Новый выбор оружия - Андрей Левицкий

Недалеко от нашего с Пригоршней схрона была железная трансформаторная будка, где мы летом иногда ночевали. Туда я и отвел Энджи, включил фонарик и осветил помещение.

Спартанскую обстановку она восприняла спокойно, уселась на перины, сваленные одна на другую, похлопала по ним и принялась причесываться, снова собирая волосы в хвост.

– Надеюсь, клопов тут нет? Что комары заедят, молчу.

– Лучше комары, чем враги, – проговорил Вик и пригнулся, переступив порог. В будку он не помещался и потому сразу сел.

– Спокойной ночи, – я выключил фонарь. – Закрывайтесь на замок. Если вдруг что, под периной – потайной ход, так что я за вас не беспокоюсь.

– Спасибо, – проговорила Энджи с теплом. – Спокойной ночи, Андрей.

Закрыв дверь, я услышал щелчок засова и зашагал прочь, стараясь по возможности меньше шуметь. Бар, освещенный двумя фонарями, словно парил посреди черноты. Доносились голоса, звон посуды и стрекотание ветряка.

Глава 2

За столиком, где мы встречались с клиентом, Патриот положил руку на плечо Пригоршни и, недоверчиво обводя бар глазами, что-то шептал ему на ухо. Гитару в чехле он прислонил к стенке. Никита сосредоточенно кивал, потягивая пенное пиво из запотевшего бокала.

А ведь действительно враги могут быть среди посетителей бара. Взгляд остановился на четверке охранников, которые выдворили нас утром. Никто из них не был ранен, они самозабвенно рубились в нарды и не обращали на нас внимания.

Бармен расставлял бутылки, повернувшись задом. Возле стойки грустил Бурун вместе с малознакомым блондином. Компания из трех человек гудела в другом конце зала, там дискутировали о том, как долго продлится кризис. Молчаливая парочка Курок и Длинный – и все посетители. Похоже, нападавших среди них нет, либо же они здорово маскируются.

Усевшись напротив Пригоршни и Патриота, я проговорил:

– А мне пивка не взял? Друг называется.

Пригоршня ответил обиженно, надвигая шляпу на лоб:

– Ты, значит, с красоткой был, а мы тут… – он махнул рукой. – Э-эх!

– Да успокойся ты, – пришел на выручку Шнобель, сидевший в темном углу у стены. – Все равно не для нас та красотка. Другого полета птица.

Пригоршня тяжело вздохнул. Я специально развернулся в сторону зала, чтобы боковым зрением отслеживать, интересуется ли кто-то из посетителей нашим столиком. Похоже, никому не было до нас дела.

Посидев немного, я прошествовал к стойке, сделал заказ и, пока бармен наливал пиво, смотрел на зал через засиженное мухами зеркало, что висело, где обычно цепляли телевизор. И опять никакого внимания посторонних. Значит, нападающие убрались, но надолго ли?

Совсем нетрудно проследить за нами. Черт, какое отвратительное дежа вю! Это уже с нами было, причем не так давно, когда Шнобель ввязал нас в переделку, а потом сдал наемникам. Неужели и на этот раз? Я покосился на него. Слегка охмелев, он казался довольным и благостным.

Нет, вряд ли, уж очень парень изменился. Тут Энджи сама виновата. Все равно, что размахивать перед грабителями пачкой денег.

Что бы ни было на второй части карты, даже половинка, которую показали мне, очень ценна. Стоит она примерно тридцати жизней сталкеров, которые погибли бы, пока прокладывали новые маршруты. Получил карту – и ходи себе спокойно, пока выброс не случится и не перетасует аномалии.

Я сел напротив Шнобеля и с удовольствием отхлебнул из бокала. Да, пиво тут, действительно, на десять баллов. Но мне не дали насладиться вкусом, Патриот завел любимую песню:

– Знаете, что я думаю? За нами натовцы охотятся. Если бы это были сталкеры, – он щелкнул пальцами. – Понимаете, мы все лазейки знаем: где подкараулить, кому взятку дать. А они вообще не умеют так работать, потому что тупые, у них все «по-честному». Потому и носятся толпой и, чуть что, сразу сваливают: их же прикончат, если поймают. Спрашивается, кто пустил иностранцев в Зону? – он припечатал ладонь к столу. – Вот, что я думаю: янки гоу хоум!

– Так мы почти все тут иностранцы, – пожал плечами я. – Я бы не был так уверен. Номер Энджи обыскали, те люди не собирались убивать, их задача – при необходимости задержать нас.

Видимо, намек, что мы все иностранцы, задел чувствительную струну в душе Патриота, и он залился рассказом об ариях, единстве славянских народов, о том, как уничтожали исконно славянскую веру. Славяне едины, просто русские не забыли корней, в отличие от всех остальных.

Его рассказ изобиловал множеством непонятных слов, и Пригоршня заскучал, мне же было интересно – столько слышал об этом персонаже, и вот он во всей красе. Раньше думал, что он типа городского сумасшедшего, теперь свое мнение изменил: человек проделал огромную работу, собирая эти сведения. Он именно копал – допрашивал историков, поднимал архивы. Правда, обращал внимание на детали, которые ему выгодны, прочие попросту не замечал. Но упорство его достойно уважения.

Минут через пятнадцать, когда Патриот начал меня знакомить с историей германского нацизма, я тоже заскучал, а через полчаса готов был лечь лицом в салат. Патриота утомленность собеседников не волновала – он с удвоенными силами творил добро, то есть нес истину в массы.

Пиво начало подходить к концу – в обоих смыслах, я растолкал задремавшего Пригоршню:

– Просыпайся, историк. Нам пора по домам, завтра вставать ни свет ни заря, а еще подготовиться надо.

С полминуты лицо Пригоршни было благостным, будто ему снились гурии. Или не гурии – Энджи пришла в его сон.

Вздохнув, он поднялся, громыхнул стулом, кивнул Патриоту, прощаясь, и потопал к выходу. Я поспешил за ним. Патриот проводил нас взглядом, подперев голову рукой.

– Ну, что, приятель, вооружаться? – прошептал я.

– А то! – воскликнул Пригоршня.

Прежде чем идти к тайнику, мы убедились, что никто не следит. Даже если нет предполагаемых натовцев, доверять ближним не стоит. Братство сталкеров – миф, в него перестаешь верить почти сразу. Из аномалии тебя, может, и вытащат, накормят (если встречные «братья» не из враждебной группировки), но схрон обчистят при первой возможности. И потом, глядя честными глазами, будут сочувственно хлопать по плечу: как же так, вот не повезло…

А уж клиенты, тем более, непроверенные – обязательно гадость сделают, стоит повернуться спиной.

Поэтому мы вежливо и сердечно (особенно – немного перебравший пива Пригоршня) распрощались и, изображая достаточную степень опьянения и благодушия, поковыляли чуть ли не обнимаясь: два другана, только что нашедшие заказчика и по этому поводу принявшие на грудь.

У двери старого, заброшенного магазина вмиг протрезвевший Пригоршня огляделся.

– Чисто.