Развод. Ты меня предал - Арина Арская

человек, которого можно послать в пешее эротическое, Ия, — вздыхаю я. — Он сам кого угодно пошлет, а потом сверху добавит. Честное слово, лучше бы Матвей мелким нотариусом был и просто печати ставил. Сейчас он…

— Серьезный человек, — Ия подпирает лицо кулаком, — с хорошими связями.

— Ага, и скоро он от этих хороших связей поседеет или полысеет.

— Ты его и лысым будешь любить.

— Куда я денусь, — отставляю чашку.

— Будешь ему его лысину смазывать, что красиво блестела и ослепляла всех вокруг.

Я смеюсь, ведь это очень похоже на правду. Буду за Матвеем бегать с баночкой крема, а он яростно отбиваться. Потом он сдастся, потому что я буду очень упрямой.

— Может, нам остаться? Потом все вместе полетим? — задумчиво провожу пальцем по краю чашки.

— Когда? У тебя учебный год там начнется, — Ия хмурится. — Да и Лиля уже настроилась.

— А давай с нами, а? — тихо предлагаю я. — Будет весело.

— Не могу, — слабо улыбается, — кто меня отпустит? Я только на новую работу устроилась.

***

— Мам, — шепчет Лиля, сжимая телефон в руке. — Он так и не отвечает.

Жгучее желание отобрать у Лили смартфон и разбить его о стену. После накричать и выместить на ней свою злость и отчаяние.

— Прекрати ему звонить, — едва слышно отзываюсь я и медленно выдыхаю. — Если не отвечает, — горько усмехаюсь, — то, вероятно, очень занят.

Как тяжело быть матерью в момент, когда вся жизнь осыпалась острыми осколками и не на кого больше опереться. Впервые осознаю свою слабость, как женщины.

— А если…

— Что если? — поднимаю взгляд.

Нам главное — пережить эту ночь в здравом уме.

— А если авария? — сипит Лиля. — Мам… Он же ушел не в себе.

— И что мы можем сделать, если авария? — тихо спрашиваю я.

— Я не знаю…

— Поэтому, — стараюсь говорить спокойно, — мы сейчас выпьем какао, Лиля, посмотрим какую-нибудь тупую комедию и ляжем спать. Больше у меня вариантов нет.

— А если… он… у этой шлюхи? — голос Лили дрожит.

Я вижу по ее глазам, что она бы предпочла аварию для Матвея. Да и я, наверное, тоже.

— План тот же. Какао, комедия и спать, — терпеливо отзываюсь я, а сама хочу визжать, бить посуду и рыдать.

Рыдать до того момента, пока я не отключусь на полу кухни.

— Мам… — Лиля откладывает телефон и обхватывает кружку ладонями. Молчит минуту. По щеке к подбородку катится слеза, а затем падает в какао. Поднимает глаза. — Это я виновата.

— Что ты такое говоришь?

Во мне просыпается злоба. Я теперь сама готова толкнуть машину Матвея с обрыва за то, что Лиля чувствует себя виноватой.

— Я тебе кое-что не сказала, мам.

Глава 10. Он не мог так поступить

— Что ты не сказала?

— Перед отъездом на отдых… — Лиля шмыгает и опускает взгляд, — я позвонила тете Ие… и попросила, чтобы она папу…

Плечи трясутся, накрывает лицо руками и воет:

— Чтобы она папу проведала-ааа-ааааа. Он же когда работает, обо всем забывает… Даже поесть… Маааам… а эта крыса сказала, что позаботится о папе… маам…

Обегаю стол, обнимаю ее и прижимаю к себе:

— Нет твоей вины во всем этом. Нет.

— Это случилось, когда мы были с тобой на отдыхе, ведь так? — ее трясет в истерике. — Мы когда прилетели, папа странно себя вел… Это я виновата… я… я не должна была… Я сама его скормила… И я многое ей рассказывала, а она говорила… что она мне почти мама…

Разорвать гадину на куски и скормить бездомным псам. Мне бы сейчас бегать по дому взбешенный истеричкой, крушить все вокруг, но я тогда проиграю. Моя дочь должна найти сейчас во мне защиту, а не обиженную женщину, которая теряет себя из-за предательства двух близких людей.

— Нет, нет и нет, — обхватываю ее лицо руками и поднимаю его на себя. — Ты не виновата, Лиля.

— Я так ненавижу ее, мам, — дыхание неровное и прерывистое. — Так сильно, мам. Только ее… но не папу… хочу, но не могу, мам…

И опять ревет. Мне бы взять ее на руки и покачать с колыбельной, как я это делала, когда она была маленькой и мучилась от коликов.

Сажусь у ее ног и заглядываю в лицо:

— Лиля, милая, — слабо улыбаюсь. — Такое случается. Я не знаю, как объяснить тебе мотивацию мужчин, когда они так поступают, но… я могу предположить, что папа больше не находил во мне того, что ему было нужно…

— Секса, да? — Лиля презрительно фыркает.

— Возможно. А, может, чего-то другого.

— Она его соблазнила, — шипит с ненавистью Лиля. — Гадина такая…

— Может и так, но решение перейти грань он сам принял. Почему? Потому, что я стала для него неважна.

— И я.

— Все намного сложнее, Лиля.

Моя темная сторона души требует, чтобы я сейчас вылила на Матвея кучу дерьма, но разве это поможет моей дочери пережить кризис и его предательство? Культивировать в душе девочки ненависть к отцу из-за собственной злости и обиды — неправильно. Я полна отчаяния, гнева, но любое мое неосторожное слово может отравить мою дочь.

— Лиля, мне очень тяжело сейчас говорить, и я не смогу тебе ничего объяснить так, чтобы тебе стало так, как раньше. Как раньше уже не будет. И это нормально, что ты не ненавидишь папу.

— А ты его ненавидишь?

— Сейчас я ему благодарна за то, что у меня есть ты, — аккуратно подбираю слова. — И благодарна за все те годы, в которые я была счастлива. Теперь у нас с ним будет все по-другому. Люди разводятся. Это больно, страшно, но время… лечит?

Сама не верю своим словам. Со мной эта гниль останется до конца моей жизни. Да, время припорошит ее новыми событиями, но все, что я сегодня переживаю с дочерью, будет со мной.

— Он должен был остаться, — смотрит на