Крымские охотничьи рассказы - Грачев Владимир

И вот теперь авторитет моего крымского кумира-эксперта вдруг оказался под сомнением. И у кого – у его столичного друга и соратника. Я не знал, что мне ответить и как оправдать и свою собаку, и себя, и Анатолия Владимировича?

Закусив от обиды губу, я только и сумел еще выдавить из себя почти шепотом:

– В поле посмотрим – липовые у нас дипломы или нет?

А что я еще мог сказать или сделать? Действительно – только и оставалось в поле показать качество подготовки своей собаки, продемонстрировав ее чутье, послушание и работоспособность. Доказать-то – доказать, но я уже заранее знал, что теперь сделать мне это будет очень нелегко, особенно после такого нелицеприятного диалога, который состоялся перед испытаниями – обмена колкостями и возникновения явной неприязни по отношению ко мне лично со стороны главного эксперта.

И вот настал наш с Руной черед. Второй эксперт зовущее поднял руку вверх, призывая меня занять свое место впереди комиссии.

– Отпускайте собаку! – скомандовал киевский авторитет.

Я отпустил Руну с поводка. Время пошло! У нас был только час. Теперь все зависело только от собаки и охотничьей удачи. А удача была вначале на нашей стороне. Идя широким зигзагом против ветра по невспаханному, заросшему сорняками, полю Руна уже через несколько минут «прихватила» свежий фазаний след. Вот она изменила направление движения и пошла уже боком к ветру, уткнувшись носом в землю и изредка поднимая морду кверху, причуивая доносившиеся запахи дичи. Темп движения то нарастал, то замедлялся. Позади меня ерничал столичный эксперт и все время отпускал какие-то колкости:

– Ну, что она у тебя, как неживая! Вперед, вперед! Не позволяй ей останавливаться! Это же фазан, а не куропатка, она должна его дожимать!

Я прекрасно понимал, что ситуация складывается какая-то нестандартная. С одной стороны – ни к одному другому участнику состязаний не было таких претензий и замечаний по поводу работы их питомцев. А с другой – если бы не было нашего разговора до испытаний, может быть я и не обращал бы внимания на эмоциональные возгласы эксперта и считал бы их, наоборот, знаком персонального внимания и желания помочь начинающему собаководу в работе по сложной дичи. Но я-то знал, что эти возгласы не имеют «к помощи» никакого отношения.

Руна, наконец, стала в стойку, загнав убегающего фазана почти к самой лесополосе, ограждавшей полей. Подбежав к собаке и подняв, как это положено на соревнованиях, руку, сигнализируя тем самым экспертам о том, что «собака на стойке», и сейчас я дам команду на подъем дичи, я выдохнул почти ей на ухо:

– Вперед, возьми!

У хозяев охотничьих собак нет универсального слова для посыла собаки после стойки на дичь. Одни кричат «Дай!», другие – «Пиль!», третьи – еще что-то. Да и в правилах испытаний об этом тоже ничего не сказано. Главное, чтобы собака выполняла эту команду.

Руна рванулась к фазану броском. С громким шумом из травы поднялось сразу два петуха. Громко клокоча от негодования, они под холостой выстрел второго эксперта разлетелись в разные стороны, набрали высоту и скрылись за деревьями.

– Ну, продолжай, продолжай! – только и сказал мне киевский гость, что-то фиксируя у себя в полевой тетради.

Мы пошли дальше вдоль лесополосы. Руна опять тут же «прихватила» фазаний след и пошла по нему, постоянно заворачивая в лесополосу и вновь выходя на поле. Так, все вместе, мы прошли еще метров триста. Руна вновь свернула в лесополосу, пересекла ее и вышла на ее противоположную сторону. С другой стороны тоже было поле, но заросшее зеленой невысокой осокой. Ни секунды не раздумывая, Руна вошла в эту осоку, продолжая идти по свежему следу.

Вот здесь-то все и произошло! По проселочной дороге к нам подъехала какая-то легковая машина. Из нее призывно посигналили, привлекая внимание киевского эксперта.

– Мне надо перекусить! – изрек он, явно намекая на то, что испытания сейчас придется прервать на неопределенное время.

А Руна в этом время, застыла в очередной стойке. Я, не обращая внимания на внешние отвлекающие обстоятельства, ринулся к ней. Команда – бросок – подъем дичи! Еще один бросок – еще один подъем! Мы напоролись на целый фазаний выводок. Фазаны взлетали по несколько штук сразу. Когда все кончилось, я обернулся назад, пытаясь увидеть реакцию судей, и увидел, что сзади никогошеньки нет. А мой главный судья сидит метрах в ста от меня рядом с машиной и что-то закусывает. Я подошел к нему.

– Ну, что я тебе могу сказать?! – сказал он, глядя куда-то в сторону. – Сыроватая у тебя еще собака, тормозит, скорости преследования нет такой, которая требуется. Надо еще поработать с ней. На диплом она еще не тянет!

– А как же сделанные работы? – начал лепетать я, заикаясь от, захлестнувшей меня обиды. – Они что, тоже не в счет? А последние три подъема один за другим?

Знаете, дорогой мой читатель, сейчас, когда уже прошел почти десяток лет с того достопамятного дня, и описывая все, что со мной произошло тогда, я заново пережил тот неописуемый шок от явной несправедливости к моей собаке и ко мне лично. Ведь и я, и второй эксперт (кстати, феодосийский, оценивший Руну на диплом на предыдущих крымских соревнованиях по перепелу) были совершенно уверены, что все идет нормально. И тут такой облом! Поняв, что «плетью обуха не перешибешь», я отозвал второго эксперта в сторону и спросил:

– Сережа, ну как же так? Ты же сам все видел!

Сережа только пожал плечами, тоже виновато смотря в сторону:

– Извини, но что я могу сделать – ты же сам видишь, ну не хочет он тебе давать диплом!

Я все это прекрасно видел и сам. Неожиданно подступившие слезы душили меня. Чтобы никто их не увидел случайно, я рванул в лесополосу, а затем дальше в поле. Рядом была только моя Руна. Я гладил ее по умной собачьей морде и что-то ей говорил. Она бежала сбоку и все время пыталась забежать вперед и заглянуть мне в глаза, виновато виляя своим куцым, купированным в детстве хвостом, словно прося прощение за что-то…

В тот же час, на попутной машине со своим товарищем-охотником я уехал из лагеря, быстро собрав свою палатку и нехитрые туристские принадлежности. Делать в этом лагере нам было больше нечего! Нет, можно бы было, конечно, доплатив еще денег, выставить Руну на так называемую «испытательную станцию» для молодых собак, но в зачет соревнований это бы не пошло, да и после вынесенного унижения не было никакого желания выставляться еще только ради получения очередного диплома, рангом гораздо ниже предыдущего.

И мы уехали на Капсель. Капсель – это небольшое урочище, расположенное между мысом Меганом и крымским курортным городком Судак. Именно туда, в теплую уютную долину, покрытую невысокими холмами, и прилетает осенью перепел, откочевывающий на юг. Во время сезонной миграции этой птицы охота в этом урочище открыта каждый день. Можно покупать разовые отстрелочные карточки на один день, а можно приобрести сразу сезонную – на весь месяц. Так называемые «сезонки» покупают в первую очередь, конечно, местные охотники из Судака. Но есть и любители поохотиться и отдохнуть в палатках на берегу моря с семьями, приезжающие сюда из многих городов Украины и России – Днепропетровска, Запорожье, Орла, Москвы. Я много лет по осени наведываюсь в Капсель во время перелета перепела. Когда попадаю на «высыпки», когда не попадаю! Но всякий раз знаю, что у моря стоят палатки, рядом с которыми бегают охотничьи собаки – в основном, курцхаары, в этих палатках неделями живут мои многолетние знакомые охотники. Они знают и помнят меня тоже. Ведь я приезжаю не только с ружьем и с собакой. Но еще с гитарой и со своими новыми и старыми песнями, до которых они тоже большие любители.

Дров на побережье взять негде – вокруг степь, поэтому долгими вечерами у совместного стола сидим мы при свете луны и нескольких ламп. Тихо звенят гитарные струны, льется очередная песня. Четвероногие наши друзья-собаки лежат рядом со своими хозяевами, чутко насторожив свои большие уши и периодически пытаясь привлечь к себе внимание, укладывая тонкие морды им на колени. Развлечений на берегу не так уж и много – купание днем, чтение книг, конечно же, охота, когда «приходит» перепел. Сейчас еще добавился и интернет, но все это – мелочи. Ведь главное – это чувство единения с природой. Рядом море – волны с тихим шуршанием наползают на каменно-галечный берег, ветер шелестит песком по палаткам. Он иногда бывает здесь очень сильным, порывистым, иногда вообще стихает, и тогда слышно, как где-то далеко-далеко, за несколько километров от палаток, по дороге, прорезающей все урочище, негромко фырчит чей-то автомобильный мотор. Вечером ветер дует с моря, а утром – с берега, с недалеких гор главной Крымской гряды. Классика! «То муссон, то пассат…»