Отравленный трон - Селин Кирнан

Даже думая про Кристофера столь нелицеприятно, Винтер уже понимала болезненно ясно, что главная причина неприятия — его дружба с Рази. Она так ревновала, что готова была пронзить его ножом в самое сердце!

Кристофер снова заговорил — с певучим северным акцентом. Глаза холодные, выражение лица отчужденное, ямочки исчезли.

— Ты права. Очень наблюдательна, я — музыкант. Я ухаживаю за лошадями Рази, потому что люблю и умею это делать, но не это страсть моего сердца. Я — лучший музыкант Северных Земель и прославился в Хадре, откуда я родом, своей игрой на гитаре и на скрипке.

Позже, лежа в постели и пытаясь заснуть, Винтер будет вспоминать, как он это сказал, сверля ее взглядом: «Я — музыкант!» Не «был музыкантом», а именно «Я — музыкант!». Словно музыка горит и бьется внутри него, как живое существо, запертое в клетке и рвущееся на волю, желая выбраться и сбежать.

— Я не притворяюсь, несмотря на твои подозрения. Я не выдаю себя за кого-то другого, чтобы завоевать внимание, — желчным тоном сказал Кристофер, взглянув на ее плотницкий костюм. — И хотя знаю некоторых, кого забавляют подобные игры, но не верю, что наш маленький дружок из их числа.

Рази сделал короткий вздох.

— Кристофер! — предупредил он мягко.

Винтер протянула руки ладонями вверх, выставив все бугорки, шрамы и мозоли:

— Не одежда делает меня той, кто я есть. И не моя близость к трону обеспечивает насущный хлеб. Я иду своим путем. Это руки мастерового, они говорят сами за себя! — Она сунула растопыренные ладони ему в лицо, и этот жест тоже будет преследовать ее во снах. Почему именно растопыренными пальцами она решила подтвердить свое достоинство?

Кристофер стоял, просто глядя на нее, с непроницаемым выражением лица.

— Ты думаешь, что я извлекаю выгоду из расположения нашего общего друга, — холодно сказал он. — Уверяю, это не так. Может, весь этот расфуфыренный балаган дворцовой жизни тебе и нравится, но я хочу здесь быть, как кот — танцевать…

— О боже! Хватит! — Рази, по-прежнему не повышая голоса, хлопнул ладонью по столу, и Винтер с Кристофером подпрыгнули, пораженные его внезапной резкостью. — Почему бы мне не встать, а вы поделите меня, как собаки, метящие территорию! Винтер, тебе достанется левая нога. Кристофер, тебе остается правая. Теперь мы знаем, где — чье, и этот проклятый дележ добычи наконец-то закончится!

Рази был раздражен, но его слова затрагивали, попадали точно в цель, пристыдив обоих: спорщики выпустили пар, как сдутый свиной пузырь.

— Я лишь хочу, чтобы вы были друзьями, — тихо сказал Рази, — чтобы вы понравились друг другу. Разве нельзя приложить хотя бы немного усилий для этого?

Винтер взглянула на Кристофера. В его серых глазах читались неуверенность и боль, она сама все еще была полна горькой ревности и вполне объяснимого страха по поводу его возможного пагубного влияния. Черт побери, его влияние точно было разрушительным. Но ради Рази девушка привстала, протянув ладонь для рукопожатия.

Когда ее оппонент мгновение промедлил, Винтер разозлилась и убрала руку. Кристофер расстроенно вздохнул, зачем-то оглянулся по сторонам, а затем подчинился — вытянул руки, но не для пожатия, а чтобы она увидела. Винтер ахнула и непроизвольно отшатнулась.

Она видела немало ран и шрамов, которыми война и тяжелый труд отмечали тела мужчин, но руки Кристофера все равно показались ей ужасными. Они так не подходили к его легкости и самоуверенной грации. С невольным уважением она поняла, что он непринужденно прятал их с тех пор, как зашел на кухню.

«Он — вор!» — ошеломленно подумала девушка.

— Я — не преступник, — проговорил юноша, словно читая мысли: Винтер поняла, что он привык к такой реакции людей. Вполне, надо сказать, обоснованной — так и наказывали обычно воров на Севере. Но ей никогда не доводилось видеть, чтобы наказание было исполнено так зло и мучительно, со страшными шрамами, причем на обеих руках. Винтер смотрела на ужасные раны, будто они могли заговорить или волшебным образом преобразиться.

У него были красивые и сильные белые руки, с тонкими, гибкими пальцами. «Да, — без злорадства подумала Винтер, — он — настоящий музыкант, и это заметно, помоги ему, Боже».

Но среднего пальца на каждой руке не было. На правой это, очевидно, была относительно чистая ампутация, когда палец аккуратно вырубают из сустава, но неровная сетка шрамов и борозд на тыльной стороне ладони свидетельствовала о том, как бешено Кристофер вырывался и сопротивлялся. Долбя сустав, нож соскальзывал, калеча ладонь и соседние пальцы. Раны на левой руке были кошмарны, поскольку говорили об изощренной жестокости. От пальца остался небольшой обрубок, сильно искривленный, словно палач пытался выкрутить и вырвать палец. Длинный, широкий, бледный рубец на тыльной стороне ладони прятался под манжетой. Он был чистый, явно от хирургического вмешательства, очистившего страшный нарыв от инфекции и воспаления.

Винтер не могла ничего поделать. Она подумала: «У него теперь есть передо мной преимущество — все, что я теперь скажу, выставит меня безжалостной тварью». В голове промелькнула жестокая мысль: «У тебя, похоже, талант досаждать людям, Кристофер Гаррон. Тот, кто сделал это с тобой, явно хотел, чтобы ты страдал».

Она глянула в его лицо, ожидая увидеть триумф и желание выжать все сполна из полученного преимущества, ведь у него теперь было оружие, чтобы выставить Винтер перед Рази маленькой неловкой дурочкой. Но в смущенной улыбке Кристофера было только извинение, и сердце девушки заколотилось внезапной барабанной дробью: «Боже мой, ты действительно не умеешь играть в эти игры, правда?»

Перед Винтер стоял худощавый бледный юноша с красивыми черными волосами и миндалевидными серыми глазами, даже не подозревающий о ее неприязненных мыслях. Наверное, она долго смотрела на его неловко вытянутые ладони, потому что он спросил:

— Ну как, ты все еще хочешь пожать мне руку?

«О Кристофер! — подумала она с внезапной симпатией. — Эта жизнь сожрет тебя. Она, может, даже подавится, но ты-то точно не выживешь. — Следующая мысль была наполнена холодной решимостью: — Я не позволю тебе утащить за собой и Рази!»

Улыбаясь, Винтер взяла его за руку. Он воспринял пожатие уже без неловкого смущения, улыбнулся, так что на щеках снова заиграли ямочки.

— Я — Винтер, — сказала девушка. — Рада познакомиться, Кристофер Гаррон! Да благословит тебя Бог.

Рази довольно улыбнулся.

Под королевским присмотром

— Все ли благополучно у Лоркана? Как он поживает? — Рази чуть скосил глаза, наблюдая за реакцией Винтер. Это был один из тех иносказательных вопросов, которые могли значить все или ничего, в зависимости от ответа. Дальнейшее направление разговора зависело от отвечающего. «Как он поживает?» могло значить «Он жив? Сохранил ли свою гордость? И тщеславие? А здоровье?». Она могла бы уклониться от этих тайных смыслов, просто ответив, что все в порядке, всем остальным, кроме Рази, этого «все в порядке» хватило бы.