Бойня - Дик Фрэнсис

— Дасти ошибается, — сказал я. — Она не рассердилась. У нее просто были проблемы с... с одним посетителем в ее ложе. Она мне потом все объяснила и пригласила к себе, на Итон-сквер. Я отсюда и звоню.

— О-о! — сказал он, смягчившись. — Ну, тогда ладно. Скачку с Кинли завтра будут показывать по телевизору! — предупредил он.

— Я буду смотреть!

— Замечательно!

— Ну, пока. Спокойной ночи. Пол.

— Спокойной ночи, Уайкем.

Потом я неохотно позвонил к себе домой, но на автоответчике ничего важного не было. А тут пришел Даусон с заказанным мною ужином: куриный суп, холодная ветчина и банан.

Позднее мы снова обошли дом и встретились с Джоном Гренди — шестидесятилетним вдовцом, — который направлялся в свою комнату. Гренди и Даусон оба заверили меня, что их ничуть не обеспокоит, если я несколько раз обойду дом среди ночи. Я действительно пару раз вставал и спускался вниз, но в доме стояла тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов. Я беспокойно спал на полотняном белье под шелковым одеялом, в пижаме, предусмотрительно выделенной мне Даусоном, а утром меня пригласили к Ролану де Бреску.

Он сидел один у себя в гостиной, одетый в костюм и белую рубашку с фуляровым галстуком. Черные ботинки начищены до блеска. Седые волосы аккуратно расчесаны. Невзирая на болезнь, невзирая на выходной.

Его инвалидная коляска отличалась высокой спинкой. Я таких никогда не видел и всегда удивлялся почему: очень удобно откинуть голову, когда захочется подремать. В то утро он не спал, но голова его была откинута на спинку коляски.

— Садитесь, пожалуйста, — любезно сказал он и проследил взглядом за тем, как я сажусь на то же место, где сидел накануне, — в темно-красное кожаное кресло. Он выглядел даже более болезненным, чем вчера, если это вообще было возможно. Под глазами набрякли мешки, а длинные руки, неподвижно лежавшие на мягких подлокотниках, казались какими-то прозрачными, словно кости были обтянуты не кожей, а бумагой.

Мне стало почти стыдно за свою силу и здоровье, и я спросил, не нужно ли ему подать что-нибудь. Он отказался и чуть прищурился. Возможно, это была улыбка: он, видимо, привык к подобной реакции своих посетителей.

— Я хочу поблагодарить вас за то, что вы пришли нам на помощь, сказал он. — За то, что вы помогли принцессе Касилии.

В обычных обстоятельствах он никогда не называл ее «моя жена». И я, говоря о ней с ним, тоже всегда называл ее «принцесса Касилия». Его официальная манера речи была на удивление заразительна.

— А кроме того, — продолжал он, едва я успел открыть рот, чтобы сказать «не за что», — за то, что вы дали мне время поразмыслить о том, что делать с Анри Нантерром. — Он облизнул сухие губы кончиком языка, тоже пересохшего. — Я всю ночь не спал... Я не могу рисковать тем, что принцессе Касилии или кому-то из наших близких могут причинить вред. Мне пора взять дело в свои руки. Назначить преемника... У меня нет детей, и вообще де Бреску осталось очень мало. Найти члена семьи, который займет мое место, будет не так-то просто.

Казалось, сама мысль обо всех этих разговорах и решениях утомляла его.

— Мне не хватает Луи, — неожиданно сказал он. — Я не могу работать без него. Мне пора на покой. Я должен был понять... когда умер Луи... что пора.

Он, похоже, говорил не столько со мной, сколько с самим собой, чтобы разобраться в своих мыслях. Глаза его блуждали. Я издал неопределенный звук, не выражавший ничего, кроме сдержанного интереса. Однако я тоже был согласен с тем, что ему пора на покой. Казалось, де Бреску услышал мою мысль, потому что спокойно пояснил:

— Моему деду было девяносто, а он все еще распоряжался компанией. Я тоже рассчитывал умереть, будучи во главе компании. Я ведь председатель...

— Да, я понимаю. Его взгляд остановился на моем лице. — Принцесса Касилия сегодня поедет на скачки. Она надеется, что вы согласитесь поехать с ней, в ее машине. — Он помолчал. — Могу ли я просить вас... могу ли я надеяться, что вы в случае чего защитите ее?

— Да, — ответил я как ни в чем не бывало. — Даже ценой собственной жизни.

После событий вчерашнего вечера это даже не показалось театральным. И он, похоже, воспринял это как нормальный ответ. Только кивнул. Я подумал, что потом мне, наверно, будет ужасно стыдно за себя. Но ведь я действительно так думал, а правду не скроешь...

Во всяком случае, это, похоже, было именно то, что он хотел услышать.

Он снова пару раз медленно кивнул, как бы закрепляя договор, и я встал, чтобы уйти. И увидел «дипломат», торчащий из-под стула. Я поднял его и спросил у де Бреску, куда его положить.

— Это не мой, — ответил де Бреску без особого интереса. — Должно быть, это Джеральд Грининг забыл. Он сегодня должен прийти.

Мне внезапно вспомнилась скорбная фигура Валери, достающего бланк прошения из этого самого «дипломата». А когда он выходил из комнаты, в руках у него ничего не было. Когда я сказа об этом Ролану де Бреску, он попросил меня отнести «дипломат» вниз, в холл, чтобы, когда его владелец явится за ним, ему не пришлось подниматься наверх.

Я унес «дипломат» с собой, но, не обладая щепетильностью и сдержанностью де Бреску, отправился не вниз, а в «бамбуковую» комнату.

«Дипломат», неброский и удобный, черной кожи, оказался не заперт.

Внутри не было ничего особо интересного: всего лишь какой-то бланк — похоже, дубликат того, который отказался подписывать Ролан де Бреску.

Бланк был напечатан — плохо напечатан — на обычной желтоватой бумаге, в основном мелким курсивом и, разумеется, по-французски. И не скажешь, что эта бумажка стоит того шума, который из-за нее подняли! Насколько я мог разобрать, про оружие в ней ничего не говорилось, но в ней было много отточий, которые требовалось заполнить. В дубликате пустые места заполнены не были, хотя тот документ, который унес с собой Нантерр, видимо, был готов к подписи.

Я сунул бланк в ящик тумбочки у кровати, а «дипломат» отнес вниз. По дороге я встретился с Джеральдом Гринингом. Мы поздоровались, заново ощутив напряжение предыдущей ночи. Грининг сказал, что не только составил свою «дамбу» заново, но и напечатал документ на машинке и поставил все нужные печати. Не буду ли я так любезен снова расписаться в качестве свидетеля? Мы вернулись к Ролану де Бреску, заново расписались в документе, и я опять заметил, что надо бы сообщить об этом Даниэль и принцу Литси. Я не мог не думать о них. Сейчас они, наверно, слушают про шедевры Леонардо... Ах, черт побери!

— Да-да, — ответил Грининг. — Я так понимаю, что они возвращаются завтра вечером? Вот тогда и сообщите им.

— Да, наверно...

— А теперь, — сказал Грининг, — надо сообщить полиции последние новости.

Он сел к телефону, дозвонился до вчерашнего высокого чина и еще выше, в отдел уголовного розыска. Он признался, что не знает, где теперь Нантерр.

— Как только он появится, мы вам немедленно позвоним! — пообещал он. Я спросил себя, насколько «немедленно» он сможет об этом сообщить, если на этот раз Нантерр появится с заряженным пистолетом.

Однако Ролан де Бреску выразил ему свое одобрение, и я оставил их обсуждать вопрос, как найти де Бреску преемника. Я собрался и вышел в холл, чтобы подождать принцессу. Вскоре она спустилась, чтобы ехать на скачки.

Даусон нависал над ней. Томас, которому рассказали о вчерашних событиях по телефону, уже подгонял машину к подъезду. На принцессе на этот раз были не соболя, а пальто кремового цвета, в ушах — тяжелые золотые серьги, и шапки на ней тоже не было. Она выглядела абсолютно спокойной, но от меня все же не укрылся опасливый взгляд, каким она окинула улицу, сойдя с крыльца на тротуар.

— Главное, — заметила она самым светским тоном, когда мы сели в машину и Томас запер все четыре двери, — это не позволять, чтобы опасность отвлекала тебя от удовольствий.

— Хм... — уклончиво ответил я.

— Вот ведь вас, Кит, она не отвлекает?

— Ну, для меня-то это не просто удовольствие. Я этим живу.

— Ну, значит, не позволять, чтобы опасность отвлекала тебя от исполнения твоего долга... — Принцесса вздохнула. — Вам не кажется, что это звучит чересчур уж напыщенно? По-моему, исполнение долга часто и есть удовольствие. Как вы думаете?

Я подумал и решил, что она, пожалуй, права. Она по-своему была неплохим психологом...

— Расскажите мне про Котопакси! — потребовала она и стала внимательно слушать, время от времени задавая вопросы. Потом мы поговорили про Кинли, ее блестящего молодого скакуна, а потом про другого ее коня, который должен был участвовать в сегодняшних скачках, — Хиллсборо. И только подъезжая к Ньюбери, я спросил ее, не стоит ли Томасу сопровождать ее на ипподроме и оставаться при ней весь день.

— Томас? — удивилась она. — Но он же не любит скачек! Ему там скучно. Правда, Томас?

— Обычно да, мадам, — ответил он.

— Томас большой и сильный, — ответил я, хотя это и без того было очевидно. — А месье де Бреску просил меня проследить, чтобы с вами на скачках ничего не случилось.