Письма Колумбу. Дух Долины - Рольф Эдберг

Мое время — очевидец того, как уничтожается часть человечества. Но мы закрываем глаза. Так же, как Ваше время закрывало глаза на разоблачения Лас Касаса. Как закрывали глаза каучуковые лорды Лондона. Закрываем глаза смущенно, сознавая свою причастность.

В Карибии и на берегах материка рано начал ощущаться недостаток в людях, которых можно было принудить работать на поселенцев. Надо было искать где-то еще.

Лас Касас, друг индейцев, предлагает везти в Карибию черных невольников. Ничтоже сумняшеся он объединяет вместе две в корне различные идеи. Главная цель, разумеется, спасти последние остатки коренного населения; это ему не удастся. Побочная цель — обеспечить поселенцев требуемой рабочей силой; тут он вполне преуспеет. К тому времени, когда он осознает свой просчет, идею перехватят люди дела. Император Карл V, друг поселенцев, щедрой рукой выдает разрешения на импорт африканцев.

Уже в тот час, когда Вы посадили Ваши суда на песчаные бары в бухте, названной Вами Санта-Глория, Эспаньола принимает первого черного раба. Минет еще десяток лет, и к этому острову подойдет первый невольничий корабль. Цвета Карибии потемнеют: из бронзовой она станет черной.

На первых порах за поставки отвечают португальцы. Им не привыкать, еще во времена Генриха Мореплавателя начали они конкурировать в работорговле с арабами. Вам все это ведомо, сами курсировали вдоль берегов Африки.

Между тем центры экономической мощи перемещаются из Средиземноморья в приморские государства Северо-Западной Европы. Здесь смотрят с завистью на богатства, выкачиваемые Испанией из своих колоний. Желают участвовать в сделках, касающихся как обеих Америк, так и Африки.

Ведь это по Вашему предложению папская булла поделила Индию восточную и Индию западную (тогда полагали, что речь идет о двух частях единого целого) между Испанией и Португалией. Теперь французский король Франциск I еретически заявляет, что хотел бы увидеть в завещании Адама пункт, отказывающий ему в наследовании части обитаемого мира. К Франциску присоединяются голландцы и англичане.

Поначалу правители пользуются услугами пиратов. Буканьеры, члены буйного берегового братства{25}, вторгаются в Карибию, кто с королевской грамотой, кто без нее, но все с неутолимой жаждой рома и золота. Нападая на каравеллы, похищают награбленное испанцами инкское золото, перехватывают серебряные караваны из страны мехика, нападают на испанские колонии, грабя их и расправляясь с испанцами чуть ли не так же, как те расправлялись с индейцами. По воле буканьеров часть островного мира становится всеобщим владением среди ничейного моря. Первая их оперативная база — Эспаньола; затем они перебираются сюда, на южный берег Ямайки.

После того как буканьеры сделали свое дело, пожали почести и успели стать помехой, на сцену выходят сами государственные власти. На Эспаньоле французы оттесняют испанцев в западную часть острова и учреждают колонию, которая становится их богатейшей заморской территорией; один корсиканский капрал, взойдя на престол французских императоров и перекраивая карту Европы, даже помышляет о том, чтобы сделать Эспаньолу центром североамериканской колониальной империи. На Ямайке англичане сбрасывают испанцев в море, очистив остров от них так же основательно, как до того испанцы очистили его от араваков. Поток невольников заметно возрастает. Оптовая торговля человеческой плотью становится большим бизнесом. И снова нити тянутся в прошлое — к Вам, сеньор Альмиранте. Вам ли этого не знать: кто, как не Вы, во время Второй экспедиции, когда всерьез началась колонизация, привезли с собой детей подлинной Индии — саженцы сахарного тростника. В следующем столетии сахар уже белое золото; сахарные колонии — имперские сокровищницы. Из-за них разгораются войны, ведутся споры на мирных конференциях. На какое-то время данный остров становится крупнейшим в мире поставщиком сахара.

Белое золото и чернокожие люди неразрывно связаны. На сахаре и черных невольниках вырастает новая общественная формация — плантократия. Пассат, что привел сюда Ваши каравеллы, гонит через Океан и невольничьи корабли. Не так давно рабы, прикованные к веслам, стирали руки в кровь на галерах Генуи и Венеции. Паруса освободили их от весел. Теперь при помощи парусов возят человеческий груз; скованных вместе невольников загоняют в тесные ниши, где невозможно выпрямиться в рост все те сорок, а то и шестьдесят дней, что длится плавание. Свирепствуют оспа и дизентерия, люди мрут пачками, тела выбрасывают в море. Те немногие, кому удается распилить оковы, сами прыгают за борт. Вода вокруг невольничьих судов кишит акулами.

Англия разрабатывает хитрую тройную систему, каждое звено которой приносит прибыль. Ткани — продукт развивающейся отечественной отрасли — обменивают в Африке на рабов. Невольников отправляют в Карибию, где за них получают сахар, в свою очередь доставляемый в Англию. Ливерпуль — главный центр работорговли — процветает. Один английский аристократ с подобающей его сословию чистосердечностью украшает свой герб изображением негра в кандалах.

Бывшая оперативная база буканьеров на юге Ямайки становится центром деятельности работорговцев. По мере того как Карибия насыщается невольниками, торговля переносится на материк. Крупный импортер — Бразилия. В Северной Америке, где широко начинают выращивать хлопчатник, освоенный еще араваками, чернокожие рабы становятся необходимой принадлежностью плантаций. Новые изобретения в прядении и ткачестве поощряют развитие хлопководства, что в свою очередь ведет к дальнейшим изобретениям; возникает массовое производство — и растет потребность в рабах.

Плетки со свистом рассекают воздух. Семьи чернокожих разрушаются, людей разных племен, не понимающих язык друг друга, принуждают жить вместе, им навязывают новую речь — трудную для произношения, далекую от мира их представлений. Иные невольники по образованию превосходят своих господ. И на этот недуг есть средство: во многих местах закон запрещает обучать рабов грамоте.

Так сколачиваются империи. Белые паруса связывают их через моря, черные спины служат фундаментом. Подлинные строители империй — белые надсмотрщики в колониях. У многих были весьма основательные причины покинуть родину. В колониях их нередко ожидает рабство особого рода. Без меток от плетей на спине. Но и они томятся на чужбине, их изнуряет лихорадка, без жестокости они не могут управлять плантациями, где на одного белого подчас приходится сотня невольников, коими они обязаны повелевать. Прибегать к насилию многих вынуждает инстинкт самосохранения — часто матерью гнета является страх.

В империях нет места для морали, на то они и империи. Величие нуждается в громких словах. Но за окружающим империи ореолом, сиянием, нимбом — плеть, что со свистом хлещет смуглые спины, жестокость и страх тех, кто орудует плетью.

Культура Европы отчасти питается из тех же источников, что материальная база. Ваш сын Фернандо, что сейчас, в сгущающемся сумраке, находится поблизости от Вас на разбитом корабле, станет высококультурным человеком, наполнит свою библиотеку превосходными научными трудами; на многих — посвятительные надписи виднейших гуманистов Европы, в том числе самого блестящего из них — Эразма Роттердамского, проповедника терпимости и доброй воли. Библиотека эта, гордость Европы, станет возможной благодаря прибыли от труда четырехсот невольников на Эспаньоле.

Иногда невольники восстают. В Париже штурмом взята Бастилия; слова «свобода, равенство и братство» доходят и до черных ушей. Как раз на оплаканной Вами Эспаньоле, где, согласно Вашей воле, должен был быть захоронен Ваш прах, чернокожим рабам удается завоевать свободу и образовать первую в мире республику восставших невольников. Ваша Эспаньола обретает свое исконное имя — Гаити. Вообще же чернокожие быстро убеждаются, что ошибались, полагая, что донесенные ветром через океан слова относились и к ним.

К тому времени, когда наконец прекращается работорговля, через Атлантику уже перевезено около пятнадцати миллионов африканцев. Четыре столетия длилась катастрофа, не только вырывавшая людей из родной среды, но и нещадно разрушавшая уклад африканского общества.

Африка ослаблена, Африка не готова к отпору, когда в конце XVIII века европейские государства затевают гонку за владение этой частью света. Четыре столетия главное внимание Европы было обращено на Индии — восточную и западную. Что было известно про Африку? Фактически одни лишь очертания берегов да устья рек, где учреждали торговые фактории и грузили на суда рабов. Золотой Берег, Берег Слоновой Кости, Невольничий Берег — сами названия говорят об интересах европейцев.

Незадолго перед тем, как Вы в кандалах вернулись из третьего плавания, Васко да Гама первым обогнул Африку и пришел в Индию (правда, за сто семьдесят лет до него тот же путь в обратном направлении проделал один индийский мореплаватель, а финикийцы прошли вокруг Африки на две тысячи лет раньше, но речь ведь шла не о европейцах, а потому их плавания не зачислялись в ряд достижений цивилизации). Все, что происходило в западных Индиях, повторяется на пороге восточных. Португальцы яростно набрасываются на высокоразвитые мирные культуры вдоль африканских и азиатских берегов Индийского океана, отмечая свое продвижение развалинами и пытками, разрывают тесные торговые связи, налаженные за тысячу лет индийцами и китайцами, арабами и африканцами. За ними следуют северо-западные европейцы: англичане подчиняют собственно Индию, французы — полуостров за нею, голландцы — островное царство пряностей.