Тайны Реннвинда. Темный принц - Елена Сокол

Лучше бы он позволил решить этот вопрос Совету! Лучше бы доложил им о том, что кто-то использует черные заклинания для оживления мертвеца, чем взялся бы за это сам! Но Хассе ненавидел представителей Совета, ведь его члены собирались отдать его единственную дочь главенствующему роду, они хотели принести ее в жертву ради одной лишь цели — чтобы Эрлинги и дальше продолжали править и указывать всем, как жить.

Совет только назывался Советом. На самом деле, они ничего не решали. С первого дня основания этот орган был призван защищать интересы лишь тех, кто его создал. Интересы семьи Эрлинг. Все остальное — просто прикрытие. Оправдание их бесчинств.

Хассе еще помнил рассказы отца о том, как прадеду Александра — Максимильяну Эрлингу отдали в жены бедняжку, что была Отмеченной, и та не прожила и трех недель в его доме. Истощив ее до смерти, Макс Эрлинг обрел такие силы, что о его бесчинствах и репрессиях, ровно как и о разгульном образе жизни, слава разнеслась по всему северу.

Говорят, он планировал разорвать пакт и пойти войной на Хельвинов, что веками охраняли магический источник в Реннвинде, но силы его соратников были настолько ничтожны, что их растерзали в клочья еще в лесу на подходе к городу. Макс Эрлинг молил о пощаде, и ему сохранили жизнь и позволили вернуться в Гримдаль в обмен на обещание никогда не пересекать границ туманного городка, затерянного в горах.

С тех пор никто из клана не совался к источнику, а Эрлинги расходуют силы исключительно на удержание своей власти в этих краях. Они могут лишь мечтать о том дне, когда согласно преданию явится великий темный наследник, что снимет печать с их магии, считающейся потерянной, и вернет членам этта возможность использовать заклинания.

Хассе думал об этом, как о судном дне. Страшно представить, что натворят представители древнего клана, окажись у них в руках такая власть.

— Эй, тут кто-нибудь есть? — Послышался голос Йенсена.

Раздались его шаркающие шаги.

Доктор Хаберг притаился за стеной. Его руки дрожали, с трудом удерживая вес трупа. Он наблюдал, как Йенсен перемещается по комнате, отодвигает каталку, проверяет, плотно ли закрыты дверцы отсеков, поправляет документы на столике у стены. Хассе мог видеть лишь его тень, но в гнетущей тишине отчетливо догадывался о каждом действии, производимом стариком дежурным.

Вот он остановился, вот устало вздохнул. Его шаги стали приближаться. Близко, еще ближе. Хассе стиснул челюсти и затаил дыхание. Его сердце бешено колотилось, и этот стук гремел, кажется, на весь этаж. Он уже представил, что Йенсен сейчас включит свет и заглянет за перегородку, но тот остановился, постоял и, судя по звукам шагов, отправился обратно. Щелкнул выключатель, и в помещении погас свет.

Доктор Хаберг шумно выдохнул.

Ему хотелось бросить труп на пол, чтобы руки немного отдохнули, но нужно было действовать без промедлений. Хассе не понимал, хватит ли ему сил, чтобы дотащить тело до печи в другом крыле здания, но надеялся, что, выбравшись из морга в общий коридор, он найдет там тележку, на которой можно будет перевезти его вдоль всего этажа. И если повезет, она не будет так дребезжать, как здешние каталки, и никто его не услышит. Тем более, небольшой скрип в общем коридоре — звук привычный. Главное, чтобы никто в такое время не встретился ему на пути.

Мысли Хассе путались, волнение сводило с ума. Добираясь короткими перебежками до двери, ведущей на выход, он трижды решил, что разумнее будет не тащить труп через весь этаж, а вынести через ближайший запасной выход и уничтожить где-то в другом месте, и столько же раз передумал. Все-таки, печь есть печь: он сунет тело туда, и никаких следов. Это намного проще, чем возить его в багажнике и разводить костер где-нибудь в овраге за городом.

А если не жечь костер, то можно растворить его в кислоте. Где взять кислоту? А если не растворять в кислоте, то следует разорвать его на части и похоронить особым образом… Боже, и почему днем он не подумал об этом? Все его мысли были лишь о том, как вынести злосчастный труп из морга!

Хассе проскользнул в тяжелую металлическую дверь, ведущую в общий коридор, настолько быстро и бесшумно, насколько мог, и аккуратно прикрыл ее за собой. Камеры были выключены, но доктор все равно не поднимал на них взгляда — на всякий случай. Козырек его кепки был низко опущен на глаза, поэтому он не сразу обнаружил в полутьме коридора еще чье-то присутствие. Сначала Хассе услышал их шаги, затем — тяжелое дыхание.

А когда поднял взгляд, его сердце пропустило сразу несколько ударов.

Глава 5

Микаэль Линдстрем был мертв уже двести тридцать восемь дней. Он знал это точно потому, что вел подсчет. Это число было единственным верным и определенным в том, что теперь являлось его жизнью, всем остальным владела неопределенность. Двести тридцать восемь дней назад он по собственной воле стал живым мертвецом, позволив древней вампирше обратить себя, и теперь обречен был навечно оставаться восемнадцатилетним — при условии, конечно, что будет питаться кровью до конца дней.

В этот промозглый вечер голод привел его к центральной клинике Гримдаля, на нижнем этаже которой, как он узнал из объявления, располагались станция переливания и банк крови, куда приглашались доноры. Несколько дней, изнывая от жажды, Микаэль наблюдал за главным и запасными входами в здание и знал, что большая синяя дверь с торца здания почти не использовалась сотрудниками, но через нее удобнее всего было незамеченным пробраться внутрь.

Он был сильно истощен и с трудом передвигался, но голод отключал разум и гнал его вперед. «Взломать дверь, пройти до конца коридора, проникнуть в банк крови, взять столько пакетов, сколько получится унести. Ну, или напиться прямо там — как этого требовал организм». Времени на размышления не оставалось, силы продолжали иссякать, и Микаэль решил действовать по обстоятельствам. Главное — быстро.

Он скрыл голову под капюшоном плаща и шагнул из тени дерева на обледеневшую дорожку, и в этот же момент ветер донес до него странные звуки и запахи. Микаэль научился определять приближение живых существ по сердцебиению: иногда оно было нечетким, если человек, например, был одет в несколько слоев одежды или находился в автомобиле, а иной раз человеческие сердца, колотились так, что буквально рвались из груди, и этот стук сводил его с ума, разгоняя чувство голода до