Туманные темные тропы - Константин Бояндин

– Да-да. А теперь молчите! Просто лежите и слушайте Лес.

– …Вейри? – позвал доктор минут через тридцать. Закат надвигался, а вместе с ним приходили сумрак и прохлада. – Может, перебраться в палатку? Вы как, не проголодались?

– Ой, нет, я наелась на неделю! – она уселась. – Приготовьте пока всё в палатке, а я вам ужин сделаю. Не спорьте! Вы же хотите есть!

Как всё изменилось, подумал доктор. Тогда мы даже в броневике побоялись бы оставаться в Лесу. Только в воздухе, да повыше, да под силовыми полями. А сейчас – сейчас никакой опасности. Даже намёка. Лес принял людей, и только Умнику мерещится что-то неладное. По словам Рони, Умник постоянно говорит, обиняками да полунамёками – что-то будет, это спокойствие кажущееся.

– Здорово, да? – Тевейра зажгла лампу. – Переодеться?

– Что, простите?

– Переодеться для вас?

Он понял, о чём она, и ему стало нехорошо. Нет, наоборот, стало настолько хорошо…

– Да, – он смотрел в её глаза, и она не отводила взгляда, и улыбалась. Палатку уместнее назвать домом – настолько высока и просторна. Или крепостью – её хрупкость обманчива, когда включена защита, не взрежешь и не сомнёшь, не каждое оружие возьмёт. Армейская. Оставил себе на память. Правда, именно в ней его и сцапал пожиратель…

– Майер, – позвала она. – Только я и вы, да?

– Да, – он потёр лоб. – Простите. Только я и вы.

…Он смотрел, как она переодевается… ведь знает, что делает, вгоняла его то в жар, то в холод – неприступная и близкая одновременно, суровая и ласковая, гневная и нежная… Она облачилась в другой тефан – он казался полупрозрачным, и взгляд (а может, воображение) позволял видеть её всю. С головы до пят. Великое Море… как она умудрилась остаться нетронутой? Он не спрашивал, сколько у неё было клиентов, но понимал, что много.

Она уселась перед ним, нахмурилась… Майера как холодной водой окатили. И пропало, исчезло желание, жар угас, осталось просто восхищение. И её притягательный, чарующий аромат…

Она придвинулась, взяла его за плечи.

– Так я это делаю, – шепнула она и поцеловала. Впервые поцеловала в губы. – Вы ничего не хотите и не можете, верно? – она улыбнулась. – Меня никто не тронет, если я не захочу. Майер, не надо! Не думайте о них! Я ваша, неужели вы не понимаете? Только ваша!

Он прикрыл глаза.

– Посмотрите на меня! – потребовала она. – Майер, ещё раз закроете глаза, я обижусь! Очень сильно обижусь!

Он повиновался. Пусть будет, что будет, решил он. Хватит уже беспокоиться о том, что не в моей власти. Я не обижу её. А всё остальное неважно.

– Умница, – она поцеловала его ещё раз. – Ложитесь! И спрашивайте. Вам так приятнее, я знаю.

Стемран, Лес, долина Рассвета, Техаон 4, 113, 1:25

Майер проснулся, как включился – «все системы функционируют нормально». Смешно. Сейчас он может над этим посмеяться. Тевейра спит рядом, прижавшись к нему. Вроде и ложились к разным стенкам, но вот она, рядом. Улыбается, и не знает, что я сейчас вижу её всю, и что в голове опять становится горячо…

Она потянулась, медленно и сладко, и отвернулась, продолжая улыбаться, натянула на себя покрывало. Майер улыбнулся. Я всё равно видел. И она знает, точно, знает. Мерона, Мерона… ладно, Майер, хватит причитать и думать о том, что не в твоей власти. Живи сейчас. Вот как она. И не бойся будущего. Как она не боится.

Организм требовал совершить одно конкретное и неотложное действие. Майер набросил плащ – ночь всё-таки – взял фонарик и пульт, палатку так просто не открыть. Тевейра попросила оставить потолок полупрозрачным. Какая роскошная Луна!

…Организм быстро удовлетворился и намекнул только, что утром будет жутко голоден. Вот я и выспался, понял Майер, и могу теперь гулять по Лесу до умопомрачения. Не этого ли хотел?

Ему показалось. Вначале показалось. А потом сработал рефлекс, уже почти что инстинкт – опасность рядом. Тогда это тоже было так: человекоподобная фигура, она брела по лесу, вроде сама по себе, но вдруг ускорялась, невероятно ускорялась и оказывалась рядом с тобой. И распадалась на облако крохотных, прочных и очень агрессивных «пчёл». Терминатор. Броня высшей защиты была только у военных, нам выдали что-то попроще, и однажды мы видели, как туча пожирает человека, на котором был вот такой вот лёгкий костюм. До сих пор не забыть тот кошмар.

Движение справа, на границе видимости. Майер посветил фонариком – животное, кто ещё может быть? Но фонарь выхватил не животное, а человеческий силуэт. Человекоподобный.

Рефлексы сработали мгновенно – повернуться, включить костюм в режим зеркала – быстро истощит батареи, но если не включить – сожрут заживо. И бегом назад, туда, где с небес спустится боевая машина, и подберёт тебя… Он не успел понять, что нет машины, нет костюма, что никакие сенсоры ничего не включат. Нет уже роботов, нет войны, ничего нет.

– Майер? – окликнули его. Он чуть не вскрикнул. Тевейра, в своём полупрозрачном тефане. Когда успела надеть? – Что такое? На вас лица нет!

– Там, – Майер снова посветил. Никого и ничего. Естественно, взбредёт же такое в голову! В палатке полно датчиков, и настраивали их именно на роботов. Незаметно не подползёт.

– Вам приснилось, – она обняла его. – Там ничего нет. Лес добрый! Он никого сюда не пустит! – она поклонилась – надо полагать, Лесу. Майер повторил её жест. – Идёмте, рано ещё!

– Я уже не усну, Вейри.

– Посмотрим! – улыбнулась она. – Всё, бегом в палатку, я сейчас приду!

Он чуть не покраснел. Вейри так выглядит в свете Луны… Он понял, что она ждёт, пока он отвернётся, и поспешил назад.

Когда он снова проснулся, рассвет уже накатывал на Лес. Ещё минут десять, и солнце ударит сквозь крышу им в лицо. Тевейра лежала рядом, и теперь он точно всё помнил, каждую деталь. Она пришла, и разделась, так же, как раздевалась до того, и в лунном свете выглядела… не описать. Повязала пояс от тефана поверх головы и легла к нему. На невольный вопрос, зачем закрыла голову, пояснила – нельзя. Всё остальное ваше, доктор Майер. Пожалуйста, не обижайте меня. Так и сказала – не обижайте.

Как он мог её обидеть? Она прижалась к нему, и снова бросало то в жар, то в холод. Он погладил её – просто погладил, не прикасаясь нигде кончиками пальцев, да и толку от кончиков, в которых всё давно умерло, и вживлённые датчики просто сообщают, что примерно нужно чувствовать. Но она чувствовала, и выгибалась, как кошка, и ей было хорошо, и то было не притворство. Странная была близость без близости, и нет, не напрасно она завязала голову, ведь пальцам хотелось именно туда.

Не обижайте меня!

Ещё позавчера я не знал, что ты существуешь, а сейчас не знаю, как это возможно – мир без тебя. Мерона, ты всё поймёшь и увидишь – мы были с ней, и не были, она не хочет становиться между нами, хотя и ей очень трудно сдерживаться…

…Меня взяли в обучение с тринадцати лет. Как только встретила первую Луну, сразу взяли. Мама со мной долго говорила, и стеснялась немного, а я всё сразу поняла. И вовсе не думала ничего плохого, что может быть плохого в том, что самое естественное между людьми? Ну конечно я всё знала, это вы только так думаете, что дети ничего не понимают и не знают. Десять лет нас учили и голова трещала, и чего только не было! В школе все учатся по семь лет, а у нас было три, и предметов гораздо больше! А медицина? Я ужасно боялась, и противно было, а потом научилась и привыкла не замечать. Ну за младенцами же ухаживаем, и ничего! Люди же, и всё, что внутри – тоже люди, без этого никак. Ничего, сумела, у нас все работают в больницах, два года обязательной работы и учёбы, и розг там не жалеют! Да, я не шучу, именно розги! Мама учила нас, ей было труднее всего, ведь все Aena Rinen из Старого Мира отказались обучать её – выскочка, из бедняков, да ещё учёный, а на таких смотрят как на зачумлённых. Мама говорит, её приговорили к смерти там, в Старом Мире, за то, что посмела назвать себя хозяйкой Луны, за то, что обучила нас и за то, что мы следим за порядком. Но я точно знаю, они приезжали к нам, девочки их видели, и парни тоже, а двое даже работали с ними. Они не извинятся, но я думаю, они маму не тронут… А потом было самое страшное, когда мы начали учить эти точки, и как управляют человеком, и как чувствовать мысли, и обучались терпению, и учились играть совсем другого человека, а потом сбрасывать его, я не объясню вам, это как змеи кожу сбрасывают. Я так пугалась, знаете, очень трудно не потерять саму себя! Ты так привыкаешь ко всему наигранному, и вживаешься в выдуманную жизнь, и нужно потом расстаться, и забыть его или её. Да, я и с женщинами была… Ой, ну вы как маленький! Эти гадости про нас выдумывают, неужели не понятно? С женщинами труднее, нам не бывает наспех, это вам, мужчинам, немного нужно, получили своё, и через пять минут вас не добудиться. Что, не так? Ой, ну сразу обижаться! Это просто природа, вот и всё, я же не в укор вам. Да. И языки тоже изучали, конечно, и там тоже розги, не то число, не то наклонение… Айри, вы как маленький, ну правда! Хорошо, я скажу. Только я касаюсь клиентов, они меня не смеют. Нет, ниже пояса – никогда, за это у нас могут и казнить. Очень строго! Успокоились? Сколько у меня их было? Я отвечу, но только один раз. Девяносто три. Все остались довольны, кроме вас. Ну дались вам женщины! Двадцать их было. Я с ними отдыхаю, а с вами так устаю… Нет, я не про вас лично. Не обижаетесь? Айри, это очень интересная работа. Знаете, что мама говорит? Что если клиент от тебя ушёл таким же, каким пришёл, ты не заработала свои деньги. Они должны уходить лучше, чем были. Да. Да-да-да! Вот поэтому нужно всё забывать, поэтому нужны новые имена. Да. А знаете, что мне будет, если узнают, что я вам рассказала? Сказать, что будет? Я знаю, что вы не скажете. Да я почти ничего не рассказала, что вы. Только самое главное. Хотя вру, вы у меня самое главное. Да. Всё, я устала, подвиньтесь! Всё ваше, кроме головы… Не обижайте меня!