Пасхальные люди. Рассказы о святых женах - Инна Андреева

Молодая жена страдала. Ее любовь разрослась, незаметно переходя в собственничество. Пока, наконец, не породила в душе Анны Васильевны мнительность и ревность.

Да, она ревновала. И мучилась от чувства жгучей ревности.

Уверенная в целомудрии своего супруга, она не боялась физической измены, но ее угнетала мысль о том, что рядом с Валентином Феликсовичем находятся другие сестры милосердия – юные, горящие своей работой. Она ревновала к этим молоденьким сестрам, потому как видела в них себя прежнюю. Она боялась, что наскучит мужу, что, разделяя с ней быт, Валентин Феликсович обнаружит ее несовершенство, что когда-нибудь он встретит кого-то более чистого, достойного, светлого. Анна Васильевна боялась духовной измены.

Она успокаивала себя тем, что такие мысли пусты и беспочвенны, что они лишь указывают на ее незрелую личность. Но снова и снова страдала своею мнительностью, изводя себя бессмысленными переживаниями, а мужа – бесконечными расспросами. Она видела, понимала, что недоверием ранит Валентина Феликсовича, что разрушает мир в доме, ломает свое здоровье. И потому, справившись с подобными приступами, тут же просила прощения, говела и каялась.

На третий год совместной жизни у Анны Васильевны и Валентина Феликсовича родился первый сын. Материнство сгладило порывистость характера Анны Васильевны, переключило ее внимание с мужа на детей. Однако она так до конца и не смогла излечиться от злого чувства ревности.

В комнату вошли четверо детей. Лица их были бледны, встревожены. Видно, слухи донеслись и до детской.

Анна Васильевна внимательно посмотрела на вошедших, останавливая взгляд на каждом из них и остро примечая в лицах, выражениях и мимике детей родные черты любимого мужа.

Мише шел двенадцатый год. Лобастый, с чистым взором светлых глаз, он сейчас больше всего походил на своего отца. Это их первенец.

Анна Васильевна вспомнила, как впервые сказала мужу, что у них будет малыш. Что ей кажется, будто она беременна. Как Валентин Феликсович поправил очки и взглянул на нее взором не обрадованного мужа, а заинтересованного врача. Вымыл руки, стал ощупывать живот и расспрашивать у нее подробности, словно хорошая акушерка.

Он и правда принимал у нее в срок роды.

Да, она рожала при своем муже. И напрасно шептались местные женщины, пугали: мол, разлюбит муж, видя твои потуги. Анна Васильевна не слушала подобные толки. Кому, как не Валентину Феликсовичу, быть рядом в ее трудах, молиться за нее и помогать ей? Кому первым взять ребенка на руки, перерезать ему пуповину? Кто, как не он, лучше справится, если, не дай Бог, что-то пойдет не так?

Родился Миша.

Через год – Леночка.

Эта хрупкая беленькая девочка. Их единственная дочь. Такая серьезная, смышленая. Любимица Вали. Ее тоже он сам принимал.

Только Алеша родился, когда Валентин Феликсович был в отъезде. Анна Васильевна перевела взгляд на второго сына. Они жили тогда в Романовке. Супруг уехал на заседание врачей в город Балашов. Обещал вернуться к родам. А у нее отошли воды. Хорошо, в селе оказалась проездом акушерка. Она и принимала Алексея.

Последним родился Валечка. Валентин. Названный в честь папы, конечно. Ему только четвертый годок. Он хмурит брови, совсем как отец.

Боль снова полоснула по груди. Как там Валентин? Жив ли?

– Дети! – справилась с собою мать. – Встанем вместе на молитву. Богу помолимся о вашем отце. Валентина Феликсовича арестовали. Возможно, его уже нет в живых.

Отпустив детей, Анна Васильевна прилегла.

Что сейчас сделаешь? Надо только молиться и ждать. Вернулась лихорадка. И острый кашель давил горло. Она держала у губ платок с вышитыми инициалами В. Ф.

Она думала, какая она жена.

Дурная. Гордая. Ревнивая.

«Возможно, эта ревность дана в искупление нарушенного обета…» – как-то обронил Валентин Феликсович.

Анна Васильевна задумалась над его словами. Годы в браке притупили ее ощущение вины пред Богом. Более того, теперь Анна Васильевна понимала, что супружество было ей необходимо, что оно стало для нее настоящей школой познания своего падшего человека, а также обучения любви к ближнему и к Богу. Она ясно увидела, что образ святой сестры был придуман ею, не более. Что по-настоящему служить, страдать, болеть за другого она не умеет и только-только учится этому, находясь рядом с любимым ею человеком.

А ревность… Ревность – это проявление самости.

«Господи, прости неразумную. Прости!» – безмолвно кричала Анна Васильевна, глядя на икону.

Лоб горел. Ее знобило. В гостиной часы отбивали семь вечера. Восемь. Девять.

Она вспомнила, как год назад он слег с подозрением на туберкулез легких. Это случилось после того, как старшая сестра Анны Васильевны привезла то злополучное одеяло, на котором умерла ее дочь. «С этим одеялом к нам в дом вошла смерть!» – сказал Валентин Феликсович. А вскоре разболелся. Анна Васильевна не отходила от его постели, день и ночь проводя рядом с мужем. Его состояние пугало ее, ведь, привыкнув побеждать чужие хвори, Валентин Феликсович сам обычно не поддавался болезням. А тут, казалось, был при смерти.

Тогда, Анна Васильевна помнила, ее впервые посетила молитва:

– Боже, не забирай моего мужа раньше, чем меня. Я прошу тебя только об этом. Он еще нужен другим людям, он может послужить Тебе, служа другим людям. Я же без него – ничто. Забери первой меня, прошу тебя, Боже. Меня забери. А его – исцели. Отведи от бед. Спаси и сохрани мужа моего, Господи.

Молилась тогда Анна Васильевна.

Молилась она так и сейчас.

В гостиной часы пробили десять.

Валентина Феликсовича продержали в штабе до позднего вечера. Кто-то приметил там известного хирурга, и, немного расспросив врача и его ординатора, их отпустили. Валентин Феликсович сразу поехал обратно в больницу, где распорядился готовить больных к операции, как будто ничего не случилось.

Вернулся домой он далеко за полночь.

Анну Васильевну он нашел в гостиной. В кресле, укутанную в шерстяную шаль. Она спала. Видимо, забылась. В ладони платок. Боже милостивый – кровь! Неужели вернулась чахотка?

Она открыла глаза.

– Анечка…

Она кивнула. Такое белое лицо.

– Прости меня, – зашептали ее губы.

Она попыталась улыбнуться, но не смогла. Он обнял ее и тут же отстранил от себя. Озабоченно потрогал лоб, взял кисть, стал считать пульс. Потянулся к керосинке, увеличил пламя.

– Мне надо посмотреть твои легкие…

– Живой! Слава Богу! … – пролепетала она и потеряла сознание.

Тяжелое душевное потрясение, которое пережила Анна Васильевна, узнав об аресте мужа, крайне вредно отразилось на ее здоровье, и болезнь стала быстро прогрессировать. Она скончалась в конце 1919 года.

Валентин Феликсович пережил супругу на 42 года. В 1923 году он принял монашество с именем Луки и был рукоположен во епископа.

Прославлен Русской Православной Церковью как святитель и исповедник.

Все дети Войно-Ясенецких стали врачами.

Данный рассказ основан на автобиографии свт. Луки Войно-Ясенецкого. Однако он является художественным произведением и не претендует на историческую достоверность.

Бог Клотильды

Повествование о святой королеве Клотильде

– Твой Бог – бессилен, Клотильда!

К удивлению Хлодвига, его жена ничего не ответила. Она опустила глаза и слегка побледнела, словно его слова причинили ей боль, но она ничего не сказала. Это воодушевило короля продолжать с большим напором:

– Твой Бог тебе не поможет. Его Самого распяли. Он бессилен. – Хлодвиг произносил слова четко и хладнокровно, будто наносил удары в поединке. – Ты, верно, ждешь, что, совершив свой обряд, ты спасешь нашего ребенка? Что после Крещения произойдет чудо и сын совершенно выздоровеет, да?

Клотильда молчала. Она нагнулась над люлькой и поцеловала младенца в горячий лоб.

– Ты ждешь от своего Бога чуда, – с упором повторил Хлодвиг.

Наконец королева обернулась к мужу.

– Нет, – промолвила тихо Клотильда. – Нет, я не жду чуда.

– Нет? Так чего же ты ждешь? – удивился он.

– Ничего, – просто сказала она.

Клотильда подошла к мужу очень близко и взглянула прямо в лицо. От неожиданности он даже отпрянул. Клотильда была прекрасна как никогда, но прекрасна особой красотой. Красотой не слабой женщины, а отважного воина.

Клотильда подошла к мужу очень близко и взглянула прямо в лицо. От неожиданности он даже отпрянул. Хлодвиг подумал, что жене очень подходит ее имя: Клотильда – прославившаяся в бою

Хлодвиг подумал, что жене очень подходит ее имя: Клотильда – прославившаяся в бою.

– Я верю в то, что мой Бог – мудр и милостив. И я полагаюсь на Его святую Волю, – спокойно произнесла королева.

– О какой милости ты говоришь, Клотильда? – скривил губы Хлодвиг. – Наш первенец, Ингомир, умер еще в крестильных одеждах. Будь мальчик освящен именем моих богов, он бы остался жив. То же произойдет и с Хлодомиром: крещенный во имя вашего Христа, он скоро умрет.