С тобой все ясно (дневник Эдика Градова) - Владимир Васильев

Мы им, наверное, тоже не подарок. Нет до нас дела - обижаемся, есть до нас дело - злимся.

Андрей сказал, что на факультатнве обсуждали, какие качества девочки больше всего ценят в мальчиках.

И якобы Оля Савченко заявила: "В мальчишках люблю небрежность".

Да, это великое достоинство. Мне его не хватает: уж очень я причесанный и наглаженный (хотя мама совсем другого мнения). Внешность у меня "нормальная школьная". Ничего выдающегося. Боря небрежен в повадках, но слишком много говорит и думает о деньгах. Босовсама небрежность. Он легкий человек. Щедрый. Ангелина Ивановна считает, что он просто легкомысленный, но это не так. Андрей не карьерист, он убежден, что будущее человека в нашем возрасте вполне может быть туманным (если б он еще поменьше заглядывал в рот Е. Е.). А вот Роман Сидоров, так тот рассчитал свою жизнь до самой пенсии, на которую уйдет в пятьдесят пять лет (к тому времени, уверяет он, пенсионный возраст для мужчин снизят до нынешнего женского).

Знаю еще одного небрежного человека. Как он тогда, на ОСЕННЕМ ВАЛУ, небрежно наклонился и чуть не дотронулся губами до ее уха...

Перемена кончилась. Физкультуры опять не было, и я побежал в пионерскую. Оттуда на второй космической, с пламенными факелами галстуков вылетали пацаны и, обгоняя друг друга, неслись наверх.

Я вошел и увидел широкую спину Евгения Евгеньевича, услышал его слова:

- С завучем я поговорю, накричал он напрасно.

А что касается этого случая, то в школе надо иметь точку зрения взрослого, но не терять угол зрения ребенка.

Так что не огорчайтесь, Любочка. Пока будут мальчишки и стекла, до тех пор первые будут бить вторые.

Простите, у меня урок...

Мелькнуло его лицо. Он улыбался. И голова его была похожа на матовую настольную лампу из читалки. - Меня он не заметил.

Любочка все еще смотрела в окно. Странно было видеть ее неподвижной, оцепеневшей. Даже профиль у нее сейчас был другим, не тот, который летел сквозь перемены словно бы по всем этажам одновременно.

Пионерская комната напоминала мастерскую. В одном углу валялись и вкусно пахли сосной свежие стружки, на столах-краски, кисточки, недописанные плакаты. Я взял веник и подмел пол.

Она меня поблагодарила и спросила, как я отношусь к детям. Я честно ответил, что боюсь их, как Аня Левская лягушек (мы с Борей положили ей в парту однажды зеленую красавицу, так девочку вынесли из класса в полуобмороке). Потом я признался, что больше всего на свете люблю старушек. Но у детей тоже есть хорошая черта - они как никто привязаны к бабушкам.

Так мы болтали с Любочкой, и лицо у нее стало прежним, немножко лукавым. Мне хотелось рассказать ей про "стеклышко" и "песочек", но я удержался. Тогда ведь надо и про поездку. А это пока тайна.

- Слушай, какой из тебя получится вожатый! - воскликнула она.

- Вот именно: какой из меня вожатый? Ты лучше скажи, правда ли, что девушкам нравятся мужчины небрежные и... лысые?

Она оторопела от моего дурацкого вопроса, потом страшно рассердилась и сразу стала похожей на Ангелину Ивановну, когда та на последней парте заполняет журнал и ведет наши комсомольские собрания.

- Ты... вот что, Градов... Ты почему не на уроке?

Все ясно!

На уроке литературы я вел себя вызывающе. Я вызывал огонь на себя. Мне хотелось взорвать его всегдашнюю невозмутимость и небрежность. Черт те что на меня накатило. "Ничего, - зло думал я. - Мы у вас заговорили как миленькие. Но и вы у нас запляшете как родненький..."

И залп обрушился!

- Вы, наверное, заметили, что я считаю презренным делом для учителя оставлять автографы в ваших дневниках, - сказал он. - И все же одно исключение придется сделать...

- Пожалуйста, жалко, что ли! - Я передал дневник. Помедлил. Как всегда в таких случаях, вылез на подоконник, прыгнул вниз с парашютом. Стропы, как обычно, запутались...

В общем, отключился. Что там дальше было на уроке, не знаю. Я своего добился. Дневник я небрежно сунул в дипломатку, с которой хожу в школу. Дома, не читая, передал родительнице. Я ждал очередного залпа.

Мама расписалась за две последние недели, похвалила меня за пятерки, пожурила за тройку по биологии.

Потом засмеялась и вернула дневник с непонятными словами:

- Когда вы уже повзрослеете! Все бы вам в игры играть, детушки малые...

Я ушел в свою комнату и осмотрел дневник. Записи не было! Промокашка сложена вдвое, как записка, и в ней значилось: "Совсекретно. Шеф вами недоволен. Ни сведений, ни вопросов, ни ответов. Агент Е".

"Группу АБЭ" постигла судьба Клуба Юных Рыцарей. Снова провал.

- Кто из нас предатель? - спросил я на тайном совещании, зачитав текст на промокашке. Боря хлопал глазами. Андрей пошел в атаку.

- Ты, Град, - твердо сказал он. - Ты сам виноват.

Это ты с самого начала выступал на литературе. То есть именно не выступал. Строил из себя придурка какого-то. Чего ты руку не поднимаешь? Чего молчишь?

Тебе что, ни фига спросить не хочется? Ты не видишь, как Женьшень с нами мучается, чтоб мы думать и спорить научились?

- Спокойно, - перебил я. - Не о том речь. Зачем ты нас выдал? У нас "Группа АБЭ" - и Е тут ни при чем. Так, Борис?

Боря аплодировал глазами.

Я припер Андрея к стене.

- Если путем разобраться, то тут целых два вопроса, - рассудил Боря. Как поступить с тем, кто пасвыдал? И как быть с вражеским агентом?

- С дружеским агентом! - завопил Андрей. - Дружес-ким! Вы оба болваны, если этого не понимаете.

Потому что вы молчите у него на уроке. Потому что вы не ходите на клуб "Спорщик". И я набью морду каждому, кто скажет плохое слово про Женьшеня.

Мы стояли с ним друг против друга.

- Мы все болваны, если можем ссориться, когда у нас впереди Краснодон, - веско сказал Боря, и мы с Андреем сели. - И потом, если считать агента Е дружеским агентом, то и никакого предательства не было?

Мы переглянулись и... рассмеялись. Ай да Боря, ай да мудрец!

- Братцы, -сказал Андрей, и я почувствовал, как он волнуется. - Нельзя же, чтоб каждый жил сам по себе или группкой. Надо, чтоб всем было хорошо, - всему классу, всей школе. Ведь нам же не с кем поговорить. У меня нет друзей лучше, чем вы. А вы знаете.

что я стихи пишу?

- Ты? - У Бори глаза стали как две буквы О. Я тоже удивился.

- Видите! А Женьшеню можно и стихи показать, У ним можно про все. И я не проболтался про "Группу АВЭ". Мы как-то вдвоем шли домой после клуба "Спорщик", и я ему рассказал про наш "социологический эксперимент" с девчонками, про то, что мы сейчас работаем, зарабатываем. Намекнул и про поездку в зимние каникулы. Только не сказал, куда мы собрались.

Не бойтесь, он нас не выдаст...

- Покажи стихи, - попросил я.

Стихи у Андрея средние. Мне одно понравилось"Мы все в тумане над землею..." Начало так себе, а дальше хорошо.

...И замолчишь на полуслове,

Поймав себя на том, что ты

В каком-то очень важном споре

Заговорил не от души.

А раз ты говорил не сердцем,

А лишь холодной головой,

То- ты умрешь: кому ты нужен

Такой холодный и сухой?

Мы все в тумане над землею,

В тумане мнений и страстей.

Борюсь я с этой пеленою

И на борьбу зову людей!

Вот за это я Босова люблю: сам в тумане блуждает, но всех зовет к свету. Он такой и есть.

Много бы я отдал за то, чтобы точно знать, что почувствовал Евгений Евгеньевич, когда я притащился на факультатив. Я бы на его месте торжествовал и приплясывал, как дикарь вокруг воина из чужого племени, захваченного в плен. А он, конечно, сделал вид, что ничего не случилось.

- У нас такой обычай. Градов: тот, кто приходит в клуб "Спорщик" впервые, приносит свой вопрос. Я почему-то был уверен, что ты рано или поздно появишься, а потому, ребята, и откладывал до сегодняшнего дня спор, который, помните, затеялся у нас на уроке. Ну-ка, Градов, о чем шла речь?

И пошло-поехало! Я стоял на своем: наша жизньтолько наша. Учителю нет до нее дела. (Хотя как раз в последнее время сам в этом засомневался: смотря ведь какому учителю. Но отступать постеснялся.)

Аня Левская повторила то, что говорила на уроке.

Роман Сидоров согласился со мной (он не знает, что я сомневаюсь). Оля Савченко считает, что учитель и ученик должны быть как братья, как сестры, - никаких тайн и секретов друг от друга. Андрей ее поддержал.

- А вы-то сами как считаете? - спросил я учителя.

- Так же, как и Аня. Я уважаю право моего младшего товарища-ученика на тайны интимные. Я благодарен ему, если он делится со мной своими личными переживаниями, потому что это помогает мне понять его и, если я в силах, помочь. А его духовную жизнь, в широком смысле этого слова, я знать просто обязан. Иначе зачем я в школе?

Евгений Евгеньевич стал объяснять, как он понимает духовную жизнь человека, привел какую-то латинскую пословицу (жаль, не записал, надо будет спросить). Откуда берутся такие умные? Может, вся его сила в лысине?

Прямо с факультатива я отправился в парикмахерскую.