Утраченный трон - Эд Гринвуд

— И это тоже убери.

Вельможа посерел и рухнул лицом вниз в собственную блевотину, потеряв сознание. Король Сноусар вздохнул и ткнул пальцем в следующего придворного.

4

МЕЧ РЕШАЕТ ВСЕ

ХОЛОДНЫЕ, когтистые пальцы царапали ей щеки, постепенно подбираясь к глазам, чтобы навсегда лишить ее зрения. Она уже и так почти совсем ослепла от слез, которые лились потоками; окружающий мир вращался с безумной скоростью, а дюжина жестких рук терзала ее тело и старалась задушить. Эмбра беспомощно барахталась в море боли, а все вокруг медленно погружалось во тьму по мере того, как пальцы все крепче стискивали ее горло. Могущественная волшебница не могла даже коснуться пола, не могла ни за что уцепиться, не могла…

Она слабо сражалась с цепкими пальцами, пытаясь поднять руки, дотянуться до костей, ползущих по ее лицу подобно паукам, и стряхнуть их, пока они не…

У нее вырвался вопль ужаса, когда первая кость прикоснулась к ее веку, несмотря на то что Эмбра яростно мотала головой. В этот момент ее пальцы задели висящий у нее на груди Дваер.

Она еще не успела ничего понять, как уже ощутила прилив силы, которая захлестнула ее мощной волной ослепительно яркой магии.

Поток золотистого воздуха хлынул вслед за этой волной. Защитная магия отбросила прочь мертвые кости, разметала и смяла их, как песок под ударами разъяренных морских волн. Костлявые пальцы отбросило вверх, и они на лету разрушили гигантскую руку, стиснувшую тело Сараспера.

Магическая сила Владычицы Самоцветов все росла, питаемая ее страхом, отвращением и необходимостью действовать. Эмбра Серебряное Древо так неожиданно оказалась на краю гибели или уродства, она испытывала такую сильную боль, что все происходящее казалось ей почти нереальным. Сквозь пелену перед глазами она увидела, как кости разлетаются в пыль и прах и как та же яростная магическая сила отбрасывает в стороны Сараспера и Краера. Оба рухнули с высоты, ломая книжные полки. Главный удар защитной магии всей силой обрушился на Хоукрила: кости градом забарабанили по его доспехам, его подбросило в воздух, и он врезался прямо в чудовищный скелет, который только что угрожал им своими чарами.

Бурые кости отчаянно пытались цепляться за воздух, когда громадный воин в доспехах налетел на них, но тщетно — от скелета остались лишь две стоящие сами по себе костлявые ноги, скрепленные костями таза. Они шатались, словно пьяные. Изрыгающий проклятия латник катался по усыпанному обломками полу у этих ног, а череп бессильно щелкал зубами у самого его лица.

Под сапогами Эмбры снова оказались прочные камни, она с облегчением шагнула вперед, стараясь держаться прямо, и произнесла необходимые заклинания.

У нее саднило и болело горло, словно жесткие пальцы все еще крепко сжимали его, но она умудрилась прохрипеть нужные слова. Боль и отвращение придали им силу, волшебница развела руки в стороны и высказала Аглирте пожелание, чтобы никакие кости здесь больше не ходили.

На этот раз не раздался рев волны, не вспыхнул яркий свет, послышался лишь хор тихих вздохов: кости осыпались на землю горстью праха. Сараспер слабо кашлянул и разразился проклятиями — достаточно энергично, чтобы девушка поняла не глядя, что он выживет. Тот скелет, с которым сражался Хоукрил, внезапно превратился в десятки разрозненных костей, которые заметались и попытались удрать.

Разъяренный латник вскочил и начал орудовать кулаками, сапогами и мечом, стараясь растоптать все кости до единой. Эмбра заметила две костлявые руки неподалеку от него. Они извивались, отчаянно стараясь сотворить последнее заклинание, и Эмбра открыла рот, чтобы предостеречь друга.

Но не успела ничего сказать: клинок Хоукрила уже обрушился на эти пальцы, светящиеся магической силой. Латник бросился на них грудью, когда они еще не успели упасть на землю, и стал кататься по древним камням, дробя все остатки своими железными кулаками. Красно-черные искры быстро погасли, и в развалинах библиотеки воцарилась тишина, которую нарушало только частое, неровное дыхание четверых. Они мрачно размышляли над еще одним напоминанием о том, как быстро может настигнуть смерть в Аглирте, особенно тех, кто не готов к встрече с нею.

В те самые минуты, когда четверо искателей приключений пытались найти друг друга взглядом в самом большом из сохранившихся залов Индраевина, красно-черные отблески вспыхнули в руинах города недалеко от них. Глубоко под землей, в кромешной, гнилостно-влажной тьме.

Магические огни расцвели, подобно звездам в небе, они пульсировали и плясали перед глазами, которые сначала в тревоге широко раскрылись, а потом снова прищурились от ярости.

Эти золотистые глаза принадлежали зверю с головой волка, крупному как лошадь. Он цеплялся, подобно пауку, за полку в бывшем погребе. Его длинные, мощные лапы были покрыты густым рыжеватым мехом с проседью, острые костяные шпоры торчали из суставов там, где у человека были бы локти и колени.

Даже в сказках бардов редко описывались длиннозубы такой величины, как этот, который сейчас отпрянул от рубиново-черных огней и зарычал в тщетной попытке прогнать прочь мучившее его сияние.

Но оно налетело на него и окутало, и большие золотистые глаза зверя померкли, лишь две крохотные светящиеся точки замерли в темных глазницах.

Длиннозуб недавно поел и не собирался покидать свою полку, пока ночной мрак не окутает землю. Однако то, что сейчас вселилось в него, испытывало желание поохотиться.

Паукообразный хищник с головой волка вытянул мохнатые лапы, словно кот, выгнул дугой спину, а потом размеренным шагом двинулся вперед. Для такого крупного существа он двигался поразительно бесшумно, его лапы ступали по камням с бархатной мягкостью и почти утонченным изяществом. Он пересек один подвал, без колебаний свернул в следующий, не обращая внимания на разбегающихся пауков и слабо поблескивающих пещерных змей. Он искал довольно редкую добычу — людей.

В частности — тех четверых, которые стояли в разрушенном зале где-то наверху. Длиннозуб начал терпеливо подкрадываться…

— Еще не готово, Гуркин?

— Я дам тебе знать, Марар, — недовольно ответил человек, склонившийся над костром так низко, что рисковал закоптить нос. — Подожди еще немного.

Марар нагнулся и посмотрел на шипящее на огне мясо.

— Он уже помер, Гурк, — спокойно заметил он. — Теперь уже скоро будет готов.

Гуркин Обларрам нахмурился. Пускай беспечные родители дали ему имя, звучащее так, будто пьяница извергает только что съеденный обед из живых лягушек, но другу негоже напоминать ему об этом. Острый язык не может компенсировать отсутствие привлекательной наружности, высокого роста и широких плеч.