Биение жизни. Почему сердце – наш самый важный орган чувств - Ширли Сойль

а бабушка опускалась на колени на скамью рядом со мной и молилась. По дороге домой она каждый раз рассказывала мне одну и ту же историю о тридцатилетней войне. Бабушка помнила ее так, будто участвовала в ней сама. Ее «МЫ» включало в себя не только ее семью, но и всю нашу деревню безотносительно времени. Солдаты разрушали и грабили. Мужественный святой отец, последний из выживших, остался в монастыре, переодевшись в крестьянина.

– Но на горе Ванненберг, там, где сейчас стоит часовня, – голос бабушки становился тише, – солдаты схватили его и повесили на дубе.

И она перешла на благоговейный шепот.

– Но Мария поспешила к нему на помощь и сделала так, что веревка его не удавила.

Я видел Марию перед собой. Она слетела с неба, ее волосы развевались, напротив груди у нее было красное сердце из плоти и крови. Сегодня я удивляюсь тому, что эта икона стала местом паломничества. В религии тоже скрыто множество тайн.

Смерть через повешение меня, мальчишку, очень занимала. Бабушка разрешала мне смотреть вестерны, а там без веревки не обойтись. Почти в каждом фильме кого-то вздергивали на дереве, часто единственном во всей прерии. Но в последнюю минуту несчастного спасали. Я знал, кто за этим скрывается, даже когда она отправляла своих гонцов в виде индейцев. В дни, когда в деревне забивали какое-то животное, я с нетерпением ждал сердца, и мне всегда нравилось есть его больше, чем все остальное. Свежайшее сердце доставали из кипящего котла, делили на части, и всем, кто стоял впереди, доставалось по кусочку.

Однажды мама подарила мне книгу о Деве Марии-помощнице в Пфаффенхофене. Это снова была она, добрая Мария: на этот раз она явилась набожной, отчаявшейся девочке. Неужели каждый человек подвергался такой опасности? Я бы не хотел, чтобы ко мне явилась Мария. Не хотел, чтобы мне в дар принесли мясистое красное сердце. Если ситуация выглядела опасной, я плотно зажмуривался, чтобы не пришлось смотреть на Марию и ее истекающее кровью сердце, когда она пролетит мимо меня. Я этого очень боялся. В гимназии Кларетинов, где я учился, мадонна тоже была изображена с открытым сердцем, пронизанным несколькими стрелами. Иногда у нее на груди было изображено лишь красное пятно, и тогда смотреть на нее было приятнее. Монашеская община называет себя «Сыны непорочного сердца святой Девы Марии». Обнаженная Мария, с оголенным сердцем, милосердная. Кларет, в честь которого названа школа, был миссионером на Кубе; 500 годами ранее испанские завоеватели жестоко расправились с ацтеками. У ацтеков тоже были странные обычаи: у человеческих жертв из живого тела вырезали сердце и протягивали его, еще бьющееся, навстречу богу солнца. Они обладали удивительными хирургическими способностями, ведь так быстро и так бережно извлечь сердце, чтобы оно продолжало биться, очень нелегко. Прежде всего, нужно стремительно вскрыть грудную клетку. Поэтому ацтеки одним разрезом рассекали кожу и мышцы на левой реберной дуге и выхватывали сердце снизу. Если все это проделать молниеносно, тогда сердце действительно еще какое-то время будет биться без мозга и тела. Оно автономно, и мне известно об этом со времен детства.

Моя бабушка жила на ферме. Ее куры свободно шныряли вокруг. По вечерам нам, детям, разрешалось искать яйца. Мне часто везло находить яйца в сарае за бочками с дизелем для дедушкиного трактора. Также нам нравилось гоняться за курами, однако мы ни одной так и не поймали, разве только почти. А бабушке это удавалось. Она стремительным движением хватала жертву, клала ее на пень и отсекала голову топором. Однажды она держала курицу за голову, а не за туловище, и затем с головой курицы в руке наблюдала, как курица от нее убегает. Птица добежала до грядок в огороде. Это произвело на меня неизгладимое впечатление, и еще долго я при слове «обезглавленный» вспоминал эту курицу. Без головы далеко не убежишь. Но и без сердца тоже.

Иерархия в сердце

Обезглавленная курица умерла, и в воскресенье ее съели. Для меня это было совершенно нормально, и никакого страха я не испытывал. Зато до жути боялся внезапных явлений Девы Марии. Больше всего меня интересовала истинная природа сердца и то, почему курица бегает без головы. Не думаю, что, будучи ребенком, я когда-либо намеревался помочь Марии и другим мадоннам, выполнив им операцию на сердце или зашив вскрытую грудную клетку. Я изучал медицину и посвятил свою докторскую диссертацию мультимедийным симуляциям сценариев пациентов с больным сердцем, которые тогда только появлялись. Сочетание медицины и технологий меня очень увлекало, в годы студенчества на рынке появились первые компьютеры; моя компьютерная игра Atari и я были не разлей вода. Спустя какое-то время в Немецком Кардиологическом Центре в Берлине я заметил, что не буду счастлив просто как кардиолог, даже если буду много заниматься технологиями и компьютерными симуляциями. Я хотел подобраться к истинному, настоящему сердцу. Через отделение общей хирургии в Мюнхене я, наконец, достиг своей цели: получил должность интерна в кардиохирургии.

На разных этапах своего профессионального пути я концентрировался на основной специальности, хирургии и становился все лучше, о чем мог судить по тому, что операции были все сложнее. Теперь мне доверяли и самые тяжелые случаи, которые изначально были связаны с большим риском: критические ситуации, почтенный возраст пациента, множество сопутствующих заболеваний, состояние после инсульта или сердце с неудовлетворительной насосной функцией.

На протяжении долгих лет я (возможно, как большинство кардиохирургов) смотрел на сердце исключительно как на насос, который частенько доставляет нам проблемы. Конечно, жизнь пациентов зависела от этого насоса, но в операционной я видел прежде всего оранжевый прямоугольник дезинфицированной грудной клетки, окруженной стерильными зелеными простынями. Мужчина передо мной или женщина? Не важно. Главное для меня – починить насос. Как любил говорить один мой коллега: я потому кардиохирург, что предпочитаю пациентов под наркозом.

Я его прекрасно понимал, ведь только так можно полностью сосредоточиться на работе. А с «остальным» пусть разбираются психологи или другие врачи.

Я знаю одного патологоанатома, который произносил еще более леденящие кровь слова: холодные пациенты мне милее, чем теплые. Для того, чтобы пациент не угодил на стол к патологоанатому, кардиохирург должен научиться сохранять хладнокровие даже в самых безнадежных