Среди волков - Дженнифер Барнс

— Я так понимаю, ты здесь из-за алгебры? — спросила я.

У Каллума была мерзкая привычка знать о том, что я собираюсь сделать, еще до того, как я это сделала, и на его территории не могло случиться ничего, что обошлось бы без его внимания.

— Девон, на одну минуту, если ты не возражаешь? — сказал Каллум подчеркнуто доброжелательно.

Девон кивнул и, опустив глаза, отошел в сторону. Результат воздействия альфы на волков был незамедлительным.

Да будет благословенным мой человеческий иммунитет.

— Брин.

Это было совсем не то, что я ожидала услышать. Я ожидала беззвучного крика, взгляда сощуренных глаз, прикосновение руки, взявшей меня за подбородок и заставившей встретиться с бескомпромиссным взглядом.

Ничего этого не было. Каллум просто произнес мое имя. У меня резко скрутило живот. Что-то произошло.

— Эли?

— Сейчас с ней все в порядке. Были небольшие осложнения. Сейчас ей назначен постельный режим.

В стае был собственный врач, тоже оборотень, который изучал медицину в самом начале 1800-х годов, но старался быть в курсе достижений современной медицины, как в ее человеческой, так и в ветеринарной разновидности. За последних два столетия он более чем достаточно насмотрелся на роды, и само собой разумеется, знал, о чем говорил. И кроме того, было совсем не похоже, что Эли пошла в обычную больницу, когда ее ребенок мог оказаться отнюдь не человеком.

Кровь. Кровь — кровь — кровь — кровь…

Я старалась не думать о плохом. Я не помышляла вспоминать о женщинах, таких как Эли, которые этого не пережили. Я не хотела вызывать в памяти свой образ — образ девочки, прятавшейся под кухонной раковиной, одинокой и испуганной, знавшей, что она ничего не сможет сделать, чтобы остановить смерть, когда она постучится в дверь.

Каллум убрал у меня со лба волосы, вернув мои мысли к происходящему:

— С ней все будет хорошо, Брин. — Он помолчал, и моя Отметина загудела, да как-то странно так, что мне даже стало интересно, не скрутило ли ему живот так же, как и мне. — Обещаю, с Эли все будет в порядке…

Оборотни не очень-то легко дают обещания. Каллум, будучи альфой, был связан своим словом. Мне на самом деле очень хотелось верить ему, но здесь он никак не мог знать, как все обернется. Даже Каллум не был ясновидящим.

Он слегка оскалился, вывернув губы вверх, так, совсем чуть-чуть, — то ли полупредупреждение, то ли полуулыбка.

— И я также обещаю, маленькая Бронвин, что в следующие три недели, до тех пор пока не родится ребенок, ты даже чихнуть не сможешь необдуманно. Идешь в школу. Возвращаешься домой. Можешь делать сколько угодно пожарных гидрантов из бумаги, но ты прекращаешь совать свой нос туда, куда не надо.

У меня было такое чувство, что на самом деле Каллум хотел, чтобы я прекратила давить на него. Прекратила задавать вопросы. Прекратила думать о том, что в воздухе витает опасность — я чувствовала смутное гудение, которое говорило мне о том, что в нашей стае что-то пошло не так.

— С Эли все будет в порядке, а твое поведение будет безукоризненным. — Голос Каллума звучал так, как будто это было пророчество, а не приказ.

И я подавила в себе желание возразить ему. Какая-то часть меня хотела это сделать, но другая часть не могла прекратить думать об Эли.

Твое поведение будет безукоризненным, и с Эли все будет в порядке.

Я изменила порядок слов Каллума и мысленно заключила сделку с Судьбой. Я исполню все, что скажет Каллум, выполню все, что прикажет кто угодно другой, но пусть взамен карма, универсум… не знаю, кто еще… пусть они сделают так, чтобы Эли выбралась из всего этого живой.

Честнее некуда. Сделка есть сделка, и на этот момент осталось только ждать.

Глава

ЧЕТВЕРТАЯ

— С ней все в порядке. С ней все в порядке. С ней все должно быть в порядке. Я крутанулась на каблуках и пошла по коридору, продолжая свою литанию.[13]

— С ней все должно быть в порядке. Правда, Лэнс?

Отец Девона — мой телохранитель на сегодняшний день и самый неразговорчивый оборотень из всех, кого я знала. Поэтому ничего удивительного не было в том, что он не ответил. Только на этот раз я не была уверена, было ли это из-за того, что Лэнс в своем человеческом облике был вообще не очень общителен, или просто потому, что не знал, что сказать. Непростая обязанность быть бебиситтером у Брин включала в себя многое, но в этот список обычно не входили мое близкое к истерике состояние и обязанность бежать в ближайшую «Плиту Вервольфа», чтобы вытащить меня оттуда.

— С Эли все будет в порядке. — С этими словами я приникла к гигантской груди Лэнса, не желая смотреть ему в глаза. — Она сильная. Она никогда не уступала в драке. — От этих слов у меня заболело горло. — Ведь не все умирают, — прошептала я. — С ней все будет в порядке, правда, Лэнс?

— Правда, — сказал он внезапно громким голосом.

Я взглянула на Лэнса, и жесткие, нордические черты его лица дрогнули, когда он попытался изобразить на нем что-то наподобие улыбки, но это было все равно, как если бы большая белая акула попыталась стать похожей на золотую рыбку.

Это сводило меня с ума больше, чем что-нибудь другое. Эли находилась всего в пяти метрах от нас, за закрытой дверью, вместе с врачом стаи. Схватки продолжались уже целый час, и более вероятно, что они убьют ее, чем не убьют. Меня всю трясло, и, что бы я ни говорила, призраки, танцевавшие в темных углах моего сознания, шептали мне, что люди на самом деле умирают. Может быть, не во время родов, но когда смерть приходила, она всегда была неотвратима.

А сейчас Лэнс действительно говорил со мной и улыбался, и это было что-то невероятное, чего он никогда не делал на протяжении всего моего детства, не говоря уже о том месяце, когда он работал в команде моих телохранителей.

И это, видимо, не могло быть хорошим признаком. Если бы Лэнс думал, что я беспокоюсь из-за пустяков, он бы и слова не сказал.

— Меня сейчас вырвет, — сказала я, отворачиваясь — на этот раз затем, чтобы выбежать в туалет.

Я захлопнула за собой дверь и рванула к унитазу, но ничего не случилось. Я была так испугана, что даже не могла проблеваться. Нужно было уходить. Я не могла просто так сидеть дома и слушать крики Эли, не имея возможности быть рядом с ней. Я не хотела мерить шагами холл, чтобы остановиться только тогда, когда кто-нибудь скажет мне, что все кончено, в том или ином смысле.

И если Лэнс говорил со мной, это значило только одно: его уже почти не беспокоило, сможет ли он меня поймать, когда я соберусь удрать, или нет.