Препод 5 (СИ) - Курзанцев Александр Олегович Горный мастер

— Воин, прошу! — прохрипел я.

Раз уж наши противники решили играть нечестно, нам тоже нет смысла строить из себя благородных. И Воин не стал кочевряжиться, махнул рукой в мою сторону, и боль, как по мановению волшебной палочки, отступила. А ещё мышцы налились небывалой силой. И я прямо с колена, оттолкнувшись от каменных плит, как спринтер под стартовый пистолет, с криком «кий-я!» влупил Годону ногой в прыжке, отправляя его в полёт.

Кто-то в толпе взвизгнул, народ ломанулся в стороны, убираясь с траектории полёта ярла. А тот, словно шар для боулинга, с грохотом врезался в один из накрытых столов.

Еда с напитками, в перемешку с посудой, стулья, остатки стола — всё полетело в разные стороны, гремя, звеня и звучно шлёпаясь об стены и пол. Половина курицы прилетела королю в лицо, свиной ногой сшибло кого-то из слуг, разлившееся в полёте вино щедро оросило платья придворных дам.

О, эти женские глаза, округляющиеся от осознания, что их лучшее платье безвозвратно испорчено. Никогда не забуду. Они уже начали набирать воздуха в грудь, чтобы издать полный возмущения визг, но тут из-под обломков мебели выбрался злющий как чёрт, заляпанный с ног до головы едой ярл. Схватил подвернувшуюся под руку лавку и с рычанием швырнул в меня.

Сделана она была, наверно, из того самого железного дерева, потому что снесла меня, как пушинку. С закономерным итогом. Теперь еда стала разлетаться уже с другого стола.

Только убравшему курицу с лица королю не повезло во второй раз. За корону зацепилась миска с салатом, и шинкованная капуста повисла на нём, как авангардный парик. Дам облило по второму разу, а будущему тестю прямо в руки приземлился молочный поросёнок, которого он, пребывая в некоторой прострации, начал поглаживать, словно котёнка.

Лучше всего себя чувствовала Селестина. Глядя на творящийся хаос, она покатывалась от хохота, стирая с лица остатки свадебного торта.

Удивительным, однако, было, что я не получил никаких повреждений, даже голова не кружилась после того, как я пробил ею столешницу сантиметров пяти. Но короткий брошенный взгляд в сторону божеств всё расставил над «ё». Уже не тонкий ручеёк, божественная сила вливалась в нас полновесной рекой. Это уже была битва не между мной и ярлом. Боги, закусившись между собой, стали выяснять через нас отношения.

Обернувшись, я увидел рядом открытую створку массивных дверей, с хеканьем сорвал её с петель и запустил на манер блинчика в ярла. Та, подпрыгнув пару раз с грохотом, вращаясь, как метательный диск, впечатала его в стену с такой силой, что по камню зазмеились трещины.

А затем всё окончательно вышло из-под контроля.

Не помню, куда делись зрители, но мы, метаясь по залу, переломали в нём всё, что только можно. И даже больше. Помню, как головой ярла пробил дыру в каменном полу, как упал рядом с нами здоровенный кусок потолка, как чуть не придавило огромной кованой люстрой, которую я потом надел на Годона, но тот легко разорвал металл руками.

Всё вокруг трещало, сыпалось. Казалось, сама башня ходит ходуном. А затем моим телом ярл пробил стену, и я грохнулся во внутренний двор на брусчатку. Впрочем, это мне не помешало тут же выворотить здоровенный камень и метким броском сбить в полёте прыгнувшего следом противника.

Тяжело дыша, мы замерли друг напротив друга, разделённые жалким десятком метров. Секунда… вторая… Ярл тоже не двигался, и я впервые заметил, как тяжело, с усилием он дышит. А затем и сам почувствовал наваливающуюся усталость.

Всё имеет свой предел, особенно физическая оболочка, и, похоже, мы выбрали её ресурс подчистую. Тело просто отказывалось принимать божественную силу, и всё, что я мог, это стоять, едва удерживая себя от падения.

Годон сломался первым и рухнул, потеряв сознание. А я устало опустился на брусчатку следом.

«Всё-таки победил», — мелькнула мысль и тут же ушла.

Сил не было даже порадоваться этому факту.

Тут башня донжона задрожала и осела, подняв тучу пыли. А когда пыль рассеялась, на её месте осталась только груда камней с торчащими вверх, словно гнилые зубы, остатками стен.

Тут из-за обломков, кашляя, выбрался Сидорн. Посмотрел ошалело на меня с валяющимся в беспамятстве ярлом, затем на башню и проблеял:

— Ребят, когда я говорил разнести тут всё, я же не это имел ввиду.

Следом показалась его жена, с черенком метлы в руках, со всей дури перетянула ойкнувшего мужчину поперёк спины и зло воскликнула:

— Дошутился, старый дурак! Легендарную схватку захотел⁈ На тебе, твою схватку, на!

Под градом ударов тот поспешно ретировался, а во дворе стали появляться новые действующие лица. Прямо со стен ко мне попрыгали паладины, шумно выражая своё восхищение, а с другой стороны от башни потянулись, опасливо оглядываясь, остальные гости, включая короля с Селестиной и Танией.

— Живы! — облегчённо выдохнул я.

После того, что мы тут устроили, это казалось чудом. И хорошо, что оно произошло.

— Ну что, братец, доволен? — произнесла графиня-адмирал, подходя и помогая мне встать, — как видишь, Вольдемар победил. Давай, зови всех, будешь объявлять нас мужем и женой.

Тот только зыркнул исподлобья, но промолчал. А что тут ещё скажешь.

Приобняв невесту, я вздохнул, оглядывая разрушения, затем хохотнул, поморщившись от прострелившей бок боли, и произнёс:

— А ничего так свадьба, мне нравится. Тамада хороший и конкурсы интересные.

Глава 5

Проснувшись, я некоторое время пытался вспомнить, где нахожусь, и что было. Тут рядом кто-то зашевелился, издав долгий стон. Я приподнял одеяло, увидел голую Селестину, и память тут же ко мне вернулась. Хотя, конечно, некоторые моменты были как в тумане.

Драка, боги, разнесённый по камушку донжон, взаимные упрёки, претензии, подсчёт убытков. Затем заново накрытые столы, свадьба, плачущий в уголке Годон, который, оказывается, с детства был в Селестину влюблён, а следом пьянка.

Понятное дело, натерпевшись всякого и набравшись впечатлений на всю жизнь, гости нажрались, как свиньи. Слуги потом ходили доставали из-под стола бесчувственные тела и разносили по покоям. Даже меня проняло, несмотря на защиту от отравления, но я, по крайней мере, ушёл оттуда на своих ногах. Ещё и новоиспечённую жену на руках нёс. Правда, мы упали, раза три или пять. Первый раз, когда споткнулся о протянутые ноги короля, в невменозе сползшего на пол со стула. Можно сказать, даже от стола отойти не успел. Рухнул, как подкошенный.

Второй раз, когда запнулся о край ковра. А третий, когда наступил в пролитую каким-то нерадивым слугой лужу. От третьего удара об пол Селестина проснулась и спросила в чём дело. А я понял, что в этих падениях есть какая-то закономерность. Я же умный, ректор колледжа как-никак. И точно. Ещё раз проанализировав все факты, я понял, что неся жену перед собой на руках, я ограничиваю себе обзор и не вижу, куда наступаю.

Разобравшись с проблемой, тут же внёс коррективы и закинул Селестину на плечо.

Поначалу всё было прекрасно. Но потом началась лестница. Винтовая, ведущая наверх другой башни, где были наиболее приличные для новобрачных покои из тех, что остались. Когда я скатился по ней второй раз, то вновь понял, что и здесь что-то не то. А супруга опять проснулась.

— Вольдемарчик, а что ты делаешь? — заплетающимся языком спросила она.

— Несу тебя в кровать, — доложил я, — на первую брачную ночь.

— Это так романтично, — посмотрела она на меня влюблённым взглядом.

— Очень, — улыбнулся я в ответ.

Тут прибежали какие-то слуги, пытаясь забрать у меня жену, но я не отдал. Предлагали сами её занести. Ага. Нет уж, сначала жену в спальню заносят другие, а затем, не успеешь оглянуться, и спать с ней будешь уже не ты.

Поэтому, отогнав пинками особо настырных, я вновь логически осмыслил причины неудачи и понял, что когда я несу тело жены на плече, теряется центровка, и смещается центр тяжести, поэтому я начинаю терять равновесие. А это значит что? Что надо изменить положение груза так, чтобы он не оказывал влияния на баланс. Поэтому, вздохнув, я взял её за ноги и потащил волоком за собой. Селестина пьяно хихикала каждый раз, когда стукалась головой о ступеньку. Я же, стараясь не отвлекаться, упорно шагал всё выше, костеря про себя слуг, что накрыли нам постель так высоко. Кое-как затащил её в комнату, а затем плюхнул на заколыхавшийся матрац.