Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности - Генрих Вениаминович Сапгир

этих снах растворись – и себя этой прорве отдай

РАДОСТЬ

Радость – обыкновение которой – летом в лес прийти – и все застать на месте – чьи-то листья в легкой грусти – желтый праздничный цветок – чего-нибудь рассеянно коснуться – и безболезненно проснусь

ЭПИЛОГ. СТИРКА

Гроб распался – и ползу

Стал украдкой на карачки

Здесь внизу стирают прачки

Что там плавает в тазу?

И мурлом своим немытым

Наклоняюсь над корытом

В мыльной пене – человечки

О протухшие душонки

Вы как дряблые мошонки

О похожи вы с изнанки

На кровавые портянки

Под ногтем стреляет вошь

– Врешь паскуда не уйдешь! —

Прачка рявкнула сердито

Тряпку шмякнула в корыто

Поливает кипятком

Трет руками бьет вальком

И в корыте стонут плачут

Нелегка работа прачек

Потому они и злобны

Их черты мужеподобны

Все в косынках как пираты

Отупели от работы

Серый пар клубится в бане

Струпья крови и тоски

Прачки выскребут ногтями

Отдерут они зубами

И вся боль и все плевки

Схлынут черными ручьями —

Клочья мыльные с доски!

После высинят головки

И развесят на веревке

Зацепив кого за уши

А кого и за язык…

Солнце греет…Ветер сушит…

А пока – о тоска —

Только помню: все пропало

Умираю каждый миг

И берет меня рука

Грубо с кафельного пола

Поднимает как щенка

СОНЕТЫ НА РУБАШКАХ

(1975–1989)

«Здесь только оболочка. Слезы вытри», —

сказал отец Димитрий.

ТЕЛО

Продуто солнцем – все в огромных дырах

И время водопадом – сквозь меня

Но стыну гипсом видимость храня

В метро в такси на улицах в квартирах

Меня легко представить как коня:

Храп трепет плоть. Но вообще я сыро:

Вспотевший вкус черствеющего сыра

В рогоже скользких мускулов возня

Костюм дворец тюрьма – миллионы клеток

Страна пещер и чудищ – всюду лето —

В подмышках жмет – и много тайных мест…

Живем привыкли… кажется просторно…

Но вчуже видеть просто смехотворно

Как это решето спит! любит! ест!

ДУХ

Звезда ребенок бык сердечко птичье —

Все вздыблено и все летит – люблю —

И налету из хаоса леплю

Огонь цветок – все – новые обличья

Мое существованье фантастично

Разматываясь космос шевелю

И самого себя хочу настичь я

Стремясь из бесконечности к нулю

Есть! пойман!.. Нет! Еще ты дремлешь в стебле

Но как я одинок на самом деле

Ведь это я все я – жасмин и моль и солнца свет

В башке поэта шалого от пьянства

Ни времени не знаю ни пространства

И изнутри трясу его сонет

ОНА

Не по любви а с отвращеньем

Чужое тело обнимала…

Не рада новым ощущеньем

На спинке стула задремала

Вина и водки нахлесталась

Подмышки серые от пота

Морщины страшная усталость…

Но предстояла мне работа

Меня вращали в барабане

Пытали в щелочном тумане

Под утюгом мне было тяжко!

И вот обняв чужую шею

Я снова девственно белею

Я пахну свежестью – рубашка!

ПОЛИФОНИОН

Шкатулка медь сургуч бутыль с клеймом

Музейный стул – с помойки уворован

Мы в мастерской у Сашеньки Петрова

Покрыты даже пылью тех времен

Я – звучный ящик П о л и ф о н и о н ъ

На желтой крышке ангел гравирован

Вложи железный диск полуметровый —

И звон! и Вифлеем! и фараон!

Ведь были же трактиры и калоши —

Всего себя в тоске переерошу!

Когда ж печать последнюю сниму —

Рожок играет и коза пасется

В арбатском переулке на снегу.

Напротив итальянского посольства

ПРИАП

Я – член но не каких-то академий!

Я – орган! но не тот куда «стучат»

Я – прародитель всех твоих внучат

Я – главный винтик в солнечной системе

Я от природы лыс и бородат

Я – некий бог издревле чтимый всеми

Я – тот дурак… Я – тот библейский гад…

Змий своенравен: нервы место время

Пусть хочешь ты да я-то не хочу

Я – тряпочка. Я – бантик. Бесполезно

Меня дружок показывать врачу

Но чу – почуял! Как солдат в бою

Я поднимаю голову свою

Стою горячий толстый и железный

ЧЕМОДАН

Когда я обожрался барахлом

И стал до неприличия пузатым

Он придавил меня костлявым задом

И брюхо мне перетянул ремнем

Как бодрый шмель гудел аэродром

Волнуясь он стоял со мною рядом

А я – наружу всем своим нутром

Позорно перещупанным измятым!

Закрыли подхватили понесли…

Бродя по колеям чужой земли

Он верит в ярость своего таланта

А я устал я отощал давно

За что мне век закончит суждено

Цыганским чемоданом эмигранта!

РУКОПИСЬ

Раскрыл меня ты на смех – наугад

На двести девятнадцатой странице

Оплыли свечи. Все кругом молчат

И дождь потоком по стеклу струится