Меткая Пуля - Густав Эмар

Во время первых недель странствования переселенцы, мало знакомые с жизнью краснокожих, то и дело сопровождавших караван верхом, испытывали невообразимый страх и ежеминутно ожидали нападения свирепых врагов, о которых слышали истории, заставлявшие даже у самых храбрых людей волосы становиться дыбом; но мало-помалу, как это всегда бывает, они свыклись с постоянной угрозой нападения индейцев, и хотя тщательно принимали меры безопасности, но постепенно охладели к ужасам, сильно пугавшим их вначале, и почти с презрением стали относиться к ним, полагая, что спокойная и твердая осанка — вполне достаточное ограждение от краснокожих и те не осмелятся сразиться с ними.

Тем не менее в тот день, когда мы встретились с ними, переселенцами овладело безотчетное беспокойство, они точно предчувствовали грозившую им опасность.

Индейцы, которые обычно сопровождали их, как уже было сказано, гарцуя на расстоянии ружейного выстрела от их небольшого отряда, вдруг исчезли. Со времени выступления с последнего места стоянки переселенцы не видели ни одного краснокожего, однако инстинктивно подозревали, что, хотя и невидимые, враги тем не менее находятся где-то поблизости и, может быть, в гораздо большем количестве, чем прежде.

Разумеется, для переселенцев день прошел в тревоге и безрадостном молчании; они шли рядом, зорко оглядываясь по сторонам, подмечая малейший шорох и не спуская палец с курка ружья, однако не имея духу поделиться друг с другом своими опасениями, а только, как говорится, держа ухо востро, в ожидании, что с минуты на минуту на них могут напасть.

Тем не менее день прошел, и ничто не подтвердило их опасений.

На заходе солнца караван достиг подножия одного из многочисленных холмов, которыми берега реки в этом месте были усеяны в большом количестве.

Джон Брайт сделал сыну, правившему телегой, знак остановиться и подойти к нему.

Пока женщины оглядывались с беспокойством, четверо мужчин, собравшись в кучку в нескольких шагах позади них, с жаром разговаривали между собой.

— Друзья мои, — сказал Джон Брайт своим спутникам, внимательно слушавших его, — день клонится к вечеру, солнце уже заходит, пора подумать о ночлеге. Скот утомлен, да и мы сами должны собраться с силами для трудов следующего дня. Я полагаю, если не будет возражений, что нам следует воспользоваться последним светом и разбить лагерь.

— Да, — ответил Джеймс, — на вершине этого пригорка укрепиться легко…

— И за несколько часов, — перебил Уильям, — мы сможем превратить его в недоступную крепость.

— Большого труда будет стоить поднять телегу на пригорок, — сказал отец, качая головой.

— Это не так трудно, как вы полагаете, хозяин, — возразил Сэм, — стоит только немного поработать.

— Каким же это образом?

— Сперва мы все вынем из телеги, — ответил слуга.

— Ив самом деле! Пустая она легко въедет наверх.

— Гм! — задумался Уильям. — Стоит ли, отец, брать на себя такой труд? Ночь пролетит быстро, и мне кажется, что нам лучше было бы просто остаться там, где мы теперь находимся. Место здесь прекрасное, река, чтобы напоить скот, всего в нескольких шагах отсюда.

— Нет, здесь оставаться нельзя, место слишком открытое, нам негде укрыться в случае нападения индейцев.

— Индейцев! — вскричал молодой человек со смехом. — Но ведь мы не видели ни одного индейца за весь день.

— Это правда, Уильям, краснокожие скрылись, но, сознаюсь вам откровенно, именно это исчезновение мне непонятно и тревожит меня.

— Почему же, отец?

— Я думаю, что они скрывались, потому что приготовили нам засаду и не хотят, чтобы мы догадались, в какой стороне они находятся.

— Вы так полагаете, отец? — беспечно переспросил молодой человек.

— Я уверен в этом, — серьезно сказал переселенец. Слуги утвердительно закивали головами.

— Извините меня, отец, если я не разделяю вашего мнения, — ответил молодой Брайт. — Я, напротив, убежден, что эти краснокожие дьяволы, так долго следившие за нами, наконец-то поняли, что с нас нечего получить, кроме хорошей трепки, и, как люди осторожные, отказались от дальнейшего преследования.

— Нет, ты ошибаешься, сынок, это не так.

— Позвольте, отец, — с живостью возразил молодой Брайт, — я замечу вам нечто, отчего вы, вероятно, склонитесь к моему мнению.

— Говори, сынок, ведь мы собрались, чтобы свободно высказать свои мысли и принять то решение, которое сочтем наилучшим. Речь идет о наших жизнях, и при таких важных обстоятельствах я никогда не простил бы себе, если бы пренебрег хорошим советом, от кого бы он ни исходил. Говори же без опасения.

— Вам известно, отец, — сказал молодой человек, — что индейцы смотрят на честь иначе, чем мы, а именно: когда успех экспедиции для них не очевиден, они без стыда отказываются от нее; их главная цель — нажива.

— Все это я знаю, но не вижу, к чему ты клонишь.

— Сейчас поймете. Вот уже более двух месяцев, как с самого восхода солнца, когда мы выступаем в путь, и до заката, когда мы обычно останавливаемся, краснокожие следят за нами шаг за шагом; ни на одну минуту нам не удалось избавиться от беспокойных соседей, от которых не укрылось ни одно наше движение.

— Это верно, — согласился Джон Брайт, — но что же из этого, сынок?

— Проще ничего быть не может, ей-Богу! Они убедились, что мы постоянно настороже, а потому, если попробуют напасть на нас, непременно будут побиты. Разумеется, они убрались,вот и все!

— К несчастью, сынок, ты забываешь одно.

— Что же?

— Индейцы, вооруженные хуже, чем белые, боятся нападать на них, особенно когда предполагают, что им предстоит сразиться с противниками такими же многочисленными, как они, и кроме того защищенными телегами и тюками. Но здесь все совсем не так! С тех пор, как краснокожие наблюдают за нами, они тысячу раз имели случай пересчитать нас и, вероятно, не преминули это сделать.

— Правильно, — согласился Сэм.

— Итак, они знают, что нас всего четверо, а их по меньшей мере человек пятьдесят. Что могут сделать четверо, при всей своей храбрости, против такого многочисленного врага? Ничего. Краснокожие это знают и будут действовать соответственно: они не упустят случая, когда он им представится.

— Однако… — начал было молодой человек.

— Ты выпустил из вида еще одно обстоятельство, — с живостью продолжал Джон Брайт, — индейцы, как бы многочислен ни был неприятель, никогда не отказываются от нападения, не попробовав хоть раз захватить его врасплох.

— Действительно, — согласился Уильям, — это меня всегда удивляет в них. Впрочем, я и так разделяю ваше мнение, отец, и считаю, что принять меры предосторожности следует хотя бы для того, чтобы успокоить мать и сестру; уже одно это—достаточная причина, чтобы не пренебрегать ими.