но у него и без этого скверно. Хуже некуда... Вот уж действительно от судьбы не уйдешь. Кто бы мог подумать... Бедный парень!.. Да, Эйб, я утром несколько погорячился, не обращайте внимания. И вот еще что... Генерал просил держать этот случай в тайне. Вы меня поняли?

Таволски кивнул.

- Ну и отлично. А с сестрой я сам переговорю. Значит, договорились: никакого повторного облучения не было. Сколько у него теперь?

- Четыреста.

Главврач покачал головой:

- Дело идет к концу. Что Коуэн?

- Он ничего пока не знает.

- И не надо. Отправьте его под каким-нибудь благовидным предлогом... Впрочем, погодите, лучше я сам.

- Он ожидает, что слезет кожа и выпадут волосы. Надо хоть как-то сохранить водный баланс тканей. И еще. Я хочу все-таки сделать полное переливание.

Главврач пожал плечами и отошел к окну.

Таволски читал мысли шефа, как открытую книгу.

"Зачем? Он же все равно обречен. Вы только продлите его мучения. Несчастный юноша, за что ему такое испытание! Дайте ему хоть умереть спокойно".

- Если вы настаиваете, - главврач сделал ударение на слове "настаиваете", - я не возражаю против этих... мероприятий.

- Да, - тихо сказал Таволски. - Мы сделаем переливание и попробуем гипотермию [гипотермия - искусственное понижение температуры человека или теплокровного животного за ее физиологические границы (переохлаждение)].

Главврач ничего не ответил и занялся своими бумагами. Потом резким движением снял очки.

- Делайте, как считаете нужным. Но запомните две вещи... Первое, - он загнул палец, - не превращайте ваше сострадание в крестную ношу для себя и для него тоже. Второе, - он загнул еще один палец, - я официально разрешаю вам наркотики, то есть поступаю недозволенно, но он заслужил хотя бы спокойный конец. Постарайтесь это понять. Речь идет прежде всего о нем, а не о вас или обо мне. О нем! Или вы считаете, что есть хоть один шанс на тысячи? Тогда скажите, и я сделаю все, чтобы этот шанс победил... Вы считаете, что есть?

- Нет... не считаю. Еще несколько часов назад... А теперь... нет. Теперь никто не сможет ему помочь. И все же я не знаю, как объяснить вам... Просто за эти дни я научился разбираться в Аллане. Это такой мозг... Для всех нас будет лучше, если он просуществует на земле лишний час, пусть даже никто никогда не узнает, о чем он Думал все это время... Вы понимаете?

- Нет. Но я уже сказал, что предоставляю вам свободу действий. В конце концов, это дело вашей совести. Приказать вам я не могу.

- Спасибо. - Таволски медленно поднялся. Инстинктивно попытался расправить складки на спине и, зажав в руке отлетевшую пуговицу, вышел.

Главврач старался не смотреть на его сгорбленную спину. Но все же не удержался и отвернулся от окна. Таволски уже не было. Только медленно сужалась черная щель между дверью и косяком.

Это что-то напомнило главврачу. Вызвало в груди какое-то тоскливое томление, непонятную тяжесть. Он почему-то подумал, что видит его в последний раз. Но рой привычных забот сразу же отвлек его.

8 августа 19** года. Утро.

Температура 38,1. Пульс 96. Кровяное давление 150/110

"...девица Р. очень удивилась, увидев брата сидящим у ее постели. "Как же так? - подумала она. - Ведь он живет за океаном и никоим образом не может очутиться здесь". Она попробовала заговорить с ним, но голос ей не повиновался. Когда же она наконец овладела собой и смогла произнести несколько слов, он вдруг поднялся, прошел к электрическому камину и растаял, как бесплотный дух. Утром девица Р. рассказала домашним обо всем, что произошло, когда она неожиданно проснулась ночью. Она выглядела очень взволнованной и несколько раз повторила, что ее очень тревожит здоровье брата. Все принялись утешать молодую женщину, уверяя, что это ей просто приснилось.