Небоевые потери - Юрий Хабибулин

Алёну не приглашали выступить ни на один телевизионный или кабельный канал. В то же время феминистки со всяких телешоу, фильмов, страниц женских и политических журналов, газет — не вылезали.

Алёна не расстраивалась. Лёгких побед на таком тяжёлом участке фронта не ждала. Работала. Писала книгу о том, что наболело, о том, что каждый день видела вокруг в жизни и с экранов телевизоров, кинотеатров. Ложь, ложь, ложь…

Как раскрыть людям глаза на неё?

Что придумать?

Зима и весна пролетели быстро и незаметно. Пришло лето.

Утром, второго августа, на день ВДВ, Сан Саныч извлёк из глубин шкафа свою военную форму, тщательно её выгладил. Затем достал из коробки и прикрепил к гимнастёрке боевые награды: медаль «За отвагу» и орден Красной Звезды. Немного поколебавшись, прикрутил и нагрудный знак «Инструктор–парашютист. 200 прыжков». Вычистил до зеркального блеска старые армейские ботинки.

Теперь можно будет вечерком сходить на встречу с ветеранами из «Боевого братства», выпить по сто грамм и вспомнить старые времена.

Шабанов повесил форму на вешалку в прихожей, позавтракал на скорую руку и, предвкушая хороший день, отправился в ванную бриться.

Это занятие прервал характерный нетерпеливый стук в дверь, возвестивший о прибытии Лёнчика. Саныч, вздохнув и поморщившись, быстро смахнул с лица остатки пены и пошёл открывать.

Физиономия у гостя была недовольной, явно уже успел с утра поцапаться с супругой, а потом для «улучшения настроения» принять чего–то бодрящего. От Лёнчика несло табачным духом и кислой вонью пива.

— Здравия желаю, тащ майор, — нарочито бодро и дурашливо поздоровался прибывший и, быстро просочившись в прихожую, уже жалобно заблеял

— Сан Саныч, будь другом, выручи, а? Сёдня праздник, а у меня, как назло, шаром покати. Да и мою кобру задобрить надо бы. Конфет купить. Шоб она ими подавилась!

— Сколько надо, — сухо спросил Шабанов, надеясь побыстрее отделаться от назойливого знакомого. Частые визиты Лёнчика с пустым злобным трёпом по политическим вопросам и незатейливыми попытками превратить соседа в микрофинансовый платёжный терминал по бессрочным кредитам, стали уже надоедать. Но… сегодня праздник! Не надо никому портить настроение!

Лёнчик обрадованно вскинул глаза

— Саныч, ну ты золотой мужик! Всегда меня, непутёвого, выручаешь! Две штуки хватит. Через неделю с получки отдам, бля буду!

— Хорошо, только не пей больше сегодня.

Саныч подошёл к письменному столу, выдвинул ящик, вытащил из тощей пачки две тысячные купюры и вручил их Лёнчику.

Тот схватил деньги, засунул их в карман потёртых джинсов и на радостях, по–братски, приобнял Шабанова

— Спасибо, деда! Вот что значит «старая гвардия» — всегда своих выручит!

И тут Лёнчик заметил висящую на вешалке форму.

В его благодарном взгляде вначале появилось удивление, затем оно сменилось задумчивостью, потом светом озарения.

Лёнчик выпустил Саныча из объятий и бегом рванул к вешалке. Остановился, восхищённо разглядывая чистенькую выглаженную гимнастёрку, ощупывая хищными пальцами награды.

— Ну ты даёшь, дед! И молчал! И про награды, и про то, что в десантуре служил!

— А чего трепаться–то? — добродушно пробурчал Шабанов, — то дела прошлые…

— Слышь, Сан Саныч, дай поносить, а? Сегодня ж праздник, народ в городе гуляет — все тёлки мои будут! В таком прикиде буду — со мной любая пойдёт! Да и медальки эти… класс! И размерчик почти мой!

Шабанов сузил глаза, насупился

— Во–первых, не медальки это, а боевые награды! За пролитую кровь получены. Во–вторых, носить такую форму — заслужить надо! Поступай в ВДВ, там выдадут. И носи её потом сколько хочешь с тем званием и «железками», которые своими потом и кровью заработаешь!

Лёнчик потускнел

— Ладно, тащ майор, извини. Брякнул, не подумав. А для тебя это святое, вижу…

На письменном столе завибрировал, зазвонил мобильник.

Взяв трубку, Саныч услышал радостный щебечущий голос Этери

— Дядь Саш, здравствуйте! Папа приехал! Мы вас ждём прямо сейчас! В кафешке, что в самом конце Арбата, ну, в том, где встречались в последний раз, помните?

— Этери, здравствуй, дорогая! Конечно, приеду! Собираюсь и лечу! Папе — привет огромный!

В глазах Лёнчика мелькнуло разочарование

— Сан Саныч, так ты шо? Уезжаешь куда? Прямо щас?

— Да, дорогой! И тороплюсь!

Гость искренне огорчился

— Жаль. А я надеялся у тебя футбол посмотреть. Моя мегера в какой–то бабский сериал пялится, к ящику не подойдёшь. А игра вот–вот начнётся…

Шабанов пожал плечами

— Хочешь — оставайся, смотри. Будешь уходить — дверь захлопни. А я побежал.

Этери он увидел ещё издали. Подошёл к столику. Дато, сидевший рядом с дочерью, весь светился от счастья.

Обнялись.

У Датошки, хоть он выглядел издалека довольно молодо, седых волос прибавилось, кожа потемнела от южного солнца ещё больше, а движения были какими–то скованными.

— Куда на этот раз свинцовую бациллу поймал? — сочувственно спросил Шабанов, усаживаясь на стул.

— В спину прилетело. Снайпер прессе гостинец отправил.

— А где?

— В Сирии.

Саныч покачал головой

— Не рано ли встал? Или сбежал из больницы в самоволку ради праздника? Звякнул бы, я б и сам к тебе в палату приехал.

— Да ладно. Надо уже понемножку на воздух выбираться, восстанавливаться, ходули тренировать.

— А папу орденом Мужества наградили! Вот! — выдала новость, не в силах больше сдерживаться, Этери.

Саныч радостно и изучающе посмотрел на друга

— Поздравляю! Это обмыть бы надо… Расскажешь подробности?

— Извини, не могу. И пить пока нельзя. Отложим на потом. Сегодня просто посидим вместе.

Саныч вздохнул

— Хорошо. Отложим. Как ты только живёшь с этими тайнами? Даже поделиться не с кем…

Часа два пролетели незаметно.

Когда вазочки для мороженого опустели в очередной раз, а официантка куда–то исчезла, Сан Саныч повёл затёкшими плечами, встал со стула

— Ладно, водку тебе нельзя, пойду хоть нам ещё мороженого и холодной водички возьму. Запарился совсем. Жара, как в Сахаре!

Саныч выбрался из–за стола и отправился к стойке кафе.

Народу было много. Почти все места под солнцезащитными тентами были заняты. Тот столик, за которым оставались Дато и Этери, находился ближе всех к невысокой металлической оградке, отделяющей территорию кафе от тротуара улицы, по которой двигались изнывающие от солнцепёка прохожие. Среди них — компании парней в голубых полосатых тельниках, беретах, в форме ВДВ с наградами и аксельбантами.

Поглощённый впечатлениями от встречи, Сан Саныч не обратил внимания на кучку бывших десантников, остановившихся снаружи металлической оградки, в нескольких метрах от Дато и Этери.

Парни что–то бурно обсуждали, закипая и постепенно повышая голос.

Саныч, ожидая пока продавщица взвесит и разложит мороженое по вазочкам, стал разбирать отдельные фразы, звучавшие невдалеке, у него за спиной.

Звенящий ненавистью, молодой голос, явно уже хорошо поддатого обладателя, достиг слуха Шабанова

— Опять черножопые наших баб клеют! Вот с-суки!

Спокойный баритон добродушно отозвался

— Да не парься ты, может, у них всё по любви…

— Не-а, бля буду! Охмуряет девчонку, гад! — голос перешёл в крик с истерическими нотками, — задавлю, как…

Послышался шум.

Саныч обернулся. Увидел, как двое крепких парней в тельняшках и голубых беретах пытались удержать третьего, агрессивного и вертлявого, в полевой форме ВДВ с офицерскими погонами, рвущегося к кому–то в кафе.

Саныч не придал этому значения — мало ли пьяных идиотов на священный праздник десантуры шляется по городу и пристаёт к прохожим. На это есть ОМОН и патрули.

Шабанов расплатился с продавщицей, засунул пластиковую бутылку с газировкой под мышку, в руки взял три вазочки с мороженым и пошёл обратно к друзьям.

Саныч находился уже недалеко от них, когда вертлявый парень всё–таки вырвался из рук удерживающих его знакомых, одним прыжком перемахнул через невысокую оградку кафе и бросился на ненавистного «черножопого».

Дато сидел спиной к нападающему, а Этери смотрела на отца и ничего вокруг не замечала.

Когда Саныч увидел куда несётся пьяный десантник, у него остро кольнуло в сердце…

Отшвырнув в сторону бутылку с водой и мороженое, он бросился наперерез фигуре, мчащейся, как взбесившийся кабан, к столику, за которым сидели ничего не подозревающие отец с дочерью.

Не успел…

Пьяный, добежав первым до ненавистного смуглого мужика и оказавшись у него за спиной, изо всех сил, зло и картинно ударил его ногой справа в голову. В голливудском кино так красиво показывают удары каратистов — «моваши гери».