План на первую тысячу лет - Светлана Цыпкина

срыв Армагеддона, Сатана ему больше не покровительствует, и если в противостоянии с Хастуром у него еще имеются какие-то шансы, то умная и хладнокровная Дагон легко прикончит опального демона. Нет, сначала уволочет в преисподнюю, запытает до безумия, и он не выдержит: выдаст их с Азирафелем секрет… Собственно, пытка уже началась: этим двоим не так уж важна тайна святой воды, они просто наслаждались его страхом, унижением, растерянностью, и теперь намерены продлить удовольствие, отсчитывая ему дни оставшейся жизни.

Кроули обвел тоскливым взглядом гостиную. Кто бы мог подумать, что эта любовно обставленная квартира, которой он так гордился, превратится в клетку, в тесную нору, а сам он из хозяина сделается загнанным, дрожащим зверем?

А еще он должен отдать «бентли». И покорно смотреть, как над ним станет измываться Хастур.

Кроули глухо зарычал. Рычание перешло в шипение, и кресло, в котором сидел демон, опустело. Из атласа и хлопка человеческой одежды выползла огромная черная змея. Поблескивая чешуей, она направилась в зимний сад, и растения, чувствуя ее приближение, задрожали. Но боялись они напрасно: змея подползла к стоящему среди кадок автомобилю, скользнула по капоту, коснулась лоснящимся боком крылатой буквы «В» и пробралась в салон. Шипение из грозного сделалось ласковым, в нем слышалось что-то наподобие «вмес-с-сте» и «с-с-сох-х-храню».

В салоне длинное тело свернулось кольцами на водительском сиденье, голова замерла над спинкой. Миг — и за рулем уже сидел Кроули, полностью одетый.

— Клетка? Нора? Это мы еще пос-с-смотрим.

Он вытащил из бардачка очередную пару темных очков и не спеша надел их. Завел двигатель, включил фары, вдавил педаль газа в пол и направил автомобиль прямо в высокое, — от пола до потолка — окно.

Сколько этажей было до земли, его не беспокоило.

* * *

Блинчики у наследницы Агнессы Псих получались божественные. Азирафель расхваливал их на все лады, и так увлекся, что едва не забыл, зачем пришел. Вовремя спохватившись, он в благодарность за вкусный обед потихоньку благословил гостеприимный дом со всеми обитателями, и попросил у Анафемы книгу пророчеств.

Разумеется, та была выдана без возражений. Увы, ангелу даже не пришлось брать ее домой: пролистав фолиант, он убедился, что память не подвела его. Агнесса ничего не сообщала о матери Антихриста.

— Видимо, даже такой феноменальной прозорливости положен предел, — вздохнул ангел.

— Я могла бы опознать ее по ауре, — Анафема очень хотела помочь в поисках. — Но, конечно, сначала надо разыскать эту женщину… Эх, ну зачем мы сожгли новые пророчества!

— Сожгли?..

— Ах, да, вы же не знаете… На другой день после тех событий, — вы, понимаете, о чем я, — нам принесли посылку, толстую стопку бумажных листов, всю исписанную предсказаниями Агнессы — самыми новыми, никто из нашего семейства ничего не знал о них! На первой странице речь шла обо мне, на второй — тоже… Вот мы с Ньютом и решили, что не хотим предопределенности, она отравляет жизнь, — ведьма чуть не плакала, — и сожгли все бумаги на заднем дворе… Но мы и подумать не могли, что ее пророчества теперь нужны кому-то кроме меня, ведь Антихрист уже найден!

— Да, одно из них здорово нам помогло, — Азирафель взял себя в руки и, хоть и был не на шутку расстроен, сумел ободряюще улыбнуться: — Мне кажется, вы с Ньютоном все сделали правильно. Всеведение на самом деле вещь довольно обременительная, а предопределенность противоречит самому принципу свободной воли. Вам, людям, она точно ни к чему.

Память, как уже говорилось выше, старалась не подводить ангела. Сам же ангел ее не на шутку боялся. Она в любой момент могла опрокинуть его в бездну горьких событий прошлого, растравить, казалось, давно заживший след угрызений совести, и вдобавок отличалась редким упрямством: подбросив какой-нибудь невнятный намек, мелкий фрагмент, она вцеплялась в мозг, как клещ, и требовала во что бы то ни стало вспомнить остальное.

Азирафель не заметил, как добрался домой. Ехал ли он на автобусе? Шел пешком? На улице был день или вечер? Все заслонило беспорядочное мельтешение обрывков воспоминаний: потрепанный том in quarto, выцветшие чернильные строчки, 1941 год, не покупать «Бетамакс»… Ах, да, нацистские агенты!

Конечно, Азирафеля тогда обвели вокруг пальца, по его же собственному выражению. Но все-таки он оказался не так прост, как выглядел: рассказывая немцам о единственном уцелевшем пророчестве Агнессы Псих, ангел не упомянул о приписке от руки, что была сделана на полях каталога издательства «Билтон и Скэггс» 1655 года.

Книга обнаружилась на своем месте в шкафу — именно там, куда сам Азирафель когда-то поставил ее и не трогал семьдесят с лишним лет.

Кто-то, быть может сам Билтон (во всяком случае, именно ему принадлежала идея публикации пророчеств Агнессы), рядом с отпечатанным предсказанием о «Бетамаксе» нацарапал вкривь и вкось: «Четверо родят пятого, поставят на перекрестке четырех дорог, рукой подать… Торговые ряды таковы, что длиннее нет… Повозки самобеглы, послушны слову, движимы диавольской силою… Все началось под древом в середине круга. У старого маяка белый станет серым».

Азирафель вновь и вновь перечитывал эти строчки. Зачем издатель «Превосходных и недвусмысленных пророчеств» записал их? Быть может, его привлекли «самобеглые повозки»? Конечно, на дворе середина семнадцатого века, промышленная революция, мануфактуры, через каких-нибудь сто лет изобретут паровоз…

Впрочем, Агнесса упомянула повозки как принадлежность некоего места, которое привлекло ее внимание. Что-то там началось важное, в кругу, где дерево… Погодите-ка… А что, если это — подсказка?

У Азирафеля перехватило дыхание. Не торопись, осадил он сам себя, в случае с Антихристом имелось прямое указание, а тут пока сплошной ребус, который неизвестно к чему приведет. Но отчего бы не попытаться его разгадать?

Глава 5. Пять шаров в секунду

Queen в этот раз пели решительно не в тему. Нет, когда «бентли» с грохотом и звоном вылетел в окно, они грянули «Headlong» и первые кварталы автомобиль проехал под бодрые запилы Брайана Мэя, но потом в магнитоле что-то скрипнуло, и его же голос завел тихо и как-то жалостливо:

Времени нет для нас,

Места нет для нас,

Все ускользает от нас…

Кто хочет жить вечно?[5]

— Представь себе, я хочу! — огрызнулся Кроули. Песня оборвалась, индикаторы на панели устройства погасли.

Магнитолу он больше не включал, под гул мотора думалось лучше. Кроули ехал куда глаза глядят, сворачивал, не замечая дорожных знаков, и не заботясь о том, разрешен ли поворот. Несколько раз за ним увязывалась полиция, но он не был расположен дразнить их и