Меч с камнем. Том 1 (СИ) - Гадышев Дмитрий

У меня моментально пропала охота высовываться из окопа. Как, впрочем, и воевать вообще. Желудок подпрыгнул к горлу, но ценой неимоверных усилий съеденное утром удалось удержать внутри. Помотав головой и глубоко вздохнув, я натянул тетиву, положил новый болт в ложе и принялся осторожно оглядываться по сторонам. Всадники тем временем, оставив человек пять, — всего! — на поле боя, обогнули холм и обрушились на Аруим, на наших лошадей, мирно стоявших там, где мы их оставили, сея смерть и разрушения. Но у самого частокола они попали под перекрёстный огонь пехотинцев и были вынуждены отступить, мешая друг другу и понеся некоторые потери. Наши солдаты, оборонявшиеся в стороне от нас на верхушке холма, благо их никто не атаковал, перебегали на край, обращенный к частоколу, и начинали стрелять оттуда, создав третий фронт, что очень не понравилось противнику. Македониане быстро, буквально за несколько секунд перегруппировались и нанесли ответный удар, стремительно бросившись всей своей массой прямо на холм, — его сторона, обращённая к Аруиму, была пологой, в отличие от противоположной. Под шквальным огнем сверху и сзади эта атака была бы бессмысленной, если бы не их защитные поля. Они пронеслись левее нашей группы, перевалили через холм и бросились наутёк, правда, успев подобрать всех своих, которые лишились лошадей во время первой лобовой атаки. Последствия их рейда были просто ужасны — из четырёх десятков солдат, сражавшихся в той части холма, уцелели лишь двое или трое. Роб-Рой с проклятием посылал им вслед молнию за молнией, но его плазмомёт был предназначен для ближних и средних дистанций, ни одна из них не достигла цели. Отъехав на порядочное расстояние, всадники остановились и, видимо, не удовлетворившись исходом схватки, принялись стрелять оттуда из какого-то оружия, заряды которого свистели и летели быстро, как пули, а разрывались не хуже гранат. Нам пришлось уходить с холма, так как взрывы загремели именно там, на поле битвы и вершине. Роб-Рой вызвал Гентара и приказал ему возглавить отряд, который должен был отогнать врага подальше от крепости. Я хотел было найти своего скакуна, но это было очень трудно, отыскать его среди двух десятков груд оплавленного металла, лежавших посреди выжженной травы. Предводитель, увидев эту немую сцену, что-то произнёс всё на том же языке, судя по интонации, крепкое ругательство. Затем он повернулся и величественно пошёл пешком в Аруим, сопровождаемый охраной.

Огонь со стороны бежавшего противника внезапно прекратился, похоже, отряд Гентара добился успеха. Над полем сражения повисла тягостная тишина, прерываемая криками и стонами. Несколько десятков солдат, вышедших из крепости, группами по три-четыре человека таскали на носилках и наскоро хоронили погибших, искали и перевязывали раненых, собирали оставшееся на поле боя оружие и уничтожали или прятали то, что унести не могли. В этот день я впервые задумался о том, что же представляет собой война. Что такое война в древности и средневековье? Звон холодного оружия, страшные раны, вопли раненых и умирающих. Что такое война в современном государстве? Грохот выстрелов, свист пуль и осколков, грязь, кровь и смерть. Что такое война в сверхтехнологичном государстве? Грохот взрывов, жужжание лучей, раны, от которых чаще всего не выживают, ожоги, в общем, тоже мало приятного. Средства убийства себе подобных меняются из века в век, но смысл остается тем же, страшный смысл войны, полностью осознать который может только человек, непосредственно побывавший в бою. И у многих от этого не выдерживают нервы, появляется так называемый «военный синдром». При первом же столкновении со страшной действительностью испаряются юношеские мечты о благородных воинах, рыцарях, о романтике военных походов. А хуже обычной войны может быть только гражданская.

Что до меня, война опротивела мгновенно и бесповоротно, но, поскольку деваться всё равно было некуда, приходилось воспринимать её как нечто среднее между тяжёлой работой и тюремным заключением. И раздумывать о побеге, поскольку сомнение брало, что смогу долго это выдерживать. Вспомнился наш уговор с вожатым — раздобыть вещественное доказательство, уничтожением которых занимались сейчас солдаты, да и оружие при побеге не помешало бы. Я решил для начала завладеть каким-нибудь трофеем и принялся рыскать среди опалённых склонов многострадального холма. Однако, кроме большого ножа с изящно изогнутым лезвием и, похоже, с переменным центром тяжести, так как, как его ни бросишь, он вонзался лезвием в цель, ничего более современного не нашёл. Я засунул тесак в один из карманов и направился к Аруиму. Крепости тоже досталось: частокол был во многих местах проломлен, опалён и обуглен, кое-где даже полыхал ярким пламенем. Солдаты тушили песком пожары и спешно заделывали дыры. Мимо промчался отряд Гентара. Несколько всадников сидели по двое на одной лошади, трое или четверо буквально висели в сёдлах, держась за ремни. Им широко распахнули ворота, и они проехали вовнутрь. Меня окликнул какой-то солдат, втроём они не могли оттащить тяжелораненого, мечущегося на носилках. Мне настолько живо представились его ощущения от сильно обожжённой руки и груди, что к горлу снова подкатила тошнота. Стараясь не смотреть на раненого, я взялся за ручку носилок, и мы медленно побрели в крепость. Солдаты по ходу дела переговаривались между собой, почему-то по-русски:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Видел, Гентара, кажется, ранило?

— Не успел разглядеть, кто знает, он это был или нет. Пронеслись так, будто за ними гнались все чудовища Пещеры.

— Бр-р-р, не каркай! Все прекрасно знают, что нам светит после поражения. За поддержку проигравшей стороны никто никогда по головке не гладил, независимо от того, правы ли они были или нет. Проиграли, значит, неправы. Видал, как нас сделали? А ведь это была всего-навсего бронированная конница, только четыре сотни человек, разведка боем. Нет, думай что хочешь, а я считаю, что следующей битвы нам не выиграть. Что, если они снарядят пять, десять легионов? И ведь это будет малая толика сил Союза. Так что зря мы стараемся, вступать в большое сражение нам нельзя.

Раненый внезапно затих. Передний воин, шедший рядом со мной, повернулся и спросил:

— Что, всё?

— Да нет, сознание потерял, бедолага. Если бы скончался, я бы сразу почувствовал, сколько перетаскал их, и не знаю.

— Знаешь его?

— Нет, ни разу не видел. Похоже, из прибывших на подмогу.

Мы двинулись дальше, отнесли раненого в санитарную палатку и оставили его там на попечение полевого врача, вооружённого какими-то сложными приборами и инструментами. После этого мне пришлось вместе с ними перетащить двух убитых, на чём сегодняшняя «работа» завершилась.

— Спасибо, парень, — похлопал на прощание по плечу старший в этой группе.

Аруим представлял собой около сотни таких же стандартных палаток, как и в лесном лагере на Альтамире. В каждой палатке обычно жили четверо, но при надобности могли разместиться и более. Все постройки были огорожены частоколом, земляным валом и неглубоким рвом. Эти примитивные средневековые препятствия не могли, конечно, составить серьёзную помеху суперсовременной пехоте, но некоторое время вполне справлялись с поглощением тепловой энергии и хоть какой-то защитой людей. Повсюду стояли часовые, ходили патрули и дозоры. На окрестных холмах и где-то далеко в горах, не знаю, где именно, расположились разведчики в наблюдательных пунктах и секретах. Аруим и находящийся немного севернее и прикрывающий стратегическую лощину между горными хребтами Оберхот были главными укреплениями и опорой Роб-Роя. Как только их до сих пор не заметили мы, земляне, оставалось только удивляться и строить догадки. Впрочем, здешняя безлюдная местность здорово играла им на руку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Между тем проходили дни, заполненные дежурствами в патрулях и короткими перерывами для сна, — по ночам тоже иногда приходилось ходить. Роб-Рой, понимая, что битвы с основными силами ему не выиграть и прекрасно зная о подавленном настроении своих людей, сделал ставку на многочисленных разведчиков, потихоньку сворачивая малые лагеря, вызывал войска из каких-то дальних краев, собрав таким образом две тысячи человек в двух крепостях. Притом он постоянно наблюдал за мной и регулярно беседовал о своей политике и планах мятежников, чем изрядно надоел. Единственное, что мне было непонятно — почему бы не поднять против грозного врага население поверхности Земли, ведь так можно было бы и справиться с ним. Конечно, бластеров и плазмомётов на все земные войска не хватит, но ведь у них есть и собственное оружие, пусть не такое убийственное, как подземное, но всё-таки эффективное, вон, сколько войн и смертей по всему земному шару. Потом мне пришло в голову, что наш предводитель просто опасался «пустить дикарей» в подземную страну, ко мне, например, так и относились все, кроме Стейвера, как к дикарю.