Ложь Моего Монстра - Рина Кент

врача и медсестру, которые будут сопровождать Кирилла на обратном пути в Нью-Йорк.

В течение последнего часа я не переставала изучать окружающую обстановку, даже несмотря на всю охрану, которую Виктор специально нанял для обеспечения безопасности Кирилла.

Неизвестно, что сделает мой дядя и его люди. Черт, бабушка, возможно, дала ему зеленый свет избавиться и от меня, если я посмею встать на пути их мести.

Я постукиваю себя по груди, бесплодно пытаясь ликвидировать узел, который там растет.

Нет, это не их месть. Она и моя тоже.

Я потеряла столько же, сколько и они. И я имею в виду не только своих родителей и остальных членов моей семьи, но и свою личность, свою женственность. Теперь я не более чем объект насилия, который никогда не сможет вернуться к прежнему состоянию.

Это не значит, что я отказываюсь от возмездия, но сейчас, когда Кирилл борется со смертью, я не могу думать о миссии всей жизни.

Моя главная задача — вытащить его отсюда живым. Возможно, я не смогла бы спасти его на том холме, но сейчас я поставлю на кон свою жизнь, чтобы обеспечить его безопасность.

— Липовский.

Я оборачиваюсь на звук голоса Виктора, и мое лицо летит в сторону от его жестокого удара. Щеку жжет, а с губы на больничный кафель капают красные капли. Через долю секунды я чувствую, как опухает мой рот.

Это больно.

Почему люди сегодня дают мне пощечины, бьют и бьют? И это не считая метафорического удара, который я почувствовала, когда мой родной дядя застрелил Кирилла.

Почему этот день не может закончиться?

Несмотря на боль, я стою прямо и смотрю в лицо своему обидчику. Выражение лица Виктора никогда не было приветливым, но сейчас, когда он смотрит на меня, мне срочно нужно бежать, пока он не раздавил меня между пальцами.

— Я говорил тебе, что ударю тебя. На самом деле, я в настроении пристрелить тебя, но сначала мне нужно, чтобы ты ответил на мои вопросы.

— Если ты меня пристрелишь, у нас будет меньше охраны для Кирилла. Мы с тобой оба знаем, что нам нужна любая помощь, которую мы можем получить в этих чрезвычайных обстоятельствах, так почему бы нам не заключить перемирие?

— К черту. Как ты мог позволить этому случиться? И вообще, не хочешь объяснить, почему его застрелили прямо у тебя на глазах?

Я поджала губы. Если Виктор узнает правду, удар будет наименьшей из моих проблем. Он убьет меня, не задумываясь.

А я не могу просто умереть, не убедившись, что Кирилл дома в целости и сохранности.

Конечно, он может убить меня, когда очнется, но я готова встретить его гнев и все, что он может выдать, пока он жив.

Я вытерла уголок губ тыльной стороной ладони.

— Сейчас это не важно. Если мы не вытащим его отсюда в ближайшее время, он будет в смертельной опасности.

— Разве ты не слышал, что сказал доктор? Мы не можем вывести его из реанимации, пока он не очнулся.

Я знаю это, правда. Но угроза нападения со стороны моего дяди в данный момент неотвратима. Я не могу причинить вред единственному отцу, который у меня есть, или косвенно причинить вред Майку и даже бабушке.

Она могла бы отречься от меня, но они трое — это все, что у меня осталось.

Но в то же время не может быть и речи о том, чтобы позволить кому-либо причинить вред Кириллу.

— Что случилось, Липовский? — настаивает Виктор.

— Он расскажет тебе, когда очнется.

— Чушь. — Он хватает меня за руку и трясет до тех пор, пока почти не вытесняет все мои клетки. — Что с тобой такое, маленький ублюдок? Ты постоянно бродишь вокруг него и держишься рядом, несмотря на свои низкие навыки. Может, ты ему чем-то угрожаешь? Зачем ему ставить на тебя маячки и следить за тобой в одиночку в этой чертовой глуши?

Он... установил на меня маячки? Во множественном числе?

Теперь понятно, почему он так пристально следил за мной. Я, честно говоря, думала, что единственный маячок, который он мог на меня поставить, это тот, что на моем телефоне, но, конечно, он всегда на шаг впереди. Должно быть, он подсунул один из них в мой пиджак, когда целовал меня, или что-то в этом роде.

Боже, от мысли, что я могла бы предотвратить весь этот кошмар, проверив свои вещи, мне хочется кричать.

— Ответь мне. — Виктор снова трясет меня.

Я выдергиваю руку из его жестокой хватки и поднимаю подбородок.

— Я сказал тебе спросить его, когда он проснется. Наша главная задача — вытащить его отсюда, пока на нас снова не напали.

— Послушай меня, Липовский...

— Нет, ты послушай меня, Виктор! Я знаю, что ты мне не доверяешь и хочешь выяснить, что произошло, но я говорю тебе, что сейчас не время. Ты должен направить свою энергию на то, чтобы он улетел отсюда, и только когда он будет в безопасности, мы сможем поговорить об этом.

Он протягивает ко мне руку с открытой ладонью, но прежде чем он успевает ударить меня головой о ближайшую поверхность, из-за угла выглядывает медсестра.

Улыбка на ее лице исчезает, когда она видит напряжение между нами, но все равно говорит:

— Пациент только что проснулся.

У меня сводит живот, и меня снова охватывает острая потребность заплакать, но мне удается сдержать эти эмоции, пока я сокращаю расстояние между нами и спрашиваю в словесной рвоте:

— Он в полном сознании? Были ли какие-нибудь побочные эффекты? Говорит ли он? Может ли он дышать без аппаратов? Упоминал ли врач что-нибудь о его способности к перелетам на огромное расстояние? Будут ли какие-нибудь осложнения из-за давления в кабине?

Она улыбается мне доброй улыбкой.

— Вы можете задать все эти вопросы доктору.

Мы с Виктором практически трусцой бежим к палате, в которой лечат Кирилла. Телохранители, вероятно, наемники, судя по их отстраненной позе, стоят у двери.

Через стекло я вижу, как врач и еще одна медсестра что-то вводят Кириллу в капельницу.

Его глаза открыты, но они расфокусированы и выглядят почти мертвыми. Их насыщенный синий цвет тусклый и вымытый, как бесконечный снег русской зимой — безжизненный и бесцельный.

Бессердечный и... жестокий.

Мое сердце разрывается на части, когда я продолжаю смотреть на него, но в то же время я не могу контролировать эйфорию, которую испытываю от осознания того, что он