Говори мне о любви - Дороти Иден

Тогда вся эта история с деньгами и с тем, что она наследница, ничего не будет стоить. И несмотря на несоответствие их разных натур, она сделает все, чтобы он полюбил ее…

Глава 3

Они успели на поезд, который шел до Дувра, откуда отправлялся пароход через пролив в Булонь, где они проведут ночь, а на следующий день поедут в Париж. Беатрис обожала Эйфелеву башню, Рю де Риволи. замечательные рестораны – умозрительно, конечно, ведь она никогда не выезжала из Англии.

Что касается Уильяма, ему нравилось рассматривать всех женщин, элегантных, изящных созданий, которые нуждались в покровительстве и защите, в изнеженности. Он привык к изящным женщинам в собственной семье. Беатрис не хотела подчеркивать, что у нее хорошее здоровье и что ее сильное тело не приспособлено к изяществу.

К тому же отсутствие изысканности не причина, чтобы не ехать за границу. Просто ее родители, как большинство людей, принадлежавших к их классу, с подозрением относились ко всему иностранному.

На каникулы в детстве ее отправляли в Борнмут поплескаться в холодном море или повеселить своих родителей, которые сидели в шезлонгах, – мама, закутанная в плед, а папа в плотном твидовом пальто, ворчащий, что лучше бы он вернулся в свою галантерейную лавку, чем тратить такие деньги, чтобы сидеть у моря и мерзнуть.

Беатрис помнила противный уродливый, в желтую и черную полоску, похожий на осу купальный костюм, который она надевала. Другие дети смеялись над ней, она чувствовала себя уязвимой и такой одинокой. Еще больше она была уязвлена тем, что обычно на каникулах мама не разрешала ей присоединиться к детям из высших классов, отчасти из-за ее характера, но скорее потому, что те дети были отгорожены непреодолимой преградой – нянями, гувернантками, мамами и тетками.

Когда Беатрис стала подростком, ее ежегодные каникулы обставлялись более грандиозно. Тогда они ехали в первом классе спального вагона в поезде, следовавшем в Скарборо, где, как решила мама, были более модные купания, а папа каждое утро, преодолевая песок, совершал прогулки и потом, после полудня, долго отдыхал на плетеном стуле в углу вестибюля гостиницы «Пол и Кот».

Они переодевались к обеду и претендовали на то, чтобы казаться важными людьми из Лондона. Папа выглядел солидно благодаря ухоженным усам, они блестели необычайно выразительно, и часам на золотой цепочке, которая висела на животе. Мама же никогда не отличалась изысканностью. А Беатрис была просто нескладной, неуклюжей и изнывала от скуки. Каникулы всегда были невыносимо скучны.

Никто не мог сравниться с Хокенс, когда она укладывала чемоданы. В последнюю минуту было решено, что Хокенс будет сопровождать их. Как могла Беатрис, которая очень заботилась о своих туалетах, тщательно продуманных ее мужем, обойтись без служанки? Кто же будет содержать их в порядке?

Уильям решил, что это блестящая идея, и только надеялся, что Хокенс хорошо перенесет поездку по морю. Сам он отлично переносил море и был уверен, что его жене тоже не грозит морская болезнь. Будет скверно, если служанка не вынесет качку.

Хокенс сказала, что она уверена, все будет хорошо, но что бы ни случилось, она не выпустит из поля зрения багаж.

Простодушной Беатрис показалось, что багажа слишком много для такой далекой поездки – три дорожных сундучка, три чемодана, две коробки для шляп, футляр для ее драгоценностей, дорожные пледы, зонты – ее и Уильяма, тяжелое на меховой подкладке пальто Уильяма (потому что пролив Ла Манш, как известно, холодный) и ее длинная мохеровая пелерина с таким же капюшоном. В ее дорожном сундучке, так заботливо упакованном Хокенс, лежали ночная рубашка ручной работы и сорочки, нижние юбки, пеньюары, туфли, домашние тапочки и халаты, на всякий случай коробочка со швейными принадлежностями, которые могли пригодиться, и маленькая домашняя аптечка со всем необходимым, книги (потому что она лелеяла надежду, что станет читать Уильяму вслух, пока он будет нежиться на солнце), принадлежности для эскизов, на случай если они почувствуют желание сделать наброски и попадут на итальянские озера, купальный костюм, если действительно будет хорошая погода, бинокль (может быть, они посетят оперу в Париже или Милане), корзина с фарфоровой крышкой, увенчанная эмблемой «Королевские Дерби», ножи и вилки с серебряными ручками и маленький серебряный стаканчик на глоток рома или бренди.

Действительно, подумала Беатрис, экстравагантные набеги мамы в любимый средним классом магазин богатых Скарборо, никак не могли сравниться с тем, что у нас в багаже. Мы так оснастились, что могли бы отсутствовать годы.

Папа кричал, изумленный разнообразием багажа:

– Может, они думают, что отправляются на дикий африканский континент, где нет никакой цивилизации?

Мама сказала отрывисто и подавленно, что их дочь должна поддерживать воззрения мистера Уильяма Овертона. Уильям же сказал только, что она взяла слишком много платьев. После этого он захотел отобрать из них кое-какие английских фасонов для поездки в Париж.

Мисс Овертон добавила тусклым голосом: – И духи, Уильям. Ей необходимо иметь духи. «Разве от меня плохо пахнет?» – пришла в ярость Беатрис. Она хотела нравиться беспечному Уильяму, но две мысли промелькнули в голове. Первая, что ему не по вкусу платья, которые она носит, а вторая, что ей предлагали истратить ее деньги на духи.

Перед ее замужеством проводились бесконечные откровенные обсуждения с адвокатом Овертонов, седым, обходительным, проницательным мужчиной, представляющим одну сторону, и адвокатом папы, менее лощеным, но очень умным, – представляющим другую сторону. Папа настаивал, чтобы его адвокат отвергал передачу какой-либо недвижимости на имя Уильяма. Магазин «Боннингтон» должен принадлежать исключительно Беатрис. Как она поступит с ним, когда он умрет, – это ее дело. Но это произойдет не скоро. Благодаря такой сделке Беатрис будет знать, как выглядело это унизительное замужество.

Однако Беатрис думала, как глуп и недальновиден ее папа. Почему она должна отделять свое имущество и упрямо твердить «на двадцать лет»? Она все же женщина и хочет быть любимой. Двадцать лет слишком большой срок, чтобы Уильям ждал, пока получит все, что она хотела ему дать. К тому же двадцать лет – предполагаемое время, оно может быть длиннее или короче. Конечно, в свои пятьдесят лет папа выглядит внешне здоровым и энергичным. Можно представить себе, что он благополучно доживет до восьмидесяти, или он думает, что, когда Уильяму будет пятьдесят, он все еще станет жить на папины щедроты? Без сомнения, более важно сделать все сейчас, чтобы ее муж был независим. Папе придется снять со своего счета в банке значительную сумму, чтобы содержать их.