Юность Ашира - Павел Карпов

Ашир вспомнил мать, родной колхоз… Взгрустнулось. Он сидел возле залитого лунным светом окна и смотрел на деревья, но мысли его были далеко. Мать, наверно, вернулась с колхозной фермы и уже подоила корову и теперь месит тесто для чурека, а маленькая сестренка Садап возится со своими куклами. Лохматый Карабаш, должно быть, заглядывает в открытую дверь и тихо повизгивает.

Ашир видел перед собой лицо матери, спокойное, о мелкими морщинками вокруг утомленных вязанием и вышиванием глаз. Хотелось протянуть к ней руки, тихонько поправить седые волосы, тяжелой прядью упавшие на глаза. Посидеть хотя бы минутку та ковре возле матери, пусть даже молча, только бы посидеть, глядя в родное лицо.

«Надо было тогда взять отпуск и съездить домой… Получу зарплату, пошлю матери денег», — подумал Ашир.

В дверь кто-то постучал. Ашир в недоумении встал со стула. Дверь скрипнула и медленно приоткрылась.

— Хозяева дома? — опросил гость.

— Заходите! — Ашир по голосу узнал Чарыева, парторга завода. В его приходе не было ничего необычного, однако Ашир растерялся. Он выдвинул на середину комнаты стул, потом опять поставил его к окну, но так и не догадался включить свет.

— Что же ты сидишь в темноте, спать, что ли, собрался? Тогда я не буду мешать, — сказал парторг.

— Спать? Рано еще…

Чарыев отыскал на стене выключатель и зажег свет. Ашир точно спросонок протер глаза и опять поставил стул посреди комнаты.

— Садитесь.

— А чаем угостишь?

— Чаю нет.

— Как же так, Давлетов, туркмен — и вдруг зеленого чаю у тебя нет! — задумчиво проговорил Чарыев. Он осмотрел голые стены, взглянул- на обшитый фанерой потолок, подошел к окну и хотел его открыть, но окно не открывалось. — Небогато живешь.

Ашир не хотел прибедняться и живо ответил:

— Деньги у меня есть, на столовую и на кино вполне хватает. Скоро зарплату получу и за отпуск. А чаю нет, потому что кипятить негде.

— Вот об этом я и говорю: чай кипятить негде, жарища, теснота! — Чарыев вдруг заговорил возбужденно, горячо: — Скрывать нечего, общежитие неважное. Временное оно у нас. Новое уже отстраиваем, настоящая дача будет. Молодых рабочих в первую очередь вселим, так что ждать тебе недолго.

Получалось так, будто Ашир на что-то жалуется. А он вовсе никому не жаловался. Неудобств в общежитии было действительно много, но он как-то не успел их заметить. Главным для себя Ашир считал работу. Хотя, против хорошей комнаты в новом общежитии, он, конечно, не возражает.

Поскрипывая хромовыми сапогами, Чарыев несколько раз прошелся из угла в угол своей покачивающейся походкой прирожденного кавалериста. Его черные хитроватые глаза смотрели с улыбкой, левый глаз, слегка прищуренный, как будто во что-то целился. Одет он был не в гимнастерку, как всегда, а в легкую сетку, видимо вышел из дома ненадолго.

— Письма матери пишешь? — неожиданно опросил Чарыев. Он словно заглянул в душу Ашира и сразу увидел, что в ней делается.

— Давно не писал, — признался Ашир.

— Чаще надо писать. Скучает, должно быть, она по тебе, да и самому от писем будет теплее «а сердце.

— Деньги хочу ей послать, — сказал Ашир. И тут же подумал, а надо ли было об этом говорить парторгу?

Оказалось, сказал он к месту. Чарыев тут же посоветовал, как лучше поступить.

— В деньгах твоих она не нуждается, колхоз у вас богатый, — сказал парторг. — А вот подарок ей послать из Ашхабада будет очень кстати.

— И правда, лучше подарок послать! — Ашир живо представил себе мать в новом шелковом платье, которое он обязательно пошлет ей, и мечтательно улыбнулся.

Они неторопливо разговаривали, и Чарыев засиделся у Ашира. Вдруг он спохватился и потер лоб.

— Чуть не забыл, ведь я к тебе за книжкой пришел. Прочел вот первую часть повести Первенцева «Честь смолоду», а второй у меня нет. Решил, что у тебя достану.

Не желая сразу признаться, что такой книги он не читал и не знает, Ашир переспросил название.

— Советую прочесть, — оказал Чарыев. — Хорошая книга. Если хочешь, пойдем сейчас ко мне, возьмешь у меня первую часть, а вторую давай искать вместе, быстрее найдем.

Чарыев жил по соседству с общежитием, в небольшом глинобитном домике с плоской крышей. У калитки их встретила жена Чарыева, уже немолодая женщина, одетая по-домашнему в широкое туркменское платье и туфли на босу ногу.

— Принимай, Гозель, гостя, — объявил Чарыев, как только они вошли в обсаженный деревьями дворик.

Жена не рассмотрела в темноте, с кем пришел хозяин дома. Она забеспокоилась и тихо оказала по-туркменски, что дети уже спят и что гостя даже угостить нечем. Придется подождать, пока она что-нибудь сготовит. Ашир помял, о чем говорила заботливая хозяйка. Он извинился за беспокойство и объяснил, что зашел на минутку.

— Все твои секреты, Гозель, сразу раскрылись, — засмеялся Чарыев. — Вот какого хитрого гостя я к нам привел. — Он обнял жену за плечи и ласково ее успокоил — Барана резать не надо, той ради Ашира, о котором я тебе уже говорил, сегодня не будем устраивать, а чайку попить не мешает.

Он правел Ашира по комнатам. Квартирка была тесновата для большой семьи, но опрятная и уютная. В крайней комнате, где стояли радиоприемник и телефон и было много книг, Ашир увидел на завешенной красивым текинским ковром стене ружье, охотничий нож с рукояткой из джейраньего рога и шапку — не мохнатый тельпек, а кубанку, с малиновым верхом. Сразу он не спросил, а когда за кок-чаем разговорились, поинтересовался, почему это шапка висит рядом с ружьем.

Чай пили на веранде, увитой со всех сторон виноградными лозами. Вокруг электрической лампочки вились ночные бабочки и мошки. Из темноты вынырнула летучая мышь. Вычертив зигзаг, она метнулась к лампочке, нарушила хоровод бабочек и опять нырнула в темноту. Лампочка качнулась. Вскоре она снова закрылась живой сеткой. Тихо было вокруг. В этой уютной тишине отчетливо слышался негромкий голос Чарыева:

— Ты опрашиваешь, Ашир, про шапку, что висит рядом с охотничьим ружьем? Это дорогая для меня память. — Чарыев помолчал и взволнованным голосом добавил, устремив взгляд куда-то вдаль: — В этой гвардейской кубанке меня видел Сталин!

Ашир осторожно поставил пиалу и пытливыми глазами посмотрел на парторга.

— Я видел Сталина, и он меня видел, — волнуясь, говорил Чарыев. — Я тогда сразу почувствовал на себе его ласковый, отцовский взгляд. Нельзя было не почувствовать! — Ашир боялся перебить Чарыева не только словам, но даже неосторожным движением. — А было это на Красной площади в Москве. Наш кавалерийский полк прибыл на парад Победы из Берлина. Я ехал по Красной площади на коне с гвардейским знаменем, и Сталин с мавзолея помахал мне рукой. Он словно поздравил меня с победой, пожелал успехов в мирной жизни и в стахановской работе, дал мне наказ: крепить мир своим трудом. Не забывав, Ашир: чем лучше мы будем с тобой работать на заводе, тем крепче будет мир…

В тот вечер парторг Чарыев рассказывал про боевые дела своего кавалерийского полка, про салют Победы в Москве и как-то незаметно втянул Ашира в беседу о делах на заводе. Ашир не утерпел и сам рассказал, почему у него забраковали каркас. Он признался, что хочет получить вторую специальность — формовщика и что скоро этого обязательно добьется.

Допоздна пробыл он у Чарыева, не заметил даже, когда ушла спать хозяйка, когда спряталась за горы луна. Взяв обещанную книжку, он еще раз зашел в комнату и постоял, вытянув шею перед гвардейской кубанкой, в которой Сталин видел туркменского джигита в Москве.

Какой он товарищ?

Что случилось со Светланой? То она ругала слесарей, называла бракоделами, а теперь вдруг начала расхваливать их перед подругами, искала для Ашира какую-то книгу. Происшедшую в ней перемену заметила не одна толстощекая Тоня, самая близкая из ее подруг, но и остальные стерженщицы.

Сегодня утром Светлана, как только зашла в мастерскую, сейчас же объявила девушкам:

— Молодцы слесари, решили вторую специальность получить, на формовщиков учатся. А мы с вами, красавицы, сдали техминимум и перестали учиться. Сегодня же скажу Захару Фомичу, что и мы хотим иметь вторую специальность. — Она вдруг понизила голос и таинственно сообщила — Ашир даже что-то изобретает. Подумать только, девушки, — недавно пришел на завод и уже рационализатор!

— Неужели изобретает? — сгорая от любопытства, опросила Тоня.

Светлана (многозначительно поднесла палец к губам:

— Проговорился…

— Ну, и Светка, чего только не узнает, и обязательно первая!

— Что-то «не похож Ашир на изобретателя, — попыталась возразить Тоня. — Сережа Удальцов — тот дотошный парень, он мо-ожет… — Она протянула последнее, слово, не договорила и покраснела.