Исповедь юной мадам - Ma-Лин Ли

Мне было страшно. Я взяла Наташу за руку. Мы просто стояли, не зная, что делать дальше, пока девочка Хулио не высунула голову из окна машины и не крикнула нам: «Бегите!» Так мы и сделали, спрятавшись за каким-то зданием. По улице пронеслись две машины. Не знаю, привлек ли их шум, который создавала девочка Хулио, или, может быть, они просто патрулировали свой район. Эти машины оказались полицейскими автомобилями без опознавательных знаков. Для Хулио это был сильный удар, потому что он все еще был неподалеку. Нас всех арестовали, а мы не успели пробыть там даже и получаса.

Так я первый раз попала в тюрьму. Нам пришлось пробыть там всю ночь. Наутро нас выпустили. Не знаю, может кто-то заплатил залог или, возможно, у легавых не было улик против нас. В любом случае вопросов я не задавала. Я просто подписала бумаги, которые мне подсунули, — Чайна Уайт, как мне и было сказано. Потом мы с Наташей и Хулио ушли.

Мы поехали в ближайший мотель и сняли номер. Дела стали налаживаться, когда мы с Наташей поняли, что Данте с подружкой снимают соседний номер. Они провели вместе ночь и теперь заказывали в номер завтрак. Тут появились мы. Данте чуть не лопнул со смеху, когда увидел нас. Он словно хотел этим сказать Хулио: «Я же тебе говорил. Я говорил тебе не связываться с этими девочками».

Однако Хулио не сдавался. Он приказал мне привести себя в порядок и отослал в комнату на первом этаже возле вестибюля, где ждал какой-то парень. Я не знаю, как и когда Хулио успел договориться с ним, но думаю, что это был управляющий мотеля. Это был потный индеец средних лет, от которого разило несвежими специями. Как только я вошла, он, ни слова не говоря, начал меня трогать. Я все еще была девственницей, поэтому меня от этого стало тошнить. Когда он стянул с себя штаны и я увидела его член, меня вырвало прямо на него.

Я сразу же бросилась назад, в комнату Данте, и когда он услышал, что случилось, чуть не лопнул со смеху. К сожалению, только он так весело воспринял эту новость. Парень, на которого меня вырвало, был рассержен. Хулио тоже был рассержен, но послал одну из своих девочек загладить мою вину. Не думаю, что Наташе повезло так же, как мне. Они с Хулио вошли в комнату Данте, и я сразу же поняла, что они были наедине.

Наташа никогда не рассказывала мне о том, что они делали с Хулио, так же, как мы никогда не говорили о том, что сделал с ней тот парень, который подвозил нас от Бостона. Я чувствовала, что лучше не интересоваться подробностями. Дети, с которыми я встречалась в приютах, просто не спрашивали друг друга о таких вещах. Мы все знали из опыта, что ответы будут невеселыми, поэтому у нас было неписаное правило: не рассказывать о том, как попал в приют.

Наташа не была исключением. Она очень мало говорила о своем прошлом. Единственное, о чем она рассказывала, так это о своем брате. Из ее рассказа я узнала, что она заботилась о нем и защищала, когда они жили дома. Не уверена, что я поняла, от чего она его защищала, но думаю, что ее родители не были хорошими людьми. Она обращалась со мной, как с братом, как с человеком, за которым нужно приглядывать и защищать от жестокого мира. Что бы с нами ни происходило, она всегда говорила мне: «Не беспокойся, все будет хорошо». Но я понимала больше, чем она думала. Когда ты проводишь каждый день, каждый час с одним человеком на протяжении многих месяцев, ты учишься понимать его очень хорошо. Когда в тот день Хулио с Наташей вернулись в комнату, она избегала моего взгляда и была какая-то отрешенная. Я знала, что между ними произошло что-то плохое, и могла догадаться, что именно.

Позже мы снова погрузились в машины и направились на юг. Когда мы наконец добрались до Нью-Йорка, я едва могла в это поверить. Была ночь, когда мы ехали по мосту в Манхэттен, и весь город сиял. Я думала, что это самое прекрасное место, которое я когда-либо видела в жизни. Мы проехали по Таймс-сквер, с его большими сияющими рекламными щитами и толпами людей повсюду. Мы проезжали мимо трансвеститов, которые ходили по улицам, словно они им принадлежали. Когда мы остановились на светофоре, я выглянула из окна и увидела чернокожего парня, на футболке которого было написано «Я люблю Нью-Йорк». На нем была эта футболка, кеды и больше ничего. Его член был выставлен на всеобщее обозрение. Я рассмеялась и пихнула Наташу локтем, чтобы она тоже посмотрела. Я тут же поняла, что это было место без правил, где ты можешь делать все, что тебе хочется, быть тем, кем тебе хочется быть. В ту ночь я влюбилась в этот город.

Хоть и было поздно, когда мы приехали в город, Хулио решил, что нам с Наташей тут же стоит начать работать. Типичный сутенер. Все, о чем он мог думать, так это о деньгах, которые заработает на нас.

Он повез нас прямо на Уэст-Фотиз, где в те времена располагался один из главных городских центров сексуального промысла. То был конец восьмидесятых — время, когда Таймс-сквер еще не стал привлекательным для туризма, а на улицах хозяйничали сутенеры и проститутки. Куда ни глянь, везде можно было увидеть девочек или мальчиков, одетых, как девочки. Они расхаживали по улицам, гордо приосанившись, и на них были невообразимые наряды: боа и высокие парики, чулки и белье, невероятно высокие каблуки… У всех сутенеров были классные тачки — «роллс-ройсы», «бентли», «ягуары». Они, одетые в разноцветные костюмы и чудные шляпы, околачивались на перекрестках или ездили туда-сюда на машинах, следя за «товаром», а девочки медленно ходили от одного конца квартала до другого. И девочки, и сутенеры были все в золоте и бриллиантах. Казалось, что они очень горды своим внешним видом — чем ярче, тем лучше. Они напоминали павлинов, занятых неким странным брачным ритуалом. Думаю, что сутенеры и проститутки так одевались больше друг для друга, чем для клиентов. На их взгляд, не было лучше никакого иного места или занятия. И никто не прятался. Если ты парень, который ищет компанию, все, что тебе нужно сделать, так это поехать на запад через Таймс-сквер. Там ты найдешь великое представление, а также огромное количество девочек на любой вкус, которые ждут, пока ты выберешь одну из них.

Хулио был за рулем. Он явно был знаком с этим районом. Он остановился у тротуара и, особо не церемонясь, приказал нам снять шорты, чтобы на нас остались одни футболки и трусики.

— Я не хочу, чтобы вы убежали от меня, — объяснил он, пока мы раздевались. — Вы же не хотите бегать по городу в одном белье, поэтому лучше не отходите далеко от машины.

Он дал нам чулки и выгнал на тротуар. Мы не успели ничего сделать, чтобы привлечь клиентов, потому что нас тут же заметили другие сутенеры. Это была их территория, а мы были свежим мясом, на которое они готовы были предъявить права. Несколько человек направились к нам. Казалось, что сейчас будет драка за право сожрать нас первым.