Горизонтальная война. Снимая маски - Есения Маас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я уже ей сказала, что Лиза останется здесь, — вмешалась мама. — Витя, освежи мой бокал. Не видишь, что ли, он совершенно пуст.
Пройдя мимо, мать опустилась в кресло перед зажжённым камином и сложила одну ногу на другую, поигрывая носком туфли. Надменная, как и всегда. Нос кверху, широкая бровь приподнята, тонкие губы поджаты и растянуты в ухмылке. Даже ямочки на щеках не скрашивали общего впечатления. Мать была стервой, и ничуть не стыдилась своего поведения и нрава.
— Цирк какой-то, — прошептала я, выходя. — Лиза! Лиза, ты где?
— Сучка маленькая, — шикнула громко мать и привстала. — Сказала же, что она останется со мной!
— Обойдёшься, — не поворачиваясь, обронила я. — Лиза моя дочь. Не устраивай скандал при гостях.
— Они мои родственники будущие, — осклабилась мать.
— С какого перепугу? — я даже застыла. — Присмотрела себе одного из братьев? Старовата ты для них, не находишь?..
— Вырвать бы тебе поганый язык, — поморщилась она. — Не я, а ты выйдешь замуж за Глеба. Я твоя мать, я так сказала, и так будет!
— Ха. Ха-ха-ха, — я согнулась пополам от истеричного хохота. — Милая матушка, крепостное право давным-давно отменили. Мне двадцать пять лет, и я не намерена связывать свою жизнь с этой семьёй. Без обид, Виктор. Но ваши сыновья исчадия ада, да я под страхом смерти не выйду ни за одного из них! — выпалив последнюю фразу, выскочила в коридор и помчалась искать дочь.
У матери явно что-то с головой не то. Отец уже сетовал на её перепады настроения и постоянные придирки, но это было и раньше. Но вот так… она что, серьёзно считает, что я соглашусь выйти за Глеба замуж только из ее прихоти? Ненормальная. Машинально покачала головой и проскочив мимо кухни, медленно вернулась.
— Это что? — выдохнула ахнув. — Лизок, что это?
— А меня бабушка подстригла! — гордо выпалила дочь, потряхивая таким же каре, как у матери. — Бабуля сказала, что мы теперь как мама с дочкой. Правда, весело?
— Оч-чень весело, — прошептала я, медленно подходя к Лизе.
И если бы это была только стрижка, но мать её ещё и покрасила. Пропустив между пальцами короткие прядки, от которых несло краской, я прижала дочь к себе и зажмурилась.
— Мам, ты чего? — спросила она.
Конечно, ребёнку было не понять моих страхов. Что я ей скажу, как я ей скажу? Что мне, вообще, теперь делать.
— Лиз. — Я зарылась носом в её волосы, тщетно ища родной запах, выеденный краской. — Поехали домой, а?
— Нет, скоро дедушка вернётся. И бабушка сказала, что мы все поедем на лыжную базу. Мам, я хочу остаться с бабушкой и дедушкой, можно?
На глаза навернулись слёзы. С трудом успокоившись, я погладила дочь по спине, и сообщила ужасную новость:
— Лиз, дедушка сегодня утром умер.
— Не-ет. Мам, ну как ты такие вещи говоришь страшные? Конечно же, нет. С дедушкой всё хорошо, он приедет сегодня вечером, и мы будем кататься на лыжах. Мне бабушка обещала!
— Ох, Ириска…
Как мне объяснить ребёнку? Ей же всего восемь, хотя, с другой стороны, ей уже восемь. Маленький взрослый человек. Поймёт она или нет…
— Лиз, утром дедушке стало плохо и его не смогли спасти. Поехали, пожалуйста, домой.
Дочь расплакалась, когда осознала смысл произнесённых мной слов. Но скрывать правду и врать, что дедушка уехал, что дедушка будет позже, что всё образуется я не стала. В конце концов, это могло привести к ещё большим проблемам. Я бы просто потеряла её доверие.
Лиза плакала, когда вошла мать. Увидев эту сцену, она попыталась вырвать дочь из моих объятий, но я двинула плечом, отодвигая её. Слава богу, матери хватило ума не устраивать скандал при ребёнке. Поджав губы, она отошла в сторону и бросила на меня взгляд полный ненависти. Господи, я уже и забыла, что она так на меня смотрит. За последние годы, то ли она успокоилась, то ли я выросла и перестала обращать внимание на это, но сейчас, я как никогда раньше почувствовала себя нелюбимой и нежеланной дочерью этой женщины. И упаси боже оставить ей Лизу, неизвестно что она с ней сделает позже.
Подхватив дочь на руки, я пошла в её комнату, чтобы собрать чемодан. Мать следовала за нами не отставая, и когда Лиза, всхлипывая, сказала ей, что дедушка мёртв, она всё-таки не смогла сдержаться и дождавшись, когда я отправлю Лизу складывать вещи в чемодан, дала пощёчину.
— Кто тебя просил сообщать ей об этом?! Не могла промолчать? Вечно из твоего мерзкого рта всякое говно лезет. Да, он умер, и что теперь? Зачем ты заставила ребёнка плакать и страдать? Так бы мы с ней уехали на базу, и она более спокойно восприняла эту новость.
Прижимая дрожащие пальцы к горящей щеке, я не знала, что сказать. То ли то, что она ненормальная и давным-давно сошла с ума, то ли то, что я уже много лет не считаю её человеком, достойным уважения и заботы и даже того, чтобы прислушиваться к её мнению. Я не знаю. Пальцы дрожали, и вставший в горле комок мешал ответить на обвинения. Мне в этот момент казалось, что я навсегда потеряла семью. Со смертью отца у меня осталась только Лиза, и отдавать дочь в руки сумасшедшей матери я не собиралась.
Как страшно, когда ребёнок становится предметом гонки желаний и закулисных игр. В том, что мать не остановится, чтобы забрать Лизу себе, я знала, как и о том, что она будет всеми способами бороться за право опеки. Почему? Потому что уже был такой прецедент. Тогда отец сгладил все углы и заставил мать извиниться и изменить решение. Это было около трёх лет назад. Видимо, со смертью мужа, она лишилась последних тормозов.
Бежать нельзя, у Лизы школа, да и бежать из собственного дома и города, из-за того, что мать возомнила себя невесть кем… матерью моей же дочери, не меня, а Лизы… Нет, я не буду бежать. Я буду бороться за право жить так, как мне хочется, за право воспитывать свою дочь, в конце концов. Хорошо ещё, что после родов я записала дочь на себя и отказалась доверить опеку матери. Не знаю почему, но на это мне хватило мозгов в шестнадцать лет.
После того, как Лиза собрала чемодан, мы ушли в коридор одеваться. Из гостиной слышались глухие бормотания матери и успокаивающие слова Домогаровой Ларисы. Я
