Зазеркальные близнецы - Андрей Ерпылев

Кстати, вот еще один повод подивиться странному в наши тяжелые времена радушию медиков: кроме фруктов и натуральных фруктовых соков незнакомых фирм-производителей к столу четыре раза в день подавали такие блюда, о которых Бежецкий не мечтал (да и не подозревал об их существовании) и на гражданке, даже в сытые времена позднего развитого социализма. Да и какие разносолы мог пробовать в нежном возрасте Саша Бежецкий, вечно кочевавший со своей офицерской семьей по отдаленным гарнизонам? А когда, наконец окончив школу, он поступил в вожделенное Рязанское училище — небогатый курсантский рацион, “обогащенный” горбачевской перестройкой. Затем Афганистан, Таджикистан, Приднестровье, Чечня, торопливая свадьба, нищенское житье в офицерских общежитиях в кратких перерывах между исполнением служебного долга, так и не увидевший свет сынишка… Скандал в отпуске, чуть было не закончившийся разводом, и снова Чечня. Судя по всему, попробовать нечто подобное после “рая” и не удастся, и Александр рубал деликатесные харчи, как говорится, впрок, надеясь сбросить лишние калории на тренажерах (ну и не только на тренажерах, …).

Одним словом, Александр стремительно выздоравливал, что и констатировал с удовлетворением Георгий Иванович, лечащий врач, так и не сообщивший благодарному пациенту своего воинского звания (несомненно, не низкого), несмотря на его просьбы. Настал день, когда майора переодели из опротивевшей пижамы в сногсшибательный гражданский костюм и перевели в другое, не менее люксовое, жилище.

К этому времени Александр уже понял, что к госпиталю “санаторий”, как он его теперь называл, не имеет ровно никакого отношения. Скорее всего, им, майором воздушно-десантных войск Бежецким Александром Павловичем, 1966 года рождения, русским, не бывшим, не состоявшим, имевшим, и т.д. и т.п., заинтересовалась Служба. Какая именно, почему и, главное, с какой далеко идущей целью — Александр не знал, да и не особенно желал вдаваться в подробности. Старый служака, как он сам себя небезосновательно характеризовал, весьма неглупый, майор твердо знал одно: скоро халява неизбежно закончится. А по ее окончании один бог знает (кстати, и в палате и в его нынешнем номере в красных углах висели иконы, причем даже на дилетантский взгляд потомственного атеиста, разбиравшегося в иконописи примерно так же, как и в классическом балете, не ширпотреб), куда и в какое дерьмо его зашвырнет завтра судьба-индейка. Поэтому Александр ел, спал, качался на тренажерах, смотрел телевизор, читал детективы и русскую классику (находя их в книжном шкафу апартаментов), резался на компьютере, ранее виденном редко и только издали, в “стрелялки” типа “Doom” или “Quake”, а также приятно проводил вечера попеременно то с Валюшкой, продолжавшей преданно бегать к бывшему пациенту, то с еще одной, весьма незаурядной во всех отношениях, девицей — Ингой, по совместительству (или по ошибке, что более похоже на правду) служившей в этом веселом доме (не поймите превратно) горничной.

Кстати, в постели с последней он от скуки начал оживлять свои познания в немецком языке, казалось прочно забытом еще со школьной скамьи. Инга оказалась остзейской немкой родом из Прибалтики — Александр и не подозревал, что такое возможно после десятилетий ленинско-сталинско-хрушевско-брежневской национальной политики партии — и в минуты расслабления переходила на родной язык. Сначала из любопытства, но затем увлекшись, Александр попытался поддержать фривольный разговор на языке тевтонов и швабов, как выяснилось, довольно успешно. Совершенно случайно он обнаружил на компьютере программу, обучающую немецкому, и, поупражнявшись днем, вечерами потрясал Ингу своим шпреханьем, день ото дня становившимся все более и более уверенным.

Иногда, пресытившись бездельем, Бежецкий посещал местное “офицерское собрание”, размещавшееся на втором этаже роскошно обставленного здания “санатория”, затерявшегося, судя по окружавшему пейзажу, все-таки в Уральских горах (не в Карпатах или Пиренеях же, в конце концов). Контингент, посещавший клуб, был весьма разнороден. Глядя на некоторых завсегдатаев, Александр с трудом воспринимал их как офицеров. Скорее данным индивидуумам подошли бы сугубо гражданские профессии: бухгалтер, врач, учитель… Другие же, напротив, были прямо-таки эталоном офицерства, причем старого, кастового. Щеголеватый вид, выправка, ровное обращение… Никаких тебе, понимаешь, “товарищ”, только “господа”, “сударь”, “мадам”. Как-то само собой возникло желание подражать этим образчикам истинного офицерства, перенимать, так сказать… С одним из них, среднего роста и западноевропейского типа господином, явно кадровым военным, хотя и в цивильном, Бежецкий познакомился как-то вечером за бильярдным столом.

— Штаб-ротмистр Вельяминов Георгий Николаевич, — представился тот, четко впечатав подбородок в узел галстука и лихо прищелкнув при этом каблуками щегольских туфель так, что Александру послышался призрачный звон гусарских шпор.

Приняв предложенную игру, Бежецкий тоже, хотя и не так лихо, щелкнул каблуками:

— Майор Бежецкий, Александр Павлович. Если не ошибаюсь, ваше звание, Георгий Николаевич, соответствует старшему лейтенанту?

— Извините, Александр Павлович, вы не правы, — заметил штаб-ротмистр. — Штаб-ротмистр по “Табели о рангах”, бессмертному творению Петра Великого, соответствует пехотному званию штабс-капитана, а в Советской Армии эквивалентен, скорее, капитану. А ваше звание, господин Бежецкий, более соответствует ротмистру.

— Но ротмистр, насколько я знаю, кавалерийское звание. Какое же отношение я, позвольте, имею к кавалерии?

— Вы правы, ротмистр, воздушно-десантные войска не относятся к кавалерии, но при возникновении авиации во многих странах мира (в Российской Империи, кстати, тоже) на этот революционно новый вид войск были, как бы это выразиться, “спроецированы” кавалерийские звания. К примеру, в США аэромобильные войска даже эмблему переняли от кавалерии и носят на шевроне и в петлицах скрещенные сабли. Мне кажется, вы, ротмистр, имеете прямое отношение к аэромобильным войскам, а?

— Но явно не к американским, штаб-ротмистр.

Они молча играли несколько минут. Штаб-ротмистр играл профессионально, легко и непринужденно, чего нельзя было сказать о Бежецком. Однако майор с детства не отличался обидчивостью и старался учиться всегда, когда предоставлялся случай. Спустя несколько вечеров после знакомства со странным офицером он с удовлетворением отметил значительно возросшее личное мастерство. Теперь он легко обыграл бы всех своих прежних противников, представься такой случай.

Лихо закатив в лузу шар от двух бортов, Александр вернулся к интересной теме:

— А вы, штаб-ротмистр, кавалерист или авиатор?

Вельяминов, опустив кий, пристально поглядел в глаза Александру и заметил:

— Кавалерийские звания были приняты не только в авиации, господин Бежецкий.

Александр быстро прокрутил в голове содержание прочитанной совсем недавно классики и удивился:

— Неужели?…

По-прежнему пристально глядя в глаза Александру, Вельяминов бросил:

— Да, я имею отношение к спецслужбам, ротмистр. Вы меня правильно поняли, я жандарм. Честь имею! — И, осторожно положив кий на сукно, повернулся на каблуках и оставил Бежецкого переваривать услышанное.

Переваривал и делал выводы Александр долго. Вечерами он продолжал сражаться на бильярде со “штаб-ротмистром”, иногда вызывая того на беседу и анализируя услышанное. По всему выходило, что влип майор на этот раз во что-то весьма странное, выгонять его вроде бы пока не собираются, но и события не форсируют, готовя к чему-то и терпеливо ожидая от Бежецкого резких телодвижений.

Дня через три Александра, валяющегося после обеда на кровати, осатаневшего от безделья и неизвестности, посетила светлая мысль:

— Таньша, а Таньша! — позвал он копошившуюся по хозяйству в одной из четырех комнат люкса горничную.

Таня, сменщица Инги, была местной уроженкой и любила, когда “барин”, как она дурашливо называла Бежецкого, звал ее именно так. Надо сказать, это была самая безобидная из ее заморочек.

— Тань, а не принесла бы ты мне бумаги листок и конверт?

— К чему это вам, барин?

— Да старикам черкнуть хочу.

— А-а!

Таня повернулась и неторопливо пошла продолжать прерванное занятие, а Бежецкий с нетерпением принялся ожидать результатов своей “провокации”.

Результаты, как водится, не заставили себя долго ждать.

За ужином в клубе к столику майора подошел один из вестовых, как Александр про себя называл подтянутых молодых людей, постоянно молчаливо сновавших по зданию “санатория”, и сообщил:

— Александр Павлович, вас просят зайти после двадцати часов в кабинет номер четыреста три.

“Началось!” — радостно подумал Бежецкий и, вежливо поблагодарив вестового, вернулся к трапезе.